Назад

Ольга Фукс «Посвящение слабости»

Экран и сцена
1 февраля 2018

Кама Гинкас часто избегает “хорошо написанных пьес”, предпочитая им документальный материал или инсценировки прозы – выбирает то, где нет кристаллической решетки чужого текста и где режиссер более свободен, а значит, и более ответственен. Нередко отказывается он и от большой сцены, ставя спектакли в фойе, на лестнице, в театральном райке, во флигеле – там, где живут домовые театра, хранящие его тайны. Но в последней работе он явно пошел поперек себя, навстречу мейнстриму – поставил на основной сцене МТЮЗа “Загадочные вариации” Эрика-Эммануэля Шмитта, пьесу, написанную всего лишь двадцать с небольшим лет назад для Алена Делона и Франсиса Юстера и с тех пор по справедливости игранную-переигранную на многих сценах. В Москве эту пьесу исполняли на пару Михаил Филиппов с Игорем Костолевским (Театр имени Вл. Маяковского, постановка Елены Невежиной) и Евгений Князев с Василием Лановым (Театр имени Евг. Вахтангова, постановка Сергея Яшина до сих пор в репертуаре и называется “Посвящение Еве”), а по миру она прошла от Америки до Японии.

“Загадочные вариации” (в версии МТЮЗа “Вариации тайны”) – любовный треугольник, его вершина – женщина – скрывается в тумане небытия. А у основания – двое мужчин, олицетворяющих два типа любви: идеальную, то есть во многом выдуманную, и реальную, деятельную, часто лишенную романтики и граничащую с бессилием и ненавистью. Режиссеру и двум актерам предстоит пройти здесь путь от почти детективной завязки через психологические дебри до парадоксальной развязки. Игорь Гордин и Валерий Баринов начинают почти с клоунады, где Белый – нобелевский лауреат, фальшивый отшельник на полном обеспечении, от мяса до женщин, автор двадцати романов и любитель эксцентричных выходок Абель Знорко (Гордин), а Рыжий – горе-журналист, который и не журналист вовсе, а вообще учитель музыки, напуганный и упрямый, нелепый в своих высоких и толстых шерстяных носках Эрик Ларсен (Баринов). Они ломают комедию друг перед другом, прощупывают один другого в поисках слабых мест и, казалось бы, все преимущества оказываются у нобелиата – власть хозяина, блеск баловня судьбы, отсвет идеальной любви, которую он испытал и которой сумел придать столь завершенную литературную (а заодно и коммерческую) – роман в письмах – форму. Но Игорь Гордин играет именно слабость, какой-то сущностный изъян современного человека средних лет, научившегося ловко подменять эрзацами успеха истинные чувства, прожитые события, но не сумевшего избавиться от тоски по ним. Его визави – совсем иной (Кама Гинкас не зря отдал эту роль актеру другого поколения). Кряжистый, несуразный, уморительно смешной в своем беспокойстве о том, правильно ли описаны в романе сексуальные переживания, раздав-ленный памятью о физическом умирании любимой жены, он, напротив, очень взволнован судьбой этого великолепного сюжета и хочет придать ему завершенность…

Культовый писатель Эрик-Эммануэль Шмитт мечтал стать композитором и не оставлял уроки музыки, даже когда стал очевиден его литературный талант. Вполне возможно, что первым импульсом к рождению сюжета этой пьесы послужила именно идея композитора Эдуарда Элгара написать вариации на тему, которую невозможно уловить, зашифровав в них имена своих близких.

Имя художника и страстного любителя-скрипача Жана Огюста Доминика Энгра используется в названии самой знаменитой фотографии Мана Рэя “Скрипка Энгра” (“виолончельный” силуэт женской спины со специфическими фигурными прорезями – эфами – положил начало целому направлению вариаций на тему “музыкальной” женственности), а во французском языке это словосочетание породило еще и целый букет смыслов: слабость, вторая натура, хобби. Самого Мана Рэя (Эммануэля Радницкого) непрофессиональное увлечение фотографией спасло от безвестности среднего художника, вторая натура вышла на первый план.

Разумеется, в спектакле Камы Гинкаса звучат “Загадочные вариации” Элгара, и в глубине заваленной книгами (в том числе и не распакованными пачками, точно уже никому не нужными) берлоги писателя-отшельника мерцает репродукция “Скрипки Энгра”. Спектакль Гинкаса – как раз и есть посвящение слабости, второй натуре, оказавшейся главной. Прозрению, переворачивающему всю жизнь, как песочные часы, и начинающему обратный отсчет времени к финалу. Трезвому осознанию, что откровений такой силы уже не случится (не зря же время действия – полярные сумерки, остаток полярного дня перед наступлением полярной ночи).

А еще – посвящение той вариации, которую можешь написать только ты в мире, где все уже было – и любовь, и измена, и прощение, и сублимация в искусстве. Не было только твоей вариации на тему, которую невозможно уловить.

 



Назад