НОЧЬ ТЕАТРОВ

23 марта в 22:00 Театр МТЮЗ откроет свои двери для друзей-зрителей в рамках ежегодной акции «Ночь театров» 2019.

В формате квартирника, домашнего концерта, в жанре музыкально-литературного монтажа читаются и поются стихи любимых поэтов.

Регистрация на наши посиделки откроется 16 марта в 12:00.

Ждём вас в театре!

Ольга Фукс «ПОЛЕТЫ ВО СНЕ И НАЯВУ»

ПТЖ
Апрель 2018 г.

Прекрасная литература советского безвременья и абсурдного реализма, без которой невозможно представить себе Каму Гинкаса и Генриетту Яновскую, занимает бoльшую часть афиши Московского ТЮЗа, которая — нет, «пестрит» не подходит, — скорее, «акварелит» сумрачными и тревожными названиями: «Плешивый Амур», «Четвероногая ворона», «С любимыми не расставайтесь», «День рождения Смирновой», а теперь еще и «Улетающий Монахов». Попов, Хармс, Володин, Петрушевская, Битов… Как оказалось, эти тексты важны и их гораздо более молодым коллегам — вот только в этом сезоне Александре Толстошевой и Сергею Аронину.

Последний уже обращался к прозе Битова: на Сцене под крышей театра им. Моссовета идет его спектакль «Эстеты», где битовский «Человек в пейзаже» скрещен с «Искусством» Ясмины Реза, где и в Париже, и в российском захолустье люди отчаянно ищут искусство в себе и себя в искусстве. И в «Эстетах», и в «Монахове» режиссер Сергей Аронин, выпускник мастерской Е. Каменьковича и Д. Крымова, доверил актеру Сергею Аронину главную роль. Другую роль, которая почти претендует на место второй главной, можно было бы условно назвать ролью автора (хотя у героя Ильи Смирнова несколько имен). Денди в белых одеждах, почти альтер эго Монахова, только сумевший переплавить жизненную руду в изящно отлитое слово и почти успокоившийся в этом, он однажды явится в мир спектакля пьяным восемнадцатилетним поэтом, безнадежно влюбленным не в ту, и Монахов вздрогнет, узнав в нем себя.

Свой «роман-пунктир» Битов писал не один десяток лет, публикуя главы как отдельные произведения, точно роман прикинулся человеком и попробовал прожить человеческую жизнь, взрослея и старея по неведомым ему законам человеческого времени. Сергей Аронин соединил прерывающийся пунктир в единую линию, в графический полетный рисунок. («Что я здесь делаю?» — отчаянно приставал к Петру Фоменко Константин Райкин на репетициях «Великолепного рогоносца». «Стареешь», — сформулировал мэтр сверхзадачу одного из лучших своих спектаклей.) Монахов взрослеет, привыкает терять, учится приспосабливаться, по капле выдавливая из себя любовь, надежды, дерзость, поэзию, пока пресловутый раб (ну ладно, не раб, а постепенно устающий от жизни человек) все удобнее обустраивается в освобождающемся пространстве его души. Монахов стареет.

Вначале его зовут Мальчик, затем Алексей. Мохнатое определение «Монахов» вползает в его жизнь незаметно. Мальчик носит красную шапку и брюки с подтяжками. До очков еще далеко. Мальчик мается у заветной двери, где живет Она, Ася — на несколько лет старше его, красивая, загадочная, неуловимая, ветреная, принадлежащая ему и всем соперникам на свете. Алексей крепко держит Асю в объятиях — и все время теряет ее. Монахов носит очки и солидный пиджак — он больше не находит Асю в самой Асе спустя несколько лет, он почти забыл ее, но ее черты вдруг неожиданно проступают в других женщинах, как бы их ни звали — Наташа, Света, первая безымянная жена, вторая жена… Асю в разные времена и остальных женщин Монахова играют поочередно несколько актрис — Арина Борисова, Марина Гусинская, Алена Стебунова, Ольга Гапоненко, — точно перехватывая друг у друга эстафету любви и обид, надежд и разочарований и образуя вокруг Монахова то ли ауру бесконечной любви, то ли замкнутый круг мнимой близости, который не разорвать, из которого не вырваться. Неизменна только мать, с душевным эксцентризмом сыгранная Оксаной Лагутиной: все понимающая, ревнивая, веселая, навязчивая, заботливая — единственный внятный ориентир в белесом мареве жизни, навеянном белыми петербургскими ночами и темными зимними днями, так и не отдавшими людям ни пяди солнца.

Спектакль светел, как все спектакли, идущие в стерильно-белом флигеле МТЮЗа (пространстве сродни лаборатории, почти операционной), и беден, как быт советского Ленинграда, где единственное приличное платье надо было выкупать из ломбарда, отстояв в длиннющей очереди, а юношеское отсутствие денег оборачивалось метафизической катастрофой и несло в себе привкус обреченности. Лестница-стремянка образует ширму, на ней плакаты «Дверь», «Сад», «Лес»… Натянутая веревочка превращается то в телефонный провод (ах, эта зыбкая и ненадежная проводная связь), то в сушилку для высыхающих детских колготок, ибо дети продолжают рождаться, никак не добавляя родителям смысла. Плакаты срывают один за другим, но ничего не меняется по сути.

При кажущейся простоте спектакль создает эффект матрешки — психологический рисунок стареющего улетающего Монахова точно помещен в рамочку эксцентрических шуток (лучшее лекарство от пафоса), которые особо ценят в этом театре. Закадровый голос ведет нас по действию: «дверь скрипнула и вошла бабка» (входит здоровенный актер Сергей Погосян, играющий множество мелких ролей). «Бабка», — настаивает голос (Сергей Погосян, вздохнув, покорно покрывает голову платком). «И, оглянувшись на Мальчика, прошла как-то бочком… бочком, говорю» («бабка» Погосян, примерившись, выделывает немыслимые антраша, перекрутив все тело, точно игрушку на шарнирах).

Одной из ролей Сергея Погосяна становится одноклассник Монахова, почти что шекспировский могильщик — веселый философ, подружившийся со смертью. Надо же кому-то сообщить Монахову, что Ася умерла…

Надо же как-то ему жить дальше, когда оказалось, что вместе с давно почти забытой Асей из его жизни улетело, испарилось что-то самое важное.

Брак поневоле
Мольер во флигеле

Из театральной пыли, из дуновения ветра, из пустоты – рождается наш персонаж. Его предок – Арлекин из итальянской комедии масок. Здесь его зовут Сганарель, он пришёл из пьес Мольера. Это тот самый Сганарель, что сопутствовал Дон Жуану. Тот самый, кто услужливо распутывает сюжетные интриги, сводит возлюбленных, сам всегда оставаясь в тени.

Но каждому, даже самому второстепенному персонажу, хочется иметь свой сюжет. Сганарель решил жениться! Теперь у него своя собственная проблема: как это сделать и стоит ли?

Впервые Сганарель играет историю про самого себя. Он влюблен. Он по-детски истово верит в чудо, и оно, в ответ, подвластно мановению его руки. Волшебство рождается из его веры. Истинной театральной веры, где картонные небеса полны смысла и красоты, а театральный бог заставляет нас смеяться и плакать каждый раз, как первый.

Андрей Максимов «По поводу обещанного чуда»

05.02.2017
Российская газета

Ни разу не рецензия на спектакль Камы Гинкаса «Все кончено» по пьесе Э. Олби в Московском ТЮЗе.

Писать рецензии на спектакли Гинкаса — абсолютно зряшное занятие: они никому не нужны.

Во-первых, они не нужны самому Каме Мироновичу, потому что мастер такого уровня доверяет себе и близким людям. Во-вторых, они не нужны зрителям, потому что спектакли Гинкаса надо смотреть не в связи с тем, что они понравились (не понравились) пишущим людям, а в связи с тем, что любой спектакль Гинкаса к просмотру обязателен потому, что это спектакль Гинкаса.

В какой-то мере рецензии нужны артистам, потому что им важно, когда их хвалят. В спектакле «Все кончено» — семь персонажей и ни одной плохо сыгранной роли, что само по себе удивительно и редко. О. Демидова, О. Лагутина, В. Баринов, И. Ясулович, А. Кудряшов, С. Сливина, В. Верберг играют виртуозно. На самом деле это и есть подлинный театр, когда на сцене актеры разных поколений создают живых и понятных людей, между ними выстраиваются отношения, которые затягивают зрителя, и в какой-то момент ты начинаешь понимать, что думаешь уже не об этих актерах, и даже не об их персонажах, а о самом себе.

Рецензии на спектакли Гинкаса нелепо писать еще и потому, что работа этого режиссера — тайна. Все равно не разгадать. Нет, можно, конечно, умничать, писать всякие разные красивости. Только это ничего не объясняет.

А ведь и вправду… На мой вкус, пьеса Олби — великая, но скучная. Три часа, которые длится спектакль Гинкаса, пролетают незаметно. Постановка идет в фойе театра. Стол. Шкафы с книгами. Где-то за дверью умирает человек, глава семейства. Его жена, любовница, дети, друг, врач и сиделка ждут его смерти. Разговаривают. Все. Оторваться невозможно. В финале отчетливо слышны всхлипывания. Ловлю себя на трудно переносимом желании вскочить, обнять их всех и сказать что-то глупое вроде: «Да ладно. Не переживайте вы так. Вы хорошие. Вас любят или полюбят обязательно. Так бывает: кажется, что никто тебя не любит, никому ты не нужен, но обязательно находится тот, кто протягивает руку. По себе знаю».

Что ж это такое? Как Гинкас это делает?

Тайна сия велика есть. Ни тебе сценических эффектов, ни танцев, ни грохочущей музыки, ни раздеваний, ни мелькающего света. Люди в зале. И люди на сцене. Люди на сцене относятся к людям в зале с уважением, верят в то, что открытие другого человека, раскрытие чужой боли может быть интересно. Люди в зале в финале встают и аплодируют стоя. Можно написать по этому поводу тысячу красивых слов и ассоциаций. Но они ничего не объяснят.

Помните детское стихотворение: «Ах да, мой друг, по поводу обещанного масла»? Гинкас приучил нас от своих спектаклей ожидать чуда. Так вот, не о чуде, а по поводу обещанного чуда.

Сегодня театру трудно. К нему все пристают, требуют реформ, требуют, с одной стороны, искусства, с другой — заполняемости зала и большого количества премьер. Театр обязан удивлять, иначе зритель ходить не будет. А как переманить нас от блокбастеров или концертов популярных исполнителей?

Начинает царствовать мюзикл. Чтоб не грузить. Чтоб весело, ярко и без напряжения. Зритель отработал свой день, пришел в театр — отдохнул. Не люблю. Но понимаю.

Еще может быть скандал. Обнаженные тела (желательно побольше). Классика в современной обработке — так, чтобы обработки было больше, чем классики. Не люблю. И не понимаю.

На простой, казалось бы, вопрос: что такое театр? — вы не получите сегодня однозначного ответа. Ни от зрителей, ни от создателей. К счастью, есть такие театры, как Московский ТЮЗ, которые понимают театр, как серьезный (не скучный!), глубокий (то есть уважительный) разговор. Если театр перестанет быть тем зеркалом, в которое зритель видит собственные проблемы, если он устанет даже пытаться помочь нам очистить душу, он попросту умрет. Я ничего не имею против развлечений. Но я хочу, чтобы меня, как думающего и страдающего человека, тоже где-нибудь имели в виду. И тогда я иду на спектакль Гинкаса.

Страшно произнести, но если я начал ходить в театр до школы, то получается, я хожу в него полвека. Полвека! И все это время все размышляют о том, что такое современный театр. Почему-то о том, что такое, скажем, современное отношение к Богу, не спорят, а про театр — постоянно. Полвека. И полвека назад. И полвека вперед.

Забавно. На мой же взгляд, во все времена современный театр — это когда действие на сцене затрагивает не только взгляд, но и душу зрителя. Все. Остальное — детали.

Гинкас со своими актерами залезает в нашу душу настолько глубоко, что становится даже как-то не по себе. Но лечение нередко бывает болезненным. Зато полезное.

Мы живем в такое интересное театральное время, когда глубокий, не развлекающий зрителя спектакль кажется существующим вне мейнстрима. А это не так совсем. Постановка, в которой существуют живые люди, выносящие на зрителя свою боль — это, собственно говоря, и есть театр по сути. Мы идем в театр — да, за развлечением. Это важно. Но это еще и школа познания человеческой души. Потому что больше такой школы нет нигде.

… А знаете, что я вам скажу? Идите в театр, идите на спектакль Камы Гинкаса и умрите в нем. Если сможете, конечно. Если готовы открыть свою душу чужой боли. Если готовы проветрить свою душу. Если готовы к сопереживанию.

Эта «смерть» возродит вас. Потому что театр — это очищение. Во все времена.

Агафонов Дмитрий

Агафонов Дмитрий Алексеевич
Актёр.  Родился 16 января 1996 года в городе Подольск. В 2019 году окончил ВШСИ (Театральную школу Константина Райкина), курс К. М. Гинкаса и О. М. Тополянского.
В этом же году принят в труппу театра.

Анжелика Лукина «Быть или не быть? «Брак поневоле. Мольер во флигеле» на сцене МТЮЗа»

4 февраля 2019
rewizor.ru

В комедии абсурда «Брак поневоле. Мольер во флигеле» в постановке молодого режиссёра Александра Плотникова главный герой ищет смысл личной жизни: быть или не быть, жениться или нет?

История про второстепенного персонажа Сганареля, внезапно для себя ставшего главным героем, привлекла внимание студента Высшей школы сценических искусств Александра Плотникова. Посмотрев на многослойную пьесу немного под другим углом, примерив её к современности, молодой режиссёр поставил спектакль «Брак поневоле. Мольер во флигеле», пригласив к работе всего трёх артистов. Премьера состоялась 29 января на сцене Московского театра юного зрителя и стала его дебютной работой. В этот же день однокурсник режиссёра Дмитрий Агафонов также дебютировал на сцене МТЮЗа, но уже в качестве артиста.

Седая шевелюра, чёрная шляпа с полями, клоунский грим и красный нос. Сганарель выходит на пристань. Ему 637 лет. Он говорит об этом, не моргнув, потому что ему есть чем гордиться. Он путешествовал с господином Дон Жуаном, потом придумывал фокусы для Чарли Чаплина, в наше время про него сделали «Снежное шоу», а Мольер написал о нём одноактную комедию.

― Текст: Жан-Батист Мольер. Музыка: Жан-Батист Люлли, ― объявляет Сганарель.

И тут зал замер в ожидании музыки ― вот-вот зазвучат скрипки, клавесин и загадочный трёхструнный октобас. Старинный оркестр исполнит «La Petite Bande» и на сцену под руку с автором пьесы в барочном платье выйдет Доримена, невеста Сганареля. Жан-Батист Мольер представит нам композитора и с поклоном удалится за кулисы, оставив сцену главному персонажу, всегда жившему в тени своих хозяев. Сганарель, видимо, тоже этого хотел, поэтому он скромно стоит на сцене и, как мантру, повторяет имена создателей, ожидая того самого главного героя, за чью спину можно спрятаться или спросить совета, когда не понятно, как поступить.

Место действия ― пристань. Здесь есть всё, что необходимо в поисках ответа на вопрос: стоит ли менять жизнь, к которой ты так привык. Декораций ровно столько, сколько вмещает маленькое сценическое пространство флигеля. Море в виде синего покрывала, вешалка с женским платьем, табуреты, чёрная ширма, дверь и четвёртая стена, сквозь которую непременно нужно пройти.

В спектакле много метафор, нет прямого повествования и следования оригинальному тексту. Язык, словно «червяк, который пытается встать на руки», отчего и складывается впечатление абсурдности происходящего. Режиссёрский поворот от Мольера к театру Беккета и Ионеско, где одинокий человек блуждает в мире, лишённом цели и смысла.

― Фарс и юмор рождаются в пустоте, когда нет никаких смыслов, ― говорит режиссёр спектакля Александр Плотников.  Два артиста театра встречаются с этим чудом ― Сганарелем, как с настоящим подлинным персонажем, после чего мы можем наблюдать, что обычно мир делает с такими людьми, да и с самим Мольером. Помните, все же считали, что он богохульник, и его нельзя хоронить на кладбище, поэтому захоронили ниже святой земли. Враждебный мир притеснял и издевался над ним. Вот и Сганарель всякий раз попадает в нелепые, даже неловкие ситуации.

Для этой истории режиссёр нашёл трёх актёров, которые могут работать в рамках заданного жанра, держать зал, психологически переживать, импровизировать, быть лёгкими и смешными. Все второстепенные роли в спектакле (философов, возлюбленной, её отца, брата, друга и остальных) играют Илья Смирнов и Дмитрий Агафонов. В роли Сганареля — Андрей Максимов.
Выбор актёра был для Александра очевиден:

― Мы очень хорошо чувствуем друг друга. Андрей ― артист, с которым мы совпадаем в прочтении данной роли. Мне достаточно посмотреть, и он уже знает, как нужно сыграть. Это приятно, когда ты находишь актёра, который так чутко понимает, что тебе нужно.

Андрей Максимов ― студент, в этом году заканчивает курс Олега Тополянского и Камы Гинкаса в Школе Райкина. Три месяца назад он уже играл в спектакле МТЮЗа «Дама с собачкой»:

― Я очень хотел попасть именно в МТЮЗ, где нет задачи делать модные спектакли и создавать модных артистов. Генриетта Яновская и Кама Гинкас ставят гениальные спектакли, в которых учат нас понимать профессию и быть артистами! В спектакле «Брак поневоле. Мольер во флигеле» я играю доброго, наивного, нежного, открытого миру и людям человека. В жизни тоже стараюсь быть таким, но не всегда удаётся. Мы с Александром Плотниковым очень долго работали над максимальной добротой и открытостью моего Сганареля. В этой роли нельзя злиться, даже когда тебя провоцируют. Это непросто. Я счастлив, что эта роль у меня появилась. Для меня это первая большая роль, главная роль в моей жизни.

Почему такой второстепенный герой, как Сганарель, стал интересен молодому режиссёру?

― В пьесе есть такая фраза: «Я последний Сганарель. Мне нужно жениться». Я подумал, Гамлет может сказать, что он последний, Дон Жуан может это сказать, а Сганарель ― персонаж другого порядка. Он вроде не может, но ведь говорит, потому что больше никакой веры нет, и он играет свой последний спектакль. Я ученик Камы Гинкаса, а у него история последнего героя ― классическая история.

Семь лет назад Кама Гинкас поставил в МТЮЗе спектакль «Шуты Шекспировы», в котором собрал всех трагических персонажей Шекспира. Александр получил прививку мастера: надо всех любить и ко всем быть открытым. Поэтому сегодня молодому режиссёру проще коммуницировать со зрителем, у него нет особых ожиданий от второстепенного персонажа. И зритель приходит смотреть на неизвестного ему Сганареля без ожиданий, как чистый лист.

Какого зрителя ждёт создатель спектакля? Коллег ― артистов, режиссёров, критиков. Они будут чувствовать себя здесь комфортно. Люди, близкие к театру, знают способы передачи смыслов и хорошо их считывают, живо реагируют, смеясь и аплодируя. Так было и на премьере. А ещё Александр Плотников ждёт неподготовленного зрителя, который совсем не имеет отношения к театру, кто впервые оказался бы в зрительном зале, тем более в таком компактном, как во флигеле МТЮЗа. Первые помогут ему вырасти профессионально, вторые ― понять, что же хочет массовый зритель.

― Я буду смотреть спектакль в зале и слушать, как реагирует публика. Я же всё слышу, ― улыбается Александр.

― Мне кажется, современный зритель видел всё, и его достаточно сложно удивить. Но наш спектакль такого жанра и такой формы, что он способен сделать это, ― считает исполнитель главной роли.

Но это случится только с тем зрителем, который открыт к происходящему на сцене. Если вы готовы просто прийти и смотреть спектакль, не оценивая каждое действие артистов и не сравнивая увиденное с оригинальным текстом пьесы, то режиссёр и артисты уверены, вы получите свою порцию удивления. Известная пьеса Мольера в интерпретации Александра Плотникова заиграла новыми философскими красками, брызги которых зрители унесли на своих парадных костюмах, чтобы вспомнить о добряке Сганареле, когда вдруг придётся столкнуться с ним в реальной жизни.

 

Андрей Максимов «Клоун — это тот, кто не врет»

03.02.2019
Российская газета

Вполне возможно, и даже наверняка, я не объективен, и на то — простите за тавтологию — есть объективные причины. О чем позже. В самом конце.

Однако мысли — их куда деть? Жалко выбрасывать, правда? Все надеешься, что твои мысли пригодятся кому-то, а потому фиксируешь, чтобы люди могли ознакомиться. Может, конечно, мысли твои и не нужны особо никому, но если ты перестанешь их фиксировать, то будешь это уже не ты…

Мысли сначала были про театр, который живой. Живой театр — это что значит? Масса определений. С моей точки зрения, живой — это разный, безграничный. Ничего не имею против театров-музеев, которые многие годы работают в одной манере. Но интересно, когда, занимая место в зрительном зале, совершенно не знаешь, что увидишь, чем именно тебя удивят на этот раз, но точно знаешь: удивят.

Таков Московский театр юного зрителя под руководством Генриетты Яновской. Во времена, когда можно было поменять название коллектива на что-нибудь более солидное (так, скажем, поступил Центральный детский театр, превратившись в молодежный), Яновская ничего менять не стала, потому что «юный» — для нее определение не возраста зрителя, а, если угодно, его качества. Юное восприятие жизни — это не прерогатива возраста, а свойство характера. И Генриетта Яновская и Кама Гинкас уже много лет хотят, чтобы в их театр ходил именно такой — юный по восприятию жизни — зритель.

И именно для таких чудесных людей последняя премьера театра, которая случилась на прошедшей неделе. Название длинное и трудно сочиненное: «Жан-Батист Мольер. Брак поневоле. Мольер во флигеле».

Только абсолютно живой театр может отдать свою сцену студенту-режиссеру и двум студентам-актерам, прибавив к ним актера труппы. Рискнуть и, безусловно, победить. Потому что кто не рискует, тот не только не пьет шампанское, но и вообще не живет.

Кама Гинкас (вместе с Олегом Тополянским) — руководитель актерско-режиссерского курса Высшей школы сценических искусств Константина Райкина. Его студент Александр Плотников сделал студенческий этюд по Мольеру. Этюд превратился в полноценный спектакль. Небольшой зал сцены во флигеле (по сути, малой сцены МТЮЗа) забит под завязку юными зрителями всех возрастов. Скучные, очень взрослые, занудливые люди, боюсь, этот спектакль не воспримут.

Молодой режиссер сделал вещь удивительную, и, казалось бы, невозможную. Плотников создал комическую фантазию на тему пьесы Мольера. Убрав почти весь текст, он оставил практически все сюжетные линии, но, что самое главное (и самое невероятное), оставил мольеровскую суть: печаль и тоску маленького человека по имени Сганарель. Тоску по несостоявшейся жизни, по невоплощенной нежности и любви.

В центре истории… клоун. Да, фантазией режиссера мольеровский Сганарель превращен в клоуна. А кто таков клоун? Это ведь не просто маска — красный нос, обведенные глаза и губы, парик… Усилиями великого Полунина мы теперь знаем, что клоун — то, прежде всего мировосприятие. Это человек, который не врет. Это человек, которому бывает так смешно, что хочется плакать. Трогательный и близкий. Свой.

Вот в чем штука: клоун — это всегда свой человек. Близкий. Клоун не может быть чужим и непонятным. Клоун — всегда «всехний» товарищ. И этот ход, мне кажется, очень близок именно комедиям великого Мольера, в которых он рассказывает о проблемах и о людях, близких любому уже на протяжении десятилетий. И когда другие персонажи тоже временно превращаются в клоунов, это воспримется еще и как знак зрителям: мы рассказываем историю, близкую вам, мы, собственно говоря, про вас рассказываем, ребята — про юных зрителей всех возрастов.

Спектакль получился трогательный и очень смешной. В нем явно прочитываются элементы студенческого капустника. Слышу-слышу возгласы серьезных людей: «Капустник и Мольер! Ах! Ох! Какой ужас!» Понимаю. Но не поддерживаю. В подобных работах всегда есть маленький или не маленький элемент пошлости. Здесь же ее нет совсем. Не забудем, что мы говорим об учениках Камы Гинкаса, а Кама Миронович — режиссер, который никогда пошлости себе не позволяет.

В сущности, молодые актеры смешно и азартно разыгрывают историю о человеческом одиночестве. Нет, не так. О бездне человеческого одиночества, из которого Сганарель пытается вылезти, уцепившись за вешалку с женским платьем, в которой видит любимую женщину. Он придумал свою любовь и поверил в нее.

Смешно? Забавно. Но, послушайте, разве любой из нас, влюбляясь, не занимается тем, что придумывает объект своей любви, и часто — увы — уничтожает его, как это делает Сганарель? Очень, доложу я вам, по сути, мольеровская история: маленький человек придумал себе жизнь, а она развалилась.

Молодые актеры работают очень азартно, страстно и точно. Опять же видна школа Гинкаса. Не так просто существовать в рамках хорошо отрепетированной импровизации так, чтобы у зрителя оставалось ощущение только что, сейчас, рожденных шуток и реакций. Им это удается. Илья Смирнов и Дмитрий Агафонов — браво!

И теперь признание. Сганареля в этом спектакле играет Андрей Максимов. Мой сын. Поэтому я не оцениваю его работу. Но не написать об этом спектакле, о новом в нашем театре режиссере Александре Плотникове было невозможно. Запомните это имя. Этот режиссер нас еще поразит.

Спасибо, Генриетта Яновская и Кама Гинкас, за то, что остаетесь молодыми. И нам, зрителям, не даете стареть.


Уважаемые зрители!

17 февраля, в воскресенье, пройдёт дополнительный спектакль «Дама с собачкой».  Продажа на него уже открыта, успевайте купить билеты! В зале не так много мест 🙂
А спектакль «Слон» переносится с 17 февраля на 3 марта в связи с болезнью артиста. Купленные вами билеты будут действительны для спектакля 3 марта или могут быть сданы в кассу театра. А также, если вы хотите обменять свои билеты на идущий в этот день спектакль, обращайтесь в кассу театра.

© фото: Елены Лапиной

Анна Павленко «СГАНАРЕЛЬ. P. S.»

30.01.2019
блог ПТЖ

Новый спектакль МТЮЗа поставил ученик Камы Гинкаса, молодой режиссер Александр Плотников. Пьеса Мольера «Брак поневоле» имеет не самую богатую сценическую историю — российскому театроведению она известна в основном благодаря воспоминаниям о «Мольеровском спектакле» Художественного театра (в 1913 году Александр Бенуа по приглашению Станиславского занимался этой постановкой, объединив «Брак поневоле» с «Мнимым больным»). На первый взгляд, эта короткая одноактовка дает не слишком много возможностей для сцены, да и написана она была как увеселительное действо для придворных Людовика XIV с обязательными фарсовыми элементами и театральными трюками: битье палками, подслушивание за ширмой и незамысловатая социальная сатира. Сюжет закручен вокруг известного мольеровского персонажа Сганареля, который решил жениться, но терзается сомнениями, не наставит ли ему рога молодая невеста. Он обращается за советом к другу Жеронимо, к высоколобым философам, враждующим между собой, к безумным цыганкам, но так и не может получить внятного ответа.

Режиссер берет за основу важное обстоятельство пьесы — Сганарель стар. Тематизация беспомощности, никчемности героя, возможно, и подсказала форму спектакля: лирическая клоунада. Андрей Максимов появляется в образе белого клоуна в седом парике и долго топчется на россыпи бумажного снега, пытаясь объявить название пьесы и автора. Актер проводит линию трепетного клоуна-старика через весь спектакль, и сопереживание этому трогательному, как бы вечно извиняющемуся персонажу к финалу только возрастает. При этом сюжетные узлы отходят на второй план — на первый здесь выходит тема театра. На протяжении часа с небольшим зритель наблюдает различные трюки, эстрадные репризы и гэги. Двое актеров, Илья Смирнов и Дмитрий Агафонов, исполняют остальные роли пьесы, появляясь и исчезая за ширмой, мешая несчастному Сганарелю рассказать публике свою историю.

Клоунада оказалась благодатной почвой для спектакля еще и потому, что всевозможные реплики поверх мольеровского текста, обращения к зрителям и комментирование актерами действий друг друга позволили предаться радости игры с самой ситуацией спектакля здесь и сейчас. В сцене беседы Сганареля с философом Панкрасом Илья Смирнов в какой-то момент выходит из роли и представляется актером, перечисляет свои роли в МТЮЗе, а Дмитрий Агафонов в другом эпизоде недовольно жалуется, что бутафор дал ему клоунский нос с веревочкой.

Местами казалось, что нерв первого показа и не забытые еще радости студенческих этюдов частично победили чувство меры. Поглощенные совместным придумыванием трюков, авторы спектакля делали некоторые остроумные шутки чересчур жирными за счет их повторения. Например, перевод с клоунского языка минутного бормотания Доримены одним-двумя короткими словами на русский язык переставал быть забавным уже после первого повтора. Как и самоироничный этюд «Червь пытается подняться на руки», который Дмитрий Агафонов несколько раз пытался показать между сценами в качестве интермедии. Очевидно, что любую хорошую находку хочется длить и повторять, но, возможно, уплотнение трюков, а не размазывание их без какого-либо развития помогло бы избежать некоторых провисов.

Стоит отдать должное авторам в разнообразии этих номеров — спектакль буквально пульсирует ими, заставляя на время даже забывать, о чем вообще была история. Есть и довольно оригинальные сцены, вроде философа Марфуриуса (Илья Смирнов) в лыжной шапке-петушке и очках в роговой оправе, подтягивающегося под бодрую музыку Bee Gees. Он же вскоре впадает в патетику, в духе известного дискурса «раньше было лучше» сетует на то, как «мир погряз в похоти», и какое безобразие, что сегодня никто даже не знает фамилию Филиппенко (снова привет актерской братии). Но среди подобных остроумных зарисовок иногда просвечивают и штампы. Как только на сцене появляется Доримена в виде женского платья на вешалке, становится ясно, что сейчас грустный одинокий клоун будет с этим платьем танцевать, как это происходит в каждом втором студенческом этюде на тему «Цирк». То же происходит и с музыкой. Усиление эффекта падающего бумажного снега композицией «Tombe la neige» было предсказуемым. Впрочем, и снег, и вентиляторы, имитирующие ветер, здесь обоснованы еще в самом начале, реверансом в сторону Полунина — Сганарель рассказывает, как якобы участвовал в «Снежном шоу».

В отличие от развязки пьесы, финал спектакля так и не приходит к счастливому разрешению (Сганарель подслушивает, что Доримена на самом деле выходит за него замуж по расчету). Белый клоун не становится Рыжим, герой возвращается к исходной точке — он по-прежнему забытый и одинокий. Под песню Визбора «А зима будет большая» он ложится, закутавшись в ткань, которая все это время покрывала планшет и служила сценой. Таким образом одновременно и заканчивается история, и буквально сворачивается спектакль.

Интересно, как два его слоя — череда клоунских номеров и автореферентные высказывания авторов — перекликаются и взаимодействуют, образуя некий третий слой. А именно — рефлексию на тему самих себя, молодых актеров и недавних студентов, внутри клоунского спектакля, среди старой бутафории и костюмов. Возможно, лучший момент — когда Дмитрий Агафонов, устало собирая реквизит после очередного эпизода, вздохнув, говорит зрителям: «Я в своей жизни видел всего один хороший спектакль. И то он уже не идет». Эта короткая, вроде бы проходная реплика на самом деле раскрывает тонкий и смелый жест режиссера в сторону собственного сочинения — претензия на великое творение будто бы снимается, а без этого бремени «великости» куда легче играть легкий, яркий и насыщенный молодой энергией спектакль.