Из глубины… (Художник Винсент Ван Гог)

Театр юного зрителя, Казань
живые картины в одном действии

Что общего может быть у Винсента Ван Гога с японским танцем буто? Между тем, именно этот авангардный стиль показался создателям спектакля адекватным духу художника с его жадным желанием «вгрызаться в глубину жизни». Под оригинальную музыку Эльмира Низамова в исполнении вокального квартета звучат строки из писем Винсента к брату Тео, а на сцене вершится внешне скупое, лишенное динамики, но внутренне необычайно концентрированное действо. Картины Ван Гога «Женщины-горняки, переносящие уголь», «Башмаки», «Едоки картофеля» не переведены на язык пластики впрямую. С буто их роднит ощущение природной энергии, глубинной, изначальной подлинности.

Наталия Звенигородская

Ника Пархомовская «История одной свадьбы»

10.01.2017
Блог журнала «Театр»

Театр. продолжает публиковать тексты о спектаклях, номинированных на «Золотую маску»-2017. «Плешивый Амур» московского ТЮЗа претендует на награду сразу в нескольких номинациях. Корреспондент Театра. — о спектакле Генриетты Яновской и о том, в кого стреляет плешивый Амур, и можно ли уберечься от его стрел.


Поеденный ржавчиной мотоцикл без переднего колеса. Весь какой-то кособокий, с разномастными оконными рамами и полустершейся надписью «Улица Засухина», дом, больше похожий на казарму, чем на человеческое жилье. Красный противопожарный щит со всей полагающейся «амуницей»: каской, ведром для песка, багром и т. д. Неуклюжий деревянный стол, за которым и «козла» можно забить, и пива выпить. Покосившийся флигель и рядом с ним дощатый нужник, который вечно занят. Нелепо торчащая посреди двора, кокетливо покрашенная в ярко-зеленое питьевая колонка. Потертое кожаное сиденье — то ли от самолетного кресла, то ли из кабины грузовика. И, наконец, переоборудованная под клумбу древняя покрышка, в которой цветет что-то невразумительное.

Эту поэтическую деталь художник Сергей Бархин расположил так, что она бросается в глаза еще до открытия занавеса, и она же становится главной метафорой нового спектакля Генриетты Яновской. Чудо, появившееся среди мусора и грязи, тем удивительнее, что рождено в абсолютно непредназначенных для этого скотских, нечеловеческих условиях. Но есть ли ему место на улице Засухина (и в нашем мире вообще)? Именно вопрос возможности-невозможности чуда волнует режиссера, а вовсе не давно ею пройденная тема поэзии обыденности. Быт в спектакле Яновской играет ровно ту роль, которую он играет в нашей жизни: подминает, давит, убивает.

Вернее, убивает не он, а люди — самые обычные люди, у которых своя правда и свои интересы. Каждый делает, как ему удобнее и сподручнее: своевольная Лиза, опаздывая на работу (а на самом деле просто до смерти скучая и желая чего-нибудь этакого), убеждает жениха Колю угнать самолет; Коля, страдая от вечных лизиных выкрутасов, от обиды крутит роман с почтальоншей Надей; Надя не может пережить того, что, отсидев в тюрьме за угон самолета, Коля возвращается и женится на Лизе. «Не может пережить» в данном случае не фигура речи, а правда жизни: Надя кончает с собой, выпив уксусной кислоты, а Коля стреляется, осознав, что натворил. Да и просто потому, что не хочет больше жить.

Это нежелание и неумение жить — самая страшная и самая главная тема спектакля. Яновская не дает спуску ни себе, ни зрителям. Непросто приходится и актерам, многие из которых играют «на пределе возможностей». Нет, они не кричат и не бьются в истерике (по крайней мере, тогда, когда это не подразумевается сюжетом Евгения Попова), временами их шепот или молчание пугают больше слез. Особенно впечатляет Максим Виноградов (Стасик, брат Лизы), глазами которого фактически и увидена бесхитростная история одной свадьбы.  Стасик умен, насмешлив, ироничен и наперед знает, что из замужества сестры ничего хорошего не выйдет. Но сколько бы он ни ёрничал, ни щурил один глаз, ни кривил губу и ни сплевывал, изменить ход событий не в его власти: не потому что плешивый Амур уже выпустил свою злокозненную стрелу, а потому что люди упрямы и не хотят ничего слышать.

Колоритная мать Стасика и Лизы (в острохарактерном, отчаянно смешном исполнении Марины Зубановой) так рада сбыть норовистую дочь с рук, что в упор не замечает пугающего темперамента ее порывистого жениха. Сама Лиза — Мария Луговая — резкая и угловатая, совершенно безжалостная к себе и окружающим, одновременно циничная и удивительно романтичная — так мается в этой провинциальной дыре, что готова выскочить за любого, лишь бы не бил и не пил. Кукольных дел писатель Утробин (Александр Тараньжин мягко, почти акварельно играет трагедию человека талантливого, но нереализованного и это осознающего) заигрывает с Лизой, вообще не думая о последствиях. Возомнивший себя французом и возжелавший романтики Владимир (Вольдемар) Шенопин бросает жену и малых детей, не мучаясь сомнениями по поводу их будущего (стоит ли говорить, что расплата неминуема и явится на сцену в лице брошенной супруги и обоих детей). Работяга-забулдыга Сергей Александрович (не Есенин) селит у себя сбежавшего из дому коллегу, не предвидя, что тот захочет отнять его комнатенку. А директор шашлычной Свидерский — вор и проходимец — берет на работу дурачка Аникушу, даже не подозревая, что это переодетый лейтенант милиции.

Будущее столь туманно (вот, обещали дать новые квартиры, вот, говорят, что всех расселят, вот, выйду замуж и заживем), настоящее столь отвратительно, что жить можно лишь в мечтах и фантазиях. Шенопин мечтает о Париже, Коля о Лизе и самолетах, а кукольник о жизни без компромиссов. Но мечты тонут в очередях за продуктами, партийных собраниях и на дне водочной бутылки. Вознестись над повседневностью, наплевать на грубую, скучную реальность не удается никому из героев — ни живым, ни мертвым.

Генриетта Яновская никогда не отличалась мягкостью, ее спектакли всегда были яркими «я-высказываниями», предельно внятными, жесткими и неутешительными. Но столь радикального послания из ее уст мы, пожалуй, давно не слышали. Возможно, неслучайно она сама решила сыграть одну из ключевых ролей в этом печальном и безнадежном спектакле — персонажа, который ни разу не появляется на сцене, но в голосе которого вся боль, все страдание героев «Плешивого Амура». Это старая мать Коли, которую разбил паралич и которая теперь лежит у себя в комнате одна, всеми покинутая: Лизу она раздражает своей немощью, Нади, которая мыла ей полы и выносила горшок, больше нет. Коля покончил с собой. Что ждет старуху, кроме верной смерти? Что ждет всех нас?

Звучащий в финале из уст Игоря Ясуловича вопрос, есть Бог на свете или давно оставил нас горемычных — вовсе не риторический. Такое ощущение, что он и правда покинул этот мир — не только красноярское захолустье начала семидесятых, но Москву середины десятых. И, если верить Яновской, ждать Спасителя не приходится.

С премьерой!

Ура! Прошёл второй день премьеры спектакля Камы Гинкаса «Всё кончено». Поздравляем режиссёра! Поздравляем артистов: Ольгу Демидову, Оксану Лагутину, Викторию Верберг, Валерия Баринова, Игоря Ясуловича, Анну Ежову, Софию Сливину, Арсения Кудряшова, Илью Смирнова! И всех, кто работал над выпуском!

Сюжет телеканала «Культура» (с 10.40 мин)

© фото: Елена Лапина

© фото: Елена Лапина

Уважаемые зрители!

Мы вынуждены сообщить вам, что спектакль «Кроткая» по техническим причинам переносится с 17 января на 27 января.
Приносим свои извинения за доставленные неудобства.

Всё кончено

В фойе МТЮЗа, в новом спектакле Камы Гинкаса, вновь по пьесе Эдварда Олби, в предельной степени искренности, предельной степени достоверности – бесстрашный и бескомпромиссный разговор о любви и смерти, о вечной их оппозиции. Почти шепотом о великой тайне жизни, о том, что все кончается не тогда, когда приходит смерть. Все будет кончено, когда уйдет любовь.

Герои этой пьесы, как в камере смертников, каждый – наедине с собой, беспощадно погружаются в себя, до основания, до опустошения, в поисках утраченного счастья, в поисках утраченного времени, вместо того, чтобы услышать другого. Вместо того, чтобы полюбить другого, пусть даже «своего палача», того, кто говорит, что пора умирать.

Новости телеканала «Культура» (с 10.40 мин)
Кама Гинкас. Главная роль. Эфир от 1.02.2017