Ольга Егошина «Кто на новенького?»

Новые известия 14.02.2013

Долгое время новое поколение режиссеров было чем-то вроде заклинания для театральных рецензентов, соскучившихся по новым именам, смыслам, новому мировосприятию. От безрыбья титул «молодых и современных» щедро раздаривался и тем, кто разменял пятый десяток, и тем, кто разменял шестой… Кое-кто до сих пор кричит: «Дорогу молодым!», имея в виду прежде всего себя любимого, и не замечает, как успел состариться, так и не повзрослев. А в дверь уже не то что «входит», но даже вошла и начала работать целая генерация 20-летних. На сцене РАМТа и «Современника», МТЮЗа и Александринки, Театра наций и Маяковки появились работы режиссеров новой волны.

Большинство режиссеров, меняющих в последние сезоны наш театральный ландшафт, – выпускники режиссерской кафедры ГИТИСа (завкафедрой – Сергей Женовач). В них ощутима выучка, которой даже слегка щеголяют (режиссеры предшествующей генерации гордятся в основном отсутствием профессионального образования). Ощутима уверенность в собственных силах, которая исключает истерику: немедленно разойдись море, и дайте мне пространство для самовыражения! Наконец, им не надо стараться во что бы то ни стало казаться молодыми и современными – они такие и есть. Показательно, что ряд лучших московских театров уже взял в штат и режиссеров-выпускников, и их команды.

Так, самый многообещающий из выпускников последних лет Кирилл Вытоптов пришел в «Современник», а Александр Суворов и Павел Артемьев с группой сокурсников – в труппу МТЮЗа. И вместе с ними в афишах театров появился целый ряд ярких постановок – «ГенАцид. Деревенский анекдот» в «Современнике» по роману Всеволода Бенигсена и «Четвероногая ворона» по Хармсу в постановке Павла Артемьева.

Место действия обоих спектаклей – Россия, время – вечность. И герои Хармса, и герои Всеволода Бенигсена живут в стране, где на двери магазина всегда висит вывеска «Учет», как у Хармса, а власть предержащая в любую минуту может родить любую национальную идею и потребовать ее немедленного претворения в жизнь, как у Бенигсена. Там и там герои от общей невыносимости бытия поддерживают дух водочкой. «Я люблю пить водку», – нежно делится в «Четвероногой вороне» самым сокровенным девушка Галя (Софья Райзман). «Пей, пей, пей!» – подхватывает целый хор голосов местных жителей в «ГенАциде».

Там и там в русском пространстве прочно прописались гастарбайтеры, и некуда от них деться! «Ну, что вам сдались киргизы! Килек нет – это от недостатка продуктов, потому что весь парнокопытный скот угнали киргизы. Трамвай с рельсов сошел – опять киргизы виноваты!» – горячится в «Четвероногой вороне» Киргиз (Руслан Братов). «Ну, куда я отсюда уеду, однако», – печалится в «ГенАциде» деревенский дворник, он же недавно натурализовавшийся татарин Мансур Каримов (Руслан Незаметдинов)…

Речь не о сходстве авторских почерков (от Бенигсена, не в обиду будет сказано, до Хармса – не поле даже, а пропасть). Но о схожести взятой писателями натуры… Немногим меньше века пролегло между временем, когда писал свои наброски Даниил Хармс, и тем, когда Всеволод Бенигсен сочинял свою сатирическую антиутопию. А натура осталась той же – пьяные косноязычные чудики, приспособившиеся к жизни в абсурдном мире… Характерно, что оба режиссера-постановщика – и Кирилл Вытоптов, и Павел Артемьев – отнюдь не смотрят на персонажей свысока, дескать, вот такое быдло наш народ, но пытаются понять, как сохраняется человеческое даже в условиях абсурда, как оно выживает, как торжествует. Опять же – поколенческая черта. Там, где старшие истерили и вопили, какой ужасный народ живет в этой ужасной стране, новые сохраняют спокойствие, юмор и нежность к этим самым ужасным людям и их ужасной жизни. И здесь Кирилл Вытоптов даже идет против автора. Бенигсену обитатели Больших Ущер глубоко противны. Режиссеру – явно близки и симпатичны.

Идиотское распоряжение начальства – объединить народ на почве любви к русской литературе – дает неожиданные всходы. Все обитатели села Большие Ущеры заболевают родной словесностью. Безъязыкие души вдруг находят язык для самовыражения. И вот местный алкоголик захлебывается Бродским, самогонщица выпевает Блока, а оторва-продавщица примеряет на себя Агафью Тихоновну Гоголя. Великая литература вдруг оказывается тем выходом к себе, о котором и не подозревали ни затеявшее эксперимент начальство, ни местный библиотекарь, желавший всего-навсего подтвердить свои пессимистические взгляды на свой народ и историю. Жители Больших Ущер оказываются натурами куда более сложными, чем о них принято думать. И когда выясняется, что эксперимент закончен, расстаться с новым существованием нет сил.

Свой путь проходит и хармсовский Мужик в «Четвероногой вороне». Начав с зоологической ненависти к инородцам, к их песням, к их семечкам, к их непонятному языку, к концу длинного неудачного дня, наполненного зряшными хождениями, ссорами с женой, урчанием пустого желудка и тоской не сбрызнутой водкой души, – он приходит опять же к нерассуждающей инстинктивной жалости. Оторвав кусочек от капустного листа, протягивает его соседу-киргизу: «Подкрепись!» Олег Ребров играет Мужика, не пропуская ни одной подробности, детали…

Надо сказать, что и в «Четвероногой вороне», и в «ГенАциде» – целая россыпь прекрасных актерских работ. То ли сочувствующая, а не ненавидящая интонация ближе русской актерской душе, то ли и впрямь это поколение режиссеров знает какие-то петушиные слова…

Так или иначе, стало очевидным, что на нашем московском, изрядно поредевшем и повытоптанном театральном поле появились новые сильные игроки. И, более того, иногда кажется, что комментаторы еще не догоняют, но мяч уже у них…