Марина Квасницкая «Школа Кроткой. Интервью с Ириной Керученко»

Российская газета 12.11.2009

Ирина Керученко окончила Школу-студию МХАТ в мастерской Камы Гинкаса, поставила там «Фантомные боли» Василия Сигарева, потом «Гедду Габлер», а вот нынешней осенью смело, словно не было до нее выдающегося спектакля Льва Додина и Олега Борисова, показала свою работу с Игорем Гординым в главной роли — «Кроткую» по повести Достоевского.

Об этом спектакле интересно думать, писать, но не менее интересно беседовать с его создателем — о связях между мастером и учеником, о тайнах Достоевского.

РГ: Вы посвятили свой спектакль Генриетте Яновской и Каме Гинкасу. Какие чувства вы испытываете к своим учителям?

Ирина Керученко: Восхищаюсь, обижаюсь, злюсь, обожаю, раскаиваюсь, прощаю, вдохновляюсь…Мои учителя суровые люди и всегда задают высокую, небесную планку. Показ работы учителям — самая болезненная процедура. Через этих людей со мной разговаривает Бог, как ни пафосно это звучит. Меня часто спрашивают, помогал ли Гинкас в работе над «Кроткой»? Помогало все, что было когда-то вложено в меня. Кама Миронович предельно честно, не щадя себя, страстно тратил душу и силы на нас, своих учеников и всегда относился с уважением к индивидуальности каждого из нас. Средний возраст студентов нашего курса был около 30 лет: взрослые люди, со сложившимся мировоззрением, зачастую жутко эгоцентричные. И наш мастер смог «таким-вот-ученикам» дать, а где-то заставил взять инструмент профессии. Помощь — понятие широкое. В работе над «Кроткой» помогало и то, что Гинкас и Яновская находились рядом, репетируя за стеной. Помогало и то, что они просто ходят по театру. Все-таки есть эта пуповина «учитель-ученик». Ведь учителя у тебя одни, как родители.

РГ: Трудно вовремя разрезать пуповину со своими учителями?

Керученко: Они чувствуют, что уже пора. Перестали пускать на свои репетиции как раньше — так запросто, на правах ученицы. К этому надо привыкнуть. Важно, что они никогда не советуют, если сама не просишь. Они великие люди во всем, и в житейской мудрости тоже.

РГ: Какими темами и авторами Гинкас вас заразил? Любовь к Достоевскому от него?

Керученко: Конечно, моя любовь к Достоевскому инициирована им. Мы ездили в Питер на фестиваль «Ученики мастера». Там Кама Миронович показывал моим артистам и мне Петербург Достоевского. И во дворе дома, где жил Достоевский, он вдруг неожиданно для меня произнес, что мне нужно ставить Достоевского. В меня это запало.

РГ: В вашей «Гедде Габлер» была вызывающая эротика на сцене. В «Кроткой» парадоксальным образом очень эротично прощание с мертвым телом.

Керученко: У Камы Мироновича на 2-м курсе было замечательное задание — «Эротические этюды». Целый семестр я искала способ театрального языка для выражения эротики вместе с актерами Еленой Ляминой, Дмитрием Куличковым и Наташей Мартыновой. У нас был безумно смешной этюд, в котором были заняты актеры Куличков и Лямина, где половой акт решался через распиливание бревна. Это не было вульгарно благодаря их врожденному юмору. Спасибо Елене Ляминой, которая исполняла все главные роли во всех моих учебных работах, за умение отчаянно смело работать в сложных художественных и житейских обстоятельствах, за несгибаемую силу воли. Я бесконечно рада, что ее работу в «Кроткой» очень высоко оценили.

РГ: Режиссер всегда стоит перед выбором о допустимости цитирования у любимых мастеров. Вы что-то заимствуете?

Керученко: Я с радостью и восхищением ворую интересные театральные идеи. Мне интересно самой поиграть с восхитившей меня формой и наполнить ее своим чувственно-эмоциональным содержанием. К примеру, в спектакле «Кроткая» я с радостью использую мои любимые приемы Камы Мироновича, которые давно хотелось почувствовать в своих руках.