Назад

Олег Зинцов «Жизнь не продолжается»

Ведомости 11.03.2004

Тюзовская сцена сплошь уставлена гробами — новенькими, свежевыструганными, можно сказать, нарядными. Ужас и красота в «Скрипке Ротшильда» пригнаны друг к дружке как-то особенно крепко и ладно — как, быть может, один только Гинкас умеет.

Трилогия Гинкаса называется «Жизнь прекрасна. По Чехову». В нее входят «Дама с собачкой», «Черный монах» и «Скрипка Ротшильда». «Монах» был первым, но теперь, когда готовы все три спектакля, перечислять нужно, конечно, именно в таком порядке.

Две первые части в ТЮЗе играли на балконе, финальную Кама Гинкас и художник Сергей Бархин вынесли на сцену, где в «Даме с собачкой» было море, а в «Черном монахе» — пропасть, куда монах манил сходящего с ума профессора Коврина.

Три чеховских спектакля Камы Гинкаса идеально срослись в единое целое, и целое это превосходно, но какое удовольствие наблюдать за деталями! Вспомнить, например, как в «Даме с собачкой» на стене висела скрипка, намекая на финал трилогии. Или приметить лодку, бывшую в том же спектакле частью черноморского пейзажа, а теперь затесавшуюся меж гробами: ну вот мы, стало быть, и приплыли. И не забыть бы, кстати, как Игорь Ясулович изображал монаха-галлюцинацию — в новом спектакле он играет того самого музыкантишку Ротшильда, который «даже самое веселое умудрялся играть жалобно» и которому умирающий гробовщик Яков завещал свою скрипку, хотя прежде Ротшильда и всю его нацию ненавидел и презирал. Ясулович, конечно же, опять в черном, нарочито нелеп и снова служит кем-то вроде вестника — прибегает, несуразный и суетливый, с длинными пейсами, и все куда-то зовет: мол, кланялись вам Моисей Ильич и велели вам зараз приходить к нам. Яков его гонит: «Что ты лезешь ко мне, чеснок? » Но понятно, что идти придется скоро и совсем не к Моисею Ильичу. Маленькая роль Ротшильда, кажется, из тех же замечательных грустных шуток, что и скрипка, которая у Гинкаса превратилась в пилу: Яков, может быть, и очень хорошо играл, не хуже, чем строил гробы, но в оркестрике за 50 копеек в день на скрипке действительно можно разве что пилить.

Короткая история гробовщика, который похоронил жену, затосковал и вдруг понял, что вся его жизнь была сплошным убытком, прочитана Гинкасом так, что выделено, кажется, всякое слово и нельзя не почувствовать, что слова эти единственно правильные и расставлены в наилучшем порядке — совсем как гробы на сцене, из которых Сергей Бархин выстроил целый городок: можно в нем жить, но умирать, конечно, сподручнее. Тихонько, как жила, помрет здесь Марфа (Арина Нестерова) — Яков прихватит жену поперек живота и понесет как доску. Глеб Фильштинский поставил в этом деревянном мире какой-то совершенно особенный свет — он высвечивает все до последней стружки и заставляет договаривать самые важные вещи до конца и с полной определенностью. Да, жизнь дается человеку один раз и после нее ничего уже не будет — в этом Чехов и Гинкас единодушны. Если после «Черного монаха» в названии трилогии «Жизнь прекрасна. По Чехову» слышался перво-наперво сарказм, то после «Скрипки Ротшильда» — стоицизм, которого Гинкас требует и от своих зрителей. Можно, наверное, сказать, что Валерий Баринов, приглашенный Гинкасом из Малого театра, играет (и великолепно играет) предсмертное прозрение гробовщика как его новое рождение, но тут у нас, в конце концов, не религиозная драма. Умрет гробовщик, и не будет ему никакой жизни вечной — и нам с вами, между прочим, тоже.

Стоицизм, однако, есть не только позиция Камы Гинкаса, но и замечательное свойство его режиссуры — в том простом и даже веселом смысле, который применительно к «Скрипке Ротшильда» вполне можно описать поговоркой «Помирать, так с музыкой».



Назад