Алена Карась «Оглянись во гневе»

Российская газета 07.10.2003

В московском ТЮЗе состоялась премьера одной из самых знаменитых пьес 60-х годов

«ВКУС меда» был написан в конце 50-х, когда в Англии появились «рассерженные» молодые люди, которым захотелось описать жизнь своего поколения «как она есть», расквитаться с поколением родителей, выкрикнуть свои гневные слова буржуазному обществу. Пьеса «Оглянись во гневе» Джона Осборна стала едва ли не главным символом этого времени.

А на его излете появилась нежно-поэтическая, почти в духе Уильямса, пьеса Шейлы Делейни. Ее очень любили в 60-70-е годы. В 1961 году ее экранизировал англичанин Тони Ричардсон. У нас она шла по всей стране — от Ленинграда до Красноярска, где ее в конце 60-х поставила сама Генриетта Яновская.

Как ни трактуй сегодня этот внезапный ностальгический всплеск, возвращение к ранним 60-м, в случае Яновской очевидно одно: эта старая пьеса явно вписывается в логику ее художественных и человеческих интересов. Она — вослед «Грозе» — исследует тонкие, легко и горько разрываемые связи между отцами и детьми, истерический и болезненный характер этой связи, так испорченный земной цивилизацией за последние две тысячи лет. Генриетта Яновская предстает здесь настоящим поэтом этих мрачных и безнадежных, истерически-взвинченных и мучительных семейных уз.

Ее спектакль, оформленный изысканной фантазией художника Сергея Бархина, превращается в нескончаемую рефлексию на эту тему. Дом, в который вселяются мать и дочь, похож на продырявленную насквозь картонную коробку. Его единственная «стена», стилизованная под гофрированный картон, насквозь пробита дырами. Сквозь эти-то дыры проникает сюда призрачный внешний мир, образуя тревожные и восхитительные в своей строгой графичности полосы света и тени. В этой чересполосице и двигаются актеры: внезапно в луче света проявляются лицо и руки, тогда как все тело погружено во тьму.

Эта изысканная светопись, созданная Бархиным и Яновской, — лучшее, что придумано в спектакле. Сам же спектакль кажется чрезмерно подробным и длинным. Пьеса проще, чем та подробная и утомительная тщательность, с которой она рассказана.

Удивительным образом пьесу, которую в 60-70-е годы ставили в основном о жажде любви, Яновская сочиняет как историю изуродованной юной души, которая, не успев выправиться и окрепнуть в лучах любви, вновь оказывается на грани существования. Юная Джо рожает в кромешном одиночестве, среди мерцающих лучей света, пробивающихся сквозь картонные дыры.

В партитуре Яновской — только свет и тень. Так она работает и с актерами. Молодые мужчины в жизни юной Джо — почти карикатуры. Даже если это нежный и заботливый гомосексуалист Джеф (в очередь — Николай Иванов, Николай Качура), который постепенно овладевает сердцем юной сумасбродки, то и он сделан довольно комично. Не говоря уж о водевильном матросе, грубом и неотесанном (Андрей Финягин). Последний муж матери Питер (в очередь — Дмитрий Куличков, Александр Тараньжин) — не менее карикатурный пьяница.

Только женщины — мать и дочь — удостоены в спектакле подробной душевной жизни. Элен (Екатерина Александрушкина) и Джо (Наталья Мотева) — две ярко раскрывшиеся актерские индивидуальности театра. Хрупкая и нервная, как героини Уильямса, Джо — Наталья Мотева играет важнейшее чувство: попытку внести в свою жизнь мягкость и неагрессивность. Она ведет вечную войну с собственной матерью. И только постепенно открывается навстречу чужой нежности и заботе, даря ответную любовь застенчивому студенту-гомосексуалисту.

Интересно, как пересекаются сюжеты в нынешнем театральном сезоне. Совсем недавно лучшей пьесой фестиваля «Новая драма» была названа пьеса Петрушевской «Бифем» о двухголовом существе матери-дочери, об их любви-ненависти. До этого триумфа удостоился спектакль МДТ «Московский хор» по пьесе все той же Петрушевской. В нем тоже речь об уродливых отношениях поколений в одной семье. Просветление этих отношений, попытка изменить их любой ценой — это больше чем семейная проблема. В этих приватных семейных историях театр точно пытается разглядеть причины уродливого мира, нравственной деградации, которой он подвержен. Кино отвечает театру мужскими, исполненными красоты и любви историями — «Отец и сын» Александра Сокурова, «Возвращение» (рабочее название «Отец») Андрея Звягинцева. Это простое наблюдение, возможно, нам еще предстоит осмыслить.

Для Яновской во всяком случае история о вкусе меда, о вкусе любви — это история об истерически-болезненных отношениях, о необходимости и невозможности их преодолеть. Три с лишним часа такого взвинченного театра оказываются изрядным испытанием для публики. Впрочем, Яновская, очевидно, этого испытания и добивалась.