Назад

Андрей Максимов «Клоун — это тот, кто не врет»

03.02.2019
Российская газета

Вполне возможно, и даже наверняка, я не объективен, и на то — простите за тавтологию — есть объективные причины. О чем позже. В самом конце.

Однако мысли — их куда деть? Жалко выбрасывать, правда? Все надеешься, что твои мысли пригодятся кому-то, а потому фиксируешь, чтобы люди могли ознакомиться. Может, конечно, мысли твои и не нужны особо никому, но если ты перестанешь их фиксировать, то будешь это уже не ты…

Мысли сначала были про театр, который живой. Живой театр — это что значит? Масса определений. С моей точки зрения, живой — это разный, безграничный. Ничего не имею против театров-музеев, которые многие годы работают в одной манере. Но интересно, когда, занимая место в зрительном зале, совершенно не знаешь, что увидишь, чем именно тебя удивят на этот раз, но точно знаешь: удивят.

Таков Московский театр юного зрителя под руководством Генриетты Яновской. Во времена, когда можно было поменять название коллектива на что-нибудь более солидное (так, скажем, поступил Центральный детский театр, превратившись в молодежный), Яновская ничего менять не стала, потому что «юный» — для нее определение не возраста зрителя, а, если угодно, его качества. Юное восприятие жизни — это не прерогатива возраста, а свойство характера. И Генриетта Яновская и Кама Гинкас уже много лет хотят, чтобы в их театр ходил именно такой — юный по восприятию жизни — зритель.

И именно для таких чудесных людей последняя премьера театра, которая случилась на прошедшей неделе. Название длинное и трудно сочиненное: «Жан-Батист Мольер. Брак поневоле. Мольер во флигеле».

Только абсолютно живой театр может отдать свою сцену студенту-режиссеру и двум студентам-актерам, прибавив к ним актера труппы. Рискнуть и, безусловно, победить. Потому что кто не рискует, тот не только не пьет шампанское, но и вообще не живет.

Кама Гинкас (вместе с Олегом Тополянским) — руководитель актерско-режиссерского курса Высшей школы сценических искусств Константина Райкина. Его студент Александр Плотников сделал студенческий этюд по Мольеру. Этюд превратился в полноценный спектакль. Небольшой зал сцены во флигеле (по сути, малой сцены МТЮЗа) забит под завязку юными зрителями всех возрастов. Скучные, очень взрослые, занудливые люди, боюсь, этот спектакль не воспримут.

Молодой режиссер сделал вещь удивительную, и, казалось бы, невозможную. Плотников создал комическую фантазию на тему пьесы Мольера. Убрав почти весь текст, он оставил практически все сюжетные линии, но, что самое главное (и самое невероятное), оставил мольеровскую суть: печаль и тоску маленького человека по имени Сганарель. Тоску по несостоявшейся жизни, по невоплощенной нежности и любви.

В центре истории… клоун. Да, фантазией режиссера мольеровский Сганарель превращен в клоуна. А кто таков клоун? Это ведь не просто маска — красный нос, обведенные глаза и губы, парик… Усилиями великого Полунина мы теперь знаем, что клоун — то, прежде всего мировосприятие. Это человек, который не врет. Это человек, которому бывает так смешно, что хочется плакать. Трогательный и близкий. Свой.

Вот в чем штука: клоун — это всегда свой человек. Близкий. Клоун не может быть чужим и непонятным. Клоун — всегда «всехний» товарищ. И этот ход, мне кажется, очень близок именно комедиям великого Мольера, в которых он рассказывает о проблемах и о людях, близких любому уже на протяжении десятилетий. И когда другие персонажи тоже временно превращаются в клоунов, это воспримется еще и как знак зрителям: мы рассказываем историю, близкую вам, мы, собственно говоря, про вас рассказываем, ребята — про юных зрителей всех возрастов.

Спектакль получился трогательный и очень смешной. В нем явно прочитываются элементы студенческого капустника. Слышу-слышу возгласы серьезных людей: «Капустник и Мольер! Ах! Ох! Какой ужас!» Понимаю. Но не поддерживаю. В подобных работах всегда есть маленький или не маленький элемент пошлости. Здесь же ее нет совсем. Не забудем, что мы говорим об учениках Камы Гинкаса, а Кама Миронович — режиссер, который никогда пошлости себе не позволяет.

В сущности, молодые актеры смешно и азартно разыгрывают историю о человеческом одиночестве. Нет, не так. О бездне человеческого одиночества, из которого Сганарель пытается вылезти, уцепившись за вешалку с женским платьем, в которой видит любимую женщину. Он придумал свою любовь и поверил в нее.

Смешно? Забавно. Но, послушайте, разве любой из нас, влюбляясь, не занимается тем, что придумывает объект своей любви, и часто — увы — уничтожает его, как это делает Сганарель? Очень, доложу я вам, по сути, мольеровская история: маленький человек придумал себе жизнь, а она развалилась.

Молодые актеры работают очень азартно, страстно и точно. Опять же видна школа Гинкаса. Не так просто существовать в рамках хорошо отрепетированной импровизации так, чтобы у зрителя оставалось ощущение только что, сейчас, рожденных шуток и реакций. Им это удается. Илья Смирнов и Дмитрий Агафонов — браво!

И теперь признание. Сганареля в этом спектакле играет Андрей Максимов. Мой сын. Поэтому я не оцениваю его работу. Но не написать об этом спектакле, о новом в нашем театре режиссере Александре Плотникове было невозможно. Запомните это имя. Этот режиссер нас еще поразит.

Спасибо, Генриетта Яновская и Кама Гинкас, за то, что остаетесь молодыми. И нам, зрителям, не даете стареть.

Назад