Нина Агишева «Актеры бесстрашные и беззащитные»
ПТЖ 08.11.2014
В московском ТЮЗе настоящая Болдинская осень: Яновская и Гинкас выпустили по два новых спектакля, и каждый — повод для зрительского интереса и серьезных разговоров профессионалов. Последний по времени, сразу после «Кошкиного дома» Яновской, — «Кто боится Вирджинии Вулф» Гинкаса по знаменитой пьесе Олби.
Режиссер не просто перенес действие в фойе — он посадил зрителей прямо в комнату, где на их глазах разворачиваются изощренные игры супружеской четы Марты и Джорджа. Кто-то из публики сидит под картиной, которую разглядывают гости — Хани и Ник, пытаясь наладить светский разговор, кто-то едва не наступает на туфли, сброшенные пьяной Мартой, а два кресла на колесиках, которые в такт яростным диалогам героев стремительно передвигаются по диагонали небольшого пространства, того и гляди отдавят чьи-то ноги. Тут уже не сфальшивишь: актеры, как это любит делать Кама Гинкас, поставлены в экстремальные обстоятельства. Они ничем не защищены. Зрители тоже.
Пьесу Олби можно читать по-разному: уходить в бездну размышлений о времени и цивилизации, благо любимое произведение интеллектуалов шестидесятых годов дает для этого много возможностей (сразу, например, было замечено, что главные герои носят имена первой в истории США президентской пары, тоже, кстати, бездетной), или ставить сцены из семейной жизни. Замечать, что во время ключевой сцены — Марта и Ник наверху занимаются любовью — Джордж читает не что-нибудь, а «Закат Европы» Шпенглера, или просто дать ему в руки что угодно, потому что занят он в эти мгновения совсем другим. Гинкас пошел по второму пути, но обнаружил совершенно неожиданный — я бы сказала, мужской — взгляд на классическое произведение.
Что ни говори, а даже Ричард Бартон в знаменитом фильме остался в тени Элизабет Тейлор. Роль Марты — это мечта любой актрисы. Драму разочарования, недовоплощенности, порушенных надежд, драму любви-ненависти по отношению к собственному мужу можно играть страстно и бесконечно. Что актриса Ольга Демидова в принципе и делает, но — в строгих рамках, очерченных для нее режиссером. Он сократил текст — причем, кажется, именно монологи Марты. Он вместе с художником по костюмам Светланой Логофет одел Марту в первой сцене нарочито безвкусно и карикатурно, словно подчеркивая, что перед нами не бывшая красавица и женщина-вамп, а просто несчастное, опустившееся и временами откровенно смешное созданье. И наконец, он решительно не захотел смотреть на Джорджа глазами Марты, воспринимать его как стенку, о которую ударяются брошенные ею мячи, — он увидел и доказал, что драма Джорджа сильнее и обжигает больнее. В каком-то смысле можно сказать, что он поставил спектакль о Джордже.
Он ведь и впрямь почти античный персонаж. Это он случайно застрелил собственную мать, а потом оказался опять же невольным виновником гибели отца. Эдип, как известно, тоже убил отца не по своей воле — но о его вине написаны тома. Потом Джордж по любви женился на дочке ректора — и опять осечка. Он тоньше и умнее среды, куда попал, но карьера не состоялась, книги напечатать не дали, детей у них с Мартой нет. Она тоже несчастна, и обоим не остается ничего другого, кроме как топить свое горе в алкоголе и садомазохистской игре, где Джордж настоящий виртуоз. Он и играет раунд за раундом не только с Мартой и молодыми гостями, но и со зрителями. И это от него невозможно оторвать глаз.
Игорь Гордин шел к этой роли долго. И теперь его герой не просто траченный жизнью человек с потухшими глазами, каким он был в «Даме с собачкой», в фильме Ивана Вырыпаева «Танец Дели», но хитрец и философ. В помятом пиджаке и домашних тапочках он выглядит элегантнее с иголочки одетых Ника и Хани. Да, его переехал поезд этого брака, но горечь еще не до конца разъела душу, как это случилось у Марты, и его дьявольские игры «бей хозяина», «бей гостей», в сущности, преследуют одну цель — спасти ее, охранить от ужаса жизни, пусть и ценой жестокой правды. В этой пьесе принято играть любовь сквозь издевательства и проклятия, но так, как это делает Гордин, мне лично еще не приходилось видеть. Редкая актерская работа, сильная, бесстрашная, богатая на яркие краски и нежные полутона.
Надеюсь, что по мере того как спектакль будет расти, актерский ансамбль здесь сложится в полную силу. Уже сейчас есть свои запоминающиеся соло у Марии Луговой — Хани и Ильи Шляги — Ника. В этом скупом на очевидные режиссерские приемы спектакле дважды звучит Бетховен — и как же здорово танцует под него Хани, демонстрируя, что каждый слышит только ту музыку, которая звучит у него внутри, а что при этом думают и чувствуют остальные, ему, в сущности, совершенно неинтересно. Неожиданно совсем юный Ник интересен, когда пытается противостоять девятому валу семейки, куда он попал. Ольге Демидовой удался финал: когда она не клянет мужа (пока в спектакле не всегда понятно, за что), а ищет у него защиты.
На тюзовской премьере пьесы Олби вспоминаешь, что в лучших спектаклях Товстоногова, Додина и Яновской никогда не были видны нити, которыми сшито действие, — вроде артисты играют сами по себе, просто им все удается, и воздух наэлектризован, насыщен до предела. История рассказывается, как в первый и последний раз. Теперь и у приверженца более острой и эффектной режиссуры Гинкаса — та же «неслыханная простота».
Интересно, как бы прочитала эту пьесу сама Яновская. Они ведь такие разные. Вот было бы здорово: первый акт какого-нибудь известного произведения ставит она, а второй — он. Или вообще два спектакля рядом. А актеры одни и те же — бесстрашные и беззащитные. Актеры их театра.
Назад