Александра Солдатова «С Володиным не расставайтесь»

Экран и сцена 16.12.2013

С афиш своих театров Генриетта Яновская и Юрий Погребничко умоляют не расставаться с любимыми. Две премьеры этого сезона, которые, казалось бы, появились вопреки моде, времени и месту, в МТЮЗе и Театре «Около дома Станиславского» собирают полные залы. Яновская, взяв за основу сентиментальную и местами абсурдную пьесу Володина «С любимыми не расставайтесь», в качестве приправы подобрала его же одноактовку «Агафья Тихоновна» (в роли городской сумасшедшей, грезящей о Подколесине, Ольга Лагутина), мысли из «Записок нетрезвого человека», смесь из «Перегородки» и «Старшей сестры» в сцене квартирного обмена. Но набор володинских текстов остался бы неполным, если бы не крошечный рассказ «Всё наши комплексы», превратившийся в кульминацию спектакля, – исповедь бездетной судьи в возрасте (в исполнении Виктории Верберг) и ее товарки, судебной уборщицы Тани (Арина Нестерова). Аллюзии в постановке простираются далеко за пределы творчества Володина. Сергей Бархин, давний соавтор Яновской, вновь создает пространство, являющееся неотъемлемой частью режиссерской концепции. Куда ни посмотри, возникает неуютное ощущение дежавю. В глубине каменный шар на постаменте, слева ванна, наполненная водой, справа телефонная будка, на заднике подвешены скамейка, стул, велосипед. Сцена наклонена к залу, поэтому дальний план видно не хуже, чем ближний. Пол покрыт искусственным газоном (привет, «Камень» в Театре Наций). Предметы хаотично заполнили сцену, их много – не продохнуть (привет, «Отелло» в «Сатириконе»). Совковая мебель соседствует с одиноким дверным проемом, совсем как в «Макбет. Кино» Санкт-Петербургского театра Ленсовета. Первая мелодия, которую слышит зритель, также намекает на некоторую вторичность: саундтрек к фильму Вонга Кар-Вая «Любовное настроение» звучал год назад в громкой премьере Юрия Бутусова. По ходу действия проявляется еще одна общая черта Бутусова и Яновской – способность превращать любой материал в отголосок Чехова. Кажется, что фокусница Шарлотта достает из чужого кармана вереницу цветных платков, но это не она, а Ирина в эксцентричном исполнении Софьи Райзман. Так же как «три сестры», обнявшиеся на полу и утешающие друг друга, – это судья, Таня и Агафья Тихоновна, а Федотик, делающий фотографию на память, – на самом деле фотограф Вадим, причина развода четы Лавровых. Постмодернистский по форме, по своей сути спектакль Яновской не претендует на оригинальность. Череда бытовых зарисовок о не клеящейся личной жизни вырастает на большой сцене МТЮЗа в цельное высказывание об «эпохе большой нелюбви», которая, начавшись где-то в советском прошлом, все никак не окончится. Несчастье старшего поколения копится в пухлых папках с исками на развод. Но сильнейшая драма в спектакле – история самой судьи. Виктория Верберг значительно переигрывает своих партнеров по сцене. Характер ее персонажа раскрывается постепенно, роль выстроена драматургически. Палач поневоле, бюрократический сухарь в юбке, с каждым бракоразводным процессом она становится немного человечнее. И чем комичнее парочки появляются в ее рабочем кабинете, тем более одинокой выглядит эта старая дева. В конце трудового дня, устав от человеческой глупости, чиновница ляжет на траву, затянет народную предсвадебную песню невесты: «Ты ль река моя, реченька…». А потом выпьет с уборщицей Таней, вывернет душу наизнанку, выплачется хорошенько. Словно на удачном праздничном застолье, фарс предыдущих сцен вдруг перерастет в исповедальную откровенность со случайным собеседником, который ответит полным пониманием. Люди молодые – пара Керилашвили, Ирина и Вадим, Катя и Митя – тоже поголовно несчастны в любви. Особенно, конечно, разводящиеся супруги Лавровы. Актеры, не так давно пополнившие труппу МТЮЗа, играют скорее не светлое чувство, а любовное исступление. София Сливина и Евгений Волоцкий швыряют предметы, орут, кружатся в отчаянном объятии под возвышенную музыку. Потом флиртуют, играют в догонялки, теряют равновесие, неожиданно оказываются на полу – но тут же целомуд-ренно расползаются в разные стороны, вспомнив о недавней обиде. В общем-то, типичные брачные игры в ревность почему-то обретают в спектакле Яновской трагическое звучание. В финале Катя с остриженными волосами, как заведенная, повторяет одни и те же слова, ее тянет к мужу, словно магнитом, она спотыкается, складывается, как кукла, – не замечает, поднимается, снова бежит. Финальный клич Кати, сошедшей с ума от любви, множат другие женщины, внезапно открывающие окна на заднике сцены: «Я скучаю по тебе!». Хор разбитых сердец звучит пронзительно, женская половина зала втихомолку утирает слезы, пока не включили свет. Каждая скучает по какому-нибудь Мите. Яновская ставит спектакль о тяжелой женской доле, местами перегибая палку, вопреки пьесе, музыкой подсказывая, какой момент принять особенно близко к сердцу, но зритель в своем большинстве относится к такому подходу благосклонно. Совсем иначе звучит Володин в камерном театре «Около дома Станиславского». Расхожее мнение о Юрии Погребничко гласит, что всю жизнь он ставит, пусть и замечательный, но один и тот же спектакль. В случае с работой «С любимыми не расставайтесь» этот миф подтверждается на сто процентов. Премьерой новую постановку называть даже как-то неловко. В первый раз микс из Володина, Достоевского и советских шлягеров был выпущен в «Около» в 2000 году – «Где тут про воскресение Лазаря?». Позже, в 2006 году, режиссер сделал ремейк того же спектакля в Киевском академическом театре драмы и комедии на Левом берегу Днепра и назвал его «Голубчики мои!..». И вот сейчас крошечный зал театра Погребничко вновь забит под завязку, на сцене тот же спектакль под новым именем – «С любимыми не расставайтесь». Круг почитателей режиссера, чьим фирменным стилем является стирание границ между днем сегодняшним и вчерашним, только растет. В зале много молодых лиц. Место действия – адская «банька с пауками». На сцене ржавые металлические стены с вениками рябины и скамейки в три яруса. Время действия – вечность. В программке обозначены только две роли: «Актер» и «Актриса». В двух составах занята вся труппа театра. Мне посчастливилось увидеть таких артистов как Елена Павлова (судья), Александра Толстошева (Катя), Алексей Сидоров (Митя), Илья Окс (Раскольников), Сергей Каплунов (Свидригайлов), Константин Желдин (Порфирий Петрович). Черные пальто в ржавых пятнах на мужчинах, мрачные платья с кринолинами, ушанки с искусственными цветами, темные вуали на женщинах. Настроение, как на поминках. Лица интересные, светятся индивидуальностью, жесты филигранные, интонации ровные, скрывающие боль. Реплики летят без пауз в зал, темп выверен, словно по секундомеру. Режиссерская точность такая, что хочется затаить дыхание, лишь бы не помешать. Диалоги Раскольникова с Соней, Порфирием Петровичем, Свидригайловым – о нравственности и о жизни вечной – воз-вышают володинские бытовые сценки, стоящие рядом, до проблематики Достоевского. Каждый развод у Погребничко – еще и сиюминутная смерть, а смешной хор, горланящий «Сиреневый туман» и прочие хиты почти полувековой давности – подобие хора ангельского, встречающего души у врат рая. Люди необразованные, пьющие, простые и грешные вдруг оказываются прощенными за свое чувство, которое и выразить-то толком не умеют, и уберечь не могут. Их воспоминания о безвозвратно прошедшем не растворяются в вечности, а бережно хранятся в памяти более совершенной, чем человеческая. Собственно, этой мыслью и заканчивает режиссер свой спектакль. «Голубчики мои, – дайте я вас так назову – голубчиками, потому что вы все очень похожи на них, на этих хорошеньких сизых птичек <...>. Знайте же, что ничего нет выше и сильнее, и здоровее, и полезнее впредь для жизни, как хорошее какое-нибудь воспоминание. ..» – в финале маленький мальчик проповедует словами Алеши Карамазова. Его речь напряжено слушает зритель, а вместе с ним, кажется, и пара тех самых «голубчиков», посаженных художником Надеждой Бахваловой на край сцены. Птички, конечно, не живые – произведение таксидермиста, ироничная метафора непреходящей нежности. Иронии Погребничко, несмотря на всю метафизику, не занимать. Лицедейство – стихия его спектаклей. Где, как не в таком театре, поверить и в воскресение Лазаря, и в вечную любовь? Порфирий Петрович, устраивая Раскольникову «дружеский» допрос, вдруг отводит полу собственного пальто и показывает зрителю топор, вдетый в петельку – «Та-да-да-да!» – стучится в дверь судьба темой Бетховена. Одна из самых возвышенных реплик в спектакле принадлежит Никулиной (Наталья Позднякова). Просьба о немедленном разводе со все еще любимым мужем, тоскующим по другой женщине, тут же компенсируется шепотком актрисы: «Владимир Ильич, наша сцена закончилась, пойдемте!». То и дело в спектакль вклиниваются фрагменты репетиции, ловко снижая любой пафос. Но апофеоз дуракаваляния – это, конечно, финальное исполнение «Сиреневого тумана». Хороша и последняя фраза из-за сцены в ответ на настойчивые аплодисменты: «Концерт окончен!». Все бы здорово, вот только, говорят, практически то же самое было у Погребничко в спектак-ле и тринадцать лет назад. Пока в Москве один за другим проходят фестивали европейского театра, а на государственном уровне продолжается напряженный поиск новых «идеологических скреп», русская культура никуда не девается – ничего не стоит найти ее в Третьяковской галерее, в Консерватории, в библиотеке… Вот и в спектаклях Яновской и Погребничко, как на ладони, видна вся Россия: с ее бесконечным идеализмом, «древнерусской тоской», бюрократией, авторитарностью, юродством, временем, которое только делает вид, что спешит куда-то, на самом же деле застыло в нерешительности на месте. Такое узнавание дорогого стоит и доступно каждому человеку.