НАДЕЖДА СТОЕВА «МАЛЕНЬКИЙ НЕ УДАЛЕНЬКИЙ»
Блог ПТЖ
19.02.2020
Большое с потертой обшивкой кресло, на которое мы любовались перед началом, унесли. Теперь в белой комнате пусто. Приоткрывается дверь, в щель просачивается всклокоченное существо, бормоча что-то невнятное и по-немецки. Оно издает всхлипы и стоны. Не понимая, в чем дело, зрители готовы рассмеяться, но быстро обрывают свой смех.
Спектакль Андрея Гончарова по рассказу Томаса Манна балансирует между комедией и драмой, между оцепеневшим взглядом главного героя и ироничным, чуть презрительным ртом героини, между прозрением и отстранением, между агрессивной чечеткой под ирландский мотив и современным танцем, между Максом Коржем и Томасом Манном.
Гончаров, выпускник мастерской Вениамина Фильштинского 2016 года, по верному замечанию Татьяны Джуровой, «стремится изобрести свой способ конструирования сценических композиций, далекий от повествовательности»1. Он по-прежнему отказывается от «углубленного эмоционального переживания, густой характерности или, наоборот, отрытой театральности»2, а действие его спектаклей «строится не линейно, а на переключении планов»3. Только теперь внутри одного спектакля разные типы театра сливаются почти бесшовно, и психологическая достоверность образа Фридемана сочетается с театральной условностью. Высказывание стало лаконичным, цельным, законченным.
«Маленький господин Фридеман» — история мужчины, горбуна, еще в юности отказавшегося от любви и, конечно же, трагически влюбившегося. Неназванное, это чувство в спектакле потрошит человека, оставляя только пустую безжизненную оболочку.
Физический недостаток персонажа не особо интересует режиссера, он его обозначил и забыл. Фридеман (Дмитрий Агафонов) при первом появлении обнажен по пояс, и пока ведется рассказ о том, как его уронила пьяная кормилица, его тело «деформируют», перевязывая предплечье и из тряпки формируя горб. Далее появятся современный костюм песочного цвета, красные носки, ботинки с пряжкой — и вот он уже обычный модный молодой человек. Вот только, пожалуй, вечно чуть удивленный взгляд, недоумение, застывшее на его лице, намекает на то, что все не так просто.
На сцене маленькое кресло. Оно вроде детское, но при этом сделано со всеми особенностями взрослого, в нем сохранены пропорции и декоративные элементы. Это прекрасная метафора тела, неспособного вырасти, стать обычным. Взрослый человек, запертый в теле ребенка. И никакие щегольские одежды и белоснежные накрахмаленные рубашки не спасут его от циничного фырканья в ответ на признание в любви.
Роли рассказчиков взяли на себя три актрисы — Алена Стебунова, Полина Одинцова, Евгения Михеева — и актер Дмитрий Агафонов. Они здесь по-прежнему исполнители текста, только доносят его часто не словами, а мизансценами, достраивая реальность физическими действиями или статикой. Рассказывая, как выглядит брат, одна из сестер дергает за рукав другую и шепотом просит: «Покажи», — вроде такого невинного девичьего перешептывания. Другая, сдерживая смех, показывает, как важно выхаживает их брат вниз по улице, походкой модели на подиуме с правильной длиной шага и необходимой остановкой перед обратным движением. Ясно, что Фридеман так двигаться неспособен. И в этой демонстрации сосредоточено подтрунивание обывателя над не таким, как все.
О способности же героя чувствовать наслаждение от жизни мы узнаем только из авторского комментария, так же, как и о его привычке носить белоснежные рубашки, — но актеры произносят этот текст с настороженным недоверием: не только соседям Фридемана сложно поверить, что горбатый человек может быть счастлив, но и нам, зрителям спектакля, тоже. И его физический недостаток тут ни при чем. Фридеман сам себя убеждает в тихом счастье, но при этом он весь скукожился в своем маленьком кресле, где ему явно тесно. Он смотрит снизу, его взгляд похож на взгляд грустной собаки, и мы не верим ему.
Спектакль разбивается на две неровные части. До момента влюбленности ни этот ничем не примечательный молодой человек, ни его смешливые сестры со своими несчастливыми, но обыкновенными судьбами не могут удержать нашего внимания.
Однако с момента встречи с госпожой фон Риннлинген (Полина Одинцова) мы уже не отрываясь следим за разворачивающейся драмой.
Она, о которой говорят, что она больше похожа на мальчишку, чем на леди, предстает перед нами в спортивных шортах, белой мужской рубашке навыпуск и черном жилете. Она занимается спортом — восточными единоборствами, гимнастикой ушу и бог знает чем еще. Удары ногами как в карате идеально вписываются в характер этой героини — слегка циничной и скорее равнодушной, чем злой. Вот она босой ногой приоткроет дверь пришедшему Фридеману, и ему придется входить боком — вроде и впустила, но дала понять, что надеяться не на что.
Актеры предъявляют нам героев с набором каких-то отдельных черт или особенностей, не характеров. Сестры в одинаковых розовых платьях, с убранными в пучок волосами, в модных ботинках — лишенные индивидуальности абстрактные фигуры родственников, существующие рядом с героем, но не влияющие на него или ход событий. Выстроившись в ряд, они споют без аккомпанемента кусок песни Тимы Белорусских «Незабудка твой любимый цветок…» и так же неожиданно умолкнут, вызвав только чувство недоумения на лице Фридемана. Три актрисы будут изображать всех остальных персонажей этой истории.
Сцена, в течение которой Фридеман узнает о визите в их дом господ фон Риннлинген, сделана как чайная церемония. Сидя на коленях, сестры повторяют несколько одних и тех же фраз о том, что надо в ближайшее воскресенье «вернуть» гостям этот визит, и он обязательно пойдет с ними. Ну а как же, конечно! Темп повтора начинает убыстряться, и то, что вначале казалось естественным, теперь становится абсурдным. Как же! Пойдет он! Но, переодевшись в пиджаки или брюки цвета фуксии, сестры уже — гости на званом ужине у Риннлингенши. Неспешно танцуя, они — немые свидетели встречи Иоганеса Фридемана и Герды. Их взгляды скользят по скованной в тиски страха и ожидания фигуре мужчины, сразу фиксируя его нулевые шансы. Всем очевидна невозможность ее интереса к нему. Он слепо следует за ней, боясь отвести взгляд, он слишком влюблен — и это выглядит комично.
Рассказав, что чувствует его персонаж после встречи с Гердой, актер вдруг переходит на чечетку. Болезненное самоощущение, сложно выразимое в словах, проще объяснить через танец. Страсть, судорогой сжимающая ноги, заставляющая в дикой пляске вбивать в пол это странное чувство любви. Прежняя удовлетворенность своим уютным существованием растоптана в прах. Именно он, научившийся в тоске и скорби видеть радость, сумевший не разделять жизнь на счастливую и несчастную, потеряет все только от одного презрительного взгляда госпожи фон Риннлинген.
«Если это чувство // Просто взрыв окситоцина, // Скажи, почему так больно сильно? // Почему так больно сильно?» — повторяет наш Фридеман вслед за Максом Коржем и почти сразу переходит к Томасу Манну. Все об одном.
Последний приют Фридемана в рассказе — это река: равнодушная природа засвидетельствует его смерть небольшой паузой в стрекоте кузнечиков. В спектакле вместо реки будет скорлупа от орехов, любимого угощения Фридемана. В эту скорлупу упадет он лицом вниз после своего нелепого, невыговариваемого признания и умрет. Актер встанет, договорит последние слова о своем персонаже, прохрипит в последнем ожесточении слова банальной попсовой песни про любовь и уйдет. А мы останемся с этим знанием ошеломляющего безответного чувства, не имеющего с жизнью ничего общего.
1 Джурова Т. Этюд. New Wave // Петербургский театральный журнал. № 3 (89). 2017. С. 115. http://ptj. spb. ru/archive/89/process-89/etyud-new-wave/
2 Там же.
3 Там же.
Назад