Марина Шимандина «Кама Гинкас отдал зрителей инквизитору»

Коммерсант 28.02.2006

«Нелепая поэмка» в московском ТЮЗе

В московском ТЮЗе сыграли премьеру спектакля «Нелепая поэмка». Так режиссер Кама Гинкас назвал свою инсценировку двух глав из романа Федора Достоевского «Братья Карамазовы», одну из которых, знаменитую «Легенду о великом инквизиторе», в России никогда не ставили целиком. Зрителям, среди которых была МАРИНА ШИМАДИНА, пришлось выдержать настоящее испытание.

Кама Гинкас в отечественном театре считается главным специалистом по Достоевскому. Его спектакли «Записки из подполья», «Играем ‘Преступление'» и «К. И. из ‘Преступления'», поставленные в 90-е годы в Театре юного зрителя, вошли в историю как самые неожиданные, жесткие и провокационные инсценировки прозы русского классика. Как правило, режиссер переносил на сцену не все произведение, а лишь одну или несколько его сюжетных линий, справедливо полагая, что одна глубоко разработанная тема может передать суть целого романа лучше, чем торопливая, иллюстративная пробежка по ключевым эпизодам.

Своему театральному рецепту Кама Гинкас остался верен и на этот раз. Из неподъемного массива «Братьев Карамазовых» он выбрал эпизод, в котором Иван пересказывает Алеше свою «нелепую поэму» о Великом инквизиторе. В романе эта глава стоит особняком и внешне никак не связана с основными сюжетными событиями: свои самые крамольные мысли и сомнения в справедливости божественного мироустройства Достоевский передоверяет даже не Ивану, а 90-летнему инквизитору, живущему в бесконечно далекой автору Испании в XVI веке.

Но в спектакле Камы Гинкаса нет никакой Севильи, нет храма, на паперти которого вновь пришедший Спаситель воскрешает умершую девочку, нет старинной сводчатой тюрьмы, где Великий инквизитор всю ночь спорит со своим пленником, нет, наконец, и самого пленника. Действие разворачивается в том самом трактире, где Иван (Николай Иванов) произносит перед Алешей (Андрей Финягин) свою знаменитую речь о слезинке ребенка. С этого разговора двух братьев, больше похожего на исповедь, и начинается спектакль. И Великий инквизитор тоже появляется здесь, среди нищих и калек, и устало садится за стол, уставленный чайными стаканами и бутылками. Сначала он выглядит ожившей иллюстрацией к сочинению Ивана – страшный, худой, чуть сгорбленный человек в черной сутане с белеющими поверх нее высохшими, как у мумии, кистями рук, который эхом повторяет реплики вслед за рассказчиком. Но постепенно спорящие братья уходят на второй план, и фокус спектакля концентрируется на его фигуре.

Игорь Ясулович в этой роли творит чудеса: почти два часа одному держать зрителей в напряжении, заставляя ловить каждое сказанное тихим голосом слово,– на это способен далеко не каждый артист. Тем более в сложнейшем монологе, где речь идет сплошь об отвлеченных понятиях – свободе, вере, добре и зле. Но Кама Гинкас не оставляет актера один на один с залом и неподъемным 12-страничным монологом. Поверх абсолютно бездейственного, убийственного для театра текста режиссер выстраивает свою собственную драматургию. Вторым главным действующим лицом в спектакле становится толпа – те самые слабые и нищие духом, о которых в своем споре с Христом печется Великий инквизитор. Они не наделены даже даром речи и могут только мычать, рычать и стонать. Эта толпа жаждет не духовной пищи, а исключительно хлеба и зрелищ. Поэтому герой Игоря Ясуловича вместо распятия водружает над нею крест, к которому приколачивает буханки черного хлеба, а рядом ставит телевизор, окончательно превращающий этих полулюдей в зомби.

В спектакле нет Спасителя, с которым спорит Великий инквизитор. Вместо него только луч света. Но беседовать с театральным прожектором также бессмысленно, как пытаться достучаться до Бога, барабаня в потолок, как это делала Оксана Мысина в роли Катерины Ивановны в спектакле «К. И. из ‘Преступления'». В мире, созданном режиссером, Бога нет и быть не может, поэтому многочисленные деревянные кресты от огромных распятий до связок свисающих тут и там нательных крестиков (сценография Сергея Бархина) выглядят здесь ненужными, сваленными в углу декорациями. И только духовная музыка в исполнении ансамбля «Сирин» под руководством Андрея Котова намекает, что у жизни есть и другое измерение.

Философский текст Достоевского, посвященный религиозным вопросам, воспринимать на слух очень трудно. Театральный текст Камы Гинкаса считывается значительно легче. Сначала режиссер даже слегка заигрывает с публикой, позволяет ей почувствовать всю несерьезность жанра «нелепой поэмки» и посмеяться над представителями «свободного народа». Но постепенно зрителям становится не до смеха. Ведь в образе нищих и убогих постановщик изобразил нас с вами, современных людей общества потребления, которых все меньше заботят вопросы духовные и все больше – земные. И нам нечего возразить Великому инквизитору, утверждающему, что народу не нужна свобода – он пойдет за тем, кто даст ему больше материальных благ.

Но сам тот факт, что сегодня ставятся такие вопиюще несовременные, некоммерческие спектакли и что находятся люди, готовые предпочесть легким театральным зрелищам тяжелые, порою мучительные, блестящие по форме, но беспощадные к зрителям опусы Камы Гинкаса, внушает надежду, что еще не все потеряно.