Поздравляем!

Трудно поверить, но сегодня мы празднуем 20 лет спектакля «К.И. из «Преступления».
20 лет для спектакля, особенно для моноспектакля – это срок какой-то немыслимый.
14 стран (Бразилия, США, Грузия, Финляндия, Югославия, Швеция, Франция, Польша и т.д.) видели этот спектакль. А сколько городов… В некоторых странах мы побывали не один раз. Не говоря уже о российских городах. Мы десять дней гастролировали в Авиньоне (Франция) – на самом престижном и конкурентном фестивале. Специально для нас там выстроили белое помещение, вмещающее 99 зрителей (обычно мы играем этот спектакль в нашей Белой комнате на 50-60 зрителей максимум). Вспоминается смешное: впечатлённые французы говорили: «После такого спектакля без рюмки водки не успокоишься». И тогда нашелся какой-то россейский спонсор, который приволок большое количество россейской водки, и мы стали после каждого спектакля предлагать французам по рюмке. Вспоминается спектакль в Нью-Йорке, где буквально за углом от Бродвея мы играли каждый день весь январь 2005 года. В Нью-Йорке тогда чуть ли не впервые выпал снег. Транспорт остановился. Сабвей не работал. Город казался пустым. Красивым и пустым. Вход в помещение, где мы играли спектакль, находился в подворотне. Очень сквозило. Спустившимся в полуподвальное холодное помещение американцам, предлагали снять верхнюю одежду. Они хохотом встречали это экспириенс и послушно раздевались. Прямо из подвала зрители перемещались в игровое пространство сравнительно теплое. Только жители Брайтон бича, наши бывшие соотечественники, отказывались снимать свои дорогие шубы, возмущенно требуя немедленно предъявить им Михаила Барышникова. Дело в том, что Барышников считался продюсером этих гастролей. Не забуду, как наш любимый фотограф англичанин Кен Рейнольдс, который следовал за нашими спектаклями по всему миру и многократно снимал то же «К.И. из «Преступления» в разных странах, прямо с самолета явился на спектакль и в середине его вдруг упал в обморок (он очень уже немолодой человек), и Оксана, не прерывая спектакля вывела его в предбанник, где мы его уложили на нашу советскую раскладушку. А два старичка, которым отказали в билетах, но которые оказались сценаристом и режиссером Аль Пачино, попросились на последний наш спектакль в Нью-Йорке и после него выпивали с нами в соседнем китайском ресторане, и со слезами благодарили нас.
В Бразилии мы играли сначала в столице Бразилиа, а потом в знаменитом Рио-де-Жанейро, где наша гостиница находилась буквально на берегу всемирно известного пляжа Капа Кабана, а буквально за гостиницей уже не рекомендовалось гулять, потому что там в фавеллах жили местные головорезы. Помню веселый момент в Рио, когда нас повели обедать (нас взрослых и трех детей, занятых в спектакле) в кафе, где, как оказалось, в обеденный перерыв обычно отдыхали проститутки. Скажу прямо, длинноногие, смуглые женщины потрясающей красоты.
В Польше, приглашенные в Центр Гротовского, что мы воспринимали, как честь, первая часть спектакля игралась на улице. Оксана Мысина, как безумная выскакивала из реальных дверей и обращалась к зрителям, иногда употребляя польские слова. Соседям этого дома, видимо, не понравился тот бедлам, который устраивала Катерина Ивановна из «Преступления». Известно, что она то пела, то кричала, то придиралась к присутствующим. Поэтому почти с самого начала с третьего этажа возникли протестующие женские голоса, а под конец какая-то женщина вылила ведро воды на Катерину Ивановну.
В Таллинне первая часть игралась на лестничной клетке. Зрители сидели на ступеньках, а Оксана Мысина неожиданно выскакивала из дверей видимо своей квартиры. На самом деле это был черный вход в театр.
В Швеции нам не удалось заставить выкрасить второе игровое пространство в полагающийся белый цвет. Он был отвратительно серенький. Естественно я скандалил, употреблял русские выражения. Но шведы были невозмутимы. Кстати в Швеции мы играли два раза в двух разных городах.
В Киеве Оксана сорвалась с лестницы. До сих пор она жалуется на боль в плече…
Первая зарубежная поездка была в Финляндию. Я очень боялся этих гастролей. Это было начало 90-ых годов. У нас голод, холод, бомжи. Поймут и посочувствуют ли благополучные финны нашей бомжихе Катерине Ивановне? Я знал, что у них тоже есть бомжи. Они тоже сидят на вокзалах на полу, но от них пахнет духами. Неожиданно финны ревели так, в том числе мой любимый замечательный артист Аско Саркола, что приходилось тратить какие-то усилия на то, чтобы успокоить их после.
Сколько поколений детей сменилось за время существования этого двадцатилетнего спектакля! Надо спросить у Оксаны… Ведь с каждой новой сменившейся группой она вступала в какие-то нежные, буквально материнские отношения. Она точно вам расскажет, где кто теперь учится, кто окончил институт, кто женился и сколько у кого детей. На пятнадцатилетие спектакля собрались взрослые дяди и тети, которых я не мог узнать. Оказалось, это первые исполнители детей Катерины Ивановны…
…А как всё начиналось? Мне очень хотелось сделать моноспектакль о почти третьестепенном персонаже «Преступления и наказания». Я большой умелец делания инсценировок. Но тут почему-то ничего не получалось. Я попросил своего сына Даню. Его только начинал интересовать иудаизмом, и это еще ему не помешало согласиться стать автором инсценировки. Удивительно скоро он из отдельных разрозненных кусков создал настоящую самостоятельную пьесу и даже подсказал некоторые режиссерские приемы, которыми потом я воспользовался, ставя спектакль.
Эта пьеса была предложена мною Марине Неёловой, с которой мы уже репетировали «Даму с собачкой» и «Скрипку Ротшильда». Мы начали работу и над «К.И.». Но всё развалилось: и Чехов, и Достоевский. Марина уехала в Париж за своим мужем-дипломатом. Было и еще несколько кандидатур на роль Катерины Ивановны. С одной из них мы даже начали репетировать, но.… Но прекратили. И тут звонок Маши Седых, замечательного театрального критика и нашего близкого друга. Она что-то говорит о какой-то артистке Оксане Мысиной, которую только что выгнали из театра на Спартаковской. Мол, артистка она хорошая и очень бы хотела, чтобы я на неё посмотрел. Я почему-то не спросил Машу, за что артистку выгнали из театра и с чего это я с выгнанной артисткой должен работать. И сказал: «Пусть позвонит». Первые слова Оксаны были: «Кама Миронович, меня выгнали из театра, поставьте со мной какой-нибудь спектакль». Я сказал Оксане: «Приходите». Мне так хотелось сделать «Катерину Ивановну», что, честно говоря, было все равно, хорошая артистка она или плохая, похожа она на Марину Неелову или совсем нет. Она пришла. Природа Оксаны была диаметрально противоположна природе Марины Нееловой. Да и внешние данные, прямо скажем, ну совсем не соответствовали. Почти двухметроворостая деваха, ни тебе аристократизма, ни хрупкости. Тем не менее, мы начали сразу репетировать. Репетировали каждый день. Я все твердил Оксане, что еще не решил, будет ли она играть это. Так продолжалось месяца два. Естественно все пришлось переиграть, сделать под нее. Конечно она никакая не аристократка, а только как всякая бомжиха пытается разжалобить публику, прикинуться чем-то большим, чем она есть. Поэтому она пользует, плохо произнося, отдельные французские слова, и упрямо показывает какие-то обрывки бумажек и какую-то «шаль», как свидетельство ее аристократического прошлого.
Сыграли премьеру. Имели успех. Но спектакль был мертвый. Оксана, с рвением отличницы, выполняла все мои указания. Мне было трудно смотреть. И вдруг. Спустя несколько месяцев спектакль ожил. Такое бывает с хорошими артистами. И даже обогатился большим количеством новых красок. Такое бывает.
Я могу еще и еще говорить об этом очень важном для меня спектакле, вспоминать многое (есть о чем). Например, как возникло название «К.И.» и еще о многом. Но через пять минут начнется юбилейный спектакль. Я и пойду под дверь и буду подслушивать, как он идет.

Кама Гинкас.
09.12.2014