Версия для слабовидящих
Ника Пархомовская «День рождения — грустный праздник»
Блог ПТЖ
19.09.2017
В Московском ТЮЗе, на сцене «Игры во флигеле» — премьера. Спектакль по пьесе Людмилы Петрушевской поставила Саша Толстошева, недавняя выпускница Щукинского училища, ученица Юрия Погребничко. В его театре «Около» с недавних пор тоже идет эта пьеса, решенная как история чеховских трех сестер сто лет спустя. Но в МТЮЗе — совсем другая трактовка и совсем другая история.
«День рождения Смирновой» — пьеса, страшно сказать, 1977 года. Страшно, потому что прошло сорок лет, но ничего не изменилось. Сама Петрушевская шутит, что написала ее в отместку Олегу Николаевичу Ефремову, которому ее 22-страничное «Чинзано» показалось слишком коротким. Только если в «Чинзано» разговор мужской, короткий, то в «Дне рождения» — женский, даже бабий, и длинный. Полтора часа кряду Эля, Полина и Рита только и делают, что жалуются на свою горемычную жизнь. На то, что работать приходится, не разгибая спины, что тащишь на себе всю семью, что мужика нормального днем с огнем… Собственно, мужик у них один на всех: только одной Костя муж, другой — любовник, а третьей — друг. Да и того не доищешься, не докличешься, потому как пьет. Удивительно, как эти женщины, разные по характеру, воспитанию, образу жизни, похожи. Похожи в своей неприкаянности, одиночестве, запрограммированности на несчастье.
Темпераментная холостячка с больными родителями на руках; замотанная разведенка, в одиночку поднимающая «девку» (так она кличет единственную дочку); затравленная интеллигентка не из «простых» с двумя детьми и мужем-алкоголиком — все они страдают, всем им больно. Просто способы выражения этой боли у них разные. Старшая, самая интересная внешне, хорошо знающая себе цену Эля (Екатерина Александрушкина) отпускает циничные реплики, а вконец расклеившись, норовит ужалить нежданных гостий побольнее. Между прочим, это у нее сегодня день рождения, который давно никакой не праздник. Сотрудница музея статистики Рита (Екатерина Кирчак) никак не может дописать кандидатскую и, несмотря на наличие любовника и вызывающе короткую юбку, страшно не уверена в себе и ранима. При этом она виртуозно показывает фокусы и, кажется, способна рассмешить труп. Затюканная Полина (Полина Одинцова) с широко распахнутыми глазами юного олененка и пластикой неуклюжей птицы ничтоже сумняшеся говорит абсолютно чудовищные вещи. А ведь у нее в «анамнезе» алансонские кружева, машинка зингер и старенький ундервуд.
Заслуга молодого режиссера в том, что актрисы не только убедительно играют (как будто и не играют вовсе), но и виртуозно справляются с задачей говорить вслух то, что говорить не принято. Полтора часа разговоров пролетают как одна минута, и о времени напоминают лишь гудки трамвая за окном, да все более сумеречный свет в комнате. Комната, кстати, самая обычная, советская, с тремя стульями и одним столом, одновременно «мои семидесятые» и тотальное безвременье. Она, как и сама история, с одной стороны, рассказывает о конкретных людях, а с другой, о мироустройстве вообще. Такое в театре случается нечасто и оттого особенно ценно. Наверное, именно поэтому зрители долго не расходятся даже после финального появления бессмысленного и по-своему беспощадного Валентина в нелепой шапочке. Съев все подчистую и тайком украв принесенную им же бутылку «Чинзано», жалкий герой-любовник благополучно отбывает на поиски новых приключений. Женщины, весело болтая, курят за окном и как будто не догадываются, что опять вернутся к разбитому корыту.
А зрители, независимо от возраста, пола и социального статуса, смахивают скупые слезы. Потому что, хоть во время спектакля и казалось, что все эти колокола звонят не по тебе (не тебе поет Джо Дассен свою «Америку», не с тобой танцует Полина свои одинокие, мучительные танцы, не тебе наливает которую уже рюмку Смирнова, и не с тобой жалко заигрывает Рита, показывая свои немного двусмысленные фокусы), в конце концов выясняется, что день рождения Смирновой и твой праздник тоже. Вернее, отсутствие праздника, потому что Костя, которого все так ждали, конечно, не придет.
Назад