Назад

Алла Шендерова «Над пропастью во лжи»

Ваш досуг 16.03.2006

Новый спектакль Камы Гинкаса соответствует классическому определению театра как кафедры. И как же это, оказывается, интересно!

Знакомые рассказали мне забавный случай. В Париже, поднимаясь на Эйфелеву башню, они услышали обрывки родной речи. Обернулись. Позабыв, где они и зачем, два русских мальчика спорили о смысле жизни и судьбе России…

Вот почти также начинает свою «Нелепую поэмку» Кама Гинкас. Три главы из «Братьев Карамазовых», выбранные режиссером для спектакля, кажутся написанными сегодня. Грязный трактир, в котором Иван и Алеша Карамазовы обсуждают свои «вечные вопросы», в оформлении Сергея Бархина напоминает то ли современную заброшенную стройку, то ли место возведения Вавилонской башни после ее крушения. Кирпичные стены, узкие проходы, веревка с застиранным бельем. Справа – деревянный стол и лавки, слева – огромная гора, покрытая светлым полотном.

Юродивый перебирает струны колесной лиры (музыку Александра Бакши исполняют солисты ансамбля «Сирин»), нищий примостился к столу с тарелкой супа, работяга «тырит» стройматериалы, на дощечке выезжает безногий… В следующий миг он ловко соскочит с нее и окажется Иваном Карамазовым.

Круглолицый, светловолосый Николай Иванов в этой роли нарочито современен – кеды, кофта с капюшоном, нервная скороговорка.

С той яростью, с которой в соседних театрах играют новую драму, Иван выплевывает в зал самое сокровенное: мир, созданный Богом, отвратителен, любить ближних невозможно.

Этих ближних – брейгелевских нищих, сгрудившихся в надежде на подачку, он отпихивает так грубо, что Алеша стыдливо сует им деньги.

Играющий Алешу Андрей Финягин присутствует на сцене почти безмолвно. Только однажды, услышав, что брат сочинил поэму, он от напряжения зайдется заливистым, совсем неактерским смехом. «Нелепую поэмку», – спешит объяснить Иван, начиная свою притчу о Великом Инквизиторе.

Многостраничный и однообразный на бумаге монолог Инквизитора, упрекающего Спасителя за то, что дал нам свободу вместо хлеба, в интерпретации Гинкаса невероятно разнообразен и… удивительно тактичен. Да-да! Во-первых, режиссер не выводит на сцену Того, кому направлены все упреки – играющий Инквизитора Игорь Ясулович произносит текст, глядя на узкий луч, прорезающий темноту зала. А во вторых, спектакль так поставлен, что в словах Инквизитора каждый слышит то, что не дает покоя лично ему. Вот также, когда спадает покрывало и на сцене обнажается целая Гора крестов – тысячи деревянных, больших и малых, можно гадать, какой из этих крестов твой. А из густо населяющих сцену нищих и калек, живущих во лжи и блуждающих по-над пропастью, выбрать того, за кем следить.

Я вот смотрела на бабу с огромным животом, таскающую за собой олигофрена в деревянном корыте. Прокричав в мегафон, что человечеству нужен хлеб, а не свобода, Инквизитор сунул ей мятый серый кусочек. Она жадно схватила, но, поборов себя, отдала своему пучеглазому дитяте.

И когда в следующий раз этот Инквизитор (или какой-нибудь инквизитор поменьше) будет кричать, что человечество – не подобие божие, а стадо жадных рабов, я ему уже не поверю. Ведь Бог только что был здесь – он явил себя в убогой блуднице, отдавшей свой хлеб из любви к ближнему.



Назад