Ольга Егошина «Я тихий, я нежный»

Новые известия 10.12.2007

В Театре юного зрителя состоялась премьера «Роберто Зукко» Бернара-Мари Кольтеса. Пьеса написана о реальном французском серийном убийце конца 80-х. Ее представили Петер Штайн и Патрис Шеро. В России последнюю пьесу рано умершего от СПИДа Кольтеса практически не ставили. Кама Гинкас выбрал новый «жесткий» перевод Натальи Санниковой и приблизил «убийства» на расстояние вытянутой руки.

Человек – один из немногих биологических видов, у которого нет запрета на убийство себе подобного. Понадобились века цивилизации, чтобы сформировать нравственный запрет на убийство. Но в любом обществе непременно находятся люди, у которых он так и остается несформированным. Бернар-Мари Кольтес написал в конце 80-х пьесу о реальном молодом человеке Роберто Зукко, убившем отца, мать, полицейского и ребенка (то есть совершившим самые тяжелые преступления по любому законодательству) и погибшем во время полицейской операции захвата.

Десять лет назад литовский режиссер Оскарас Коршуновас в своей постановке «Роберто Зукко» выстроил на сцене бан для скейтборда (скейтбордисты только появились на наших улицах). Его герой несся по жизни на роликовой доске, в самоубийственном порыве увлекая и сбивая с ног встречных. Самым страшным моментом спектакля (разыгрывавшегося на большой сцене Молодежного театра Вильнюса) был момент, когда Роберто Зукко надевал целлофановый пакет на голову заложника, а потом стрелял в него, и кровь окрашивала стенки пакета, а тело оседало. Если исполнитель роли жертвы задерживался хоть на минуту, в зале начинались истерики, и приходилось вызывать «Скорую помощь». Коршуновас превращал Зукко в романтического героя, бросившего вызов обществу.

В постановке Камы Гинкаса Зукко убивает свои жертвы на расстоянии вытянутой руки от зрителей. Вот он обхватил рукой мать, как бы обнимая ее. Сдавленный стон, слабое подергивание ног. И уже ее тело сползает на пол. А потом служители, укоризненно качая головами, скинут тело в люк, и мы услышим звук падения тяжелого предмета. 14-летний мальчик-заложник будет стоять на коленях в полуметре от первого ряда, и ботинок Зукко будет стоять на его шее. После выстрела тело ребенка скинут в тот же люк.

«Я пытаюсь понять, что отличает меня от убийцы?» – раздумчиво произнесет в начале спектакля охранник. Собственно, поиски ответа на этот вопрос интересовали Гинкаса и в его постановках по Достоевскому, и в «Казни декабристов», и в этой постановке Кольтеса.

Усадив зрителей прямо на сцене, задернув за их спиной занавес, режиссер лишает публику привычной дистанции «людей со стороны». Все – зрители и актеры – в одном пространстве. Все на сцене. Перед глазами каменная изнанка сцены – закоулки города – изнанка мира. Время действия – всегда, место действия – везде на окраине цивилизации. Глаза жертв и глаза убийцы смотрят на тебя в упор.

Гинкас лишает зрителя и привычных подпор для «сверки» реакции. В трагические моменты в его спектакле не звучит барабанная дробь, не гаснет свет. Нога убийцы стоит на шее мальчика-заложника, а вокруг балаганят двое рыжих клоунов, на этот раз напяливших одежки буржуазной парочки. Кама Гинкас любит провоцировать зрителей, лишать их уверенности в адекватности мира, в том, что мы ориентируемся в происходящем. «Роберто Зукко» – спектакль намеренно сбитых координат.

Бернар-Мари Кольтес писал своего рода притчу о современном ангеле-мстителе, разрушающем сытый покой буржуазного общества. После всех терактов последнего десятилетия идеализировать и демонизировать убийцу равно невозможно. В спектакле Камы Гинкаса возник предельно земной мускулистый красавец парень (Эдуард Трухменев) в штанах, подвязанных веревкой и с прикованным к ноге цепью ядром, тихо и убежденно говорящий о себе: «Я – тихий, я – нежный». И вот уже он берет в заложники подростка. А потом объясняется с матерью убитого мальчика: «Вы же сами говорили, что он считал вас идиоткой! Чего его жалеть?!» И так искренне не понимает: а что такого страшного он сделал?!

Девчонка (Елена Лядова), влюбившись в Зукко, бежит из дома, не обращая внимания на мольбы старшей сестры. Елена Лядова играет с точным чувством стиля постановки (натуралистически-достоверной, но не бытовой), становясь своеобразным камертоном спектакля. Именно ее героиня с отрешенным и сосредоточенным выражением лица повторяет финальные слова Роберто Зукко о том, как давит людей, случайно попавших ему под ноги. И, кажется, готова идти по его следам.

У Кольтеса в финале героя убивают при полицейском захвате (и он платится за совершенные преступления). Гинкас оставляет Зукко на вершине стены, предоставляя каждому сидящему в зале самому определиться: как ты относишься к убийце, который убивает просто так, без мстительности и злобы, потому что так и не узнал, что такое запреты и что такое заповеди? Правда, возникает сомнение: а ответил ли себе на этот вопрос Кама Гинкас?