Анна Павленко «СГАНАРЕЛЬ. P. S.»

30.01.2019
блог ПТЖ

Новый спектакль МТЮЗа поставил ученик Камы Гинкаса, молодой режиссер Александр Плотников. Пьеса Мольера «Брак поневоле» имеет не самую богатую сценическую историю — российскому театроведению она известна в основном благодаря воспоминаниям о «Мольеровском спектакле» Художественного театра (в 1913 году Александр Бенуа по приглашению Станиславского занимался этой постановкой, объединив «Брак поневоле» с «Мнимым больным»). На первый взгляд, эта короткая одноактовка дает не слишком много возможностей для сцены, да и написана она была как увеселительное действо для придворных Людовика XIV с обязательными фарсовыми элементами и театральными трюками: битье палками, подслушивание за ширмой и незамысловатая социальная сатира. Сюжет закручен вокруг известного мольеровского персонажа Сганареля, который решил жениться, но терзается сомнениями, не наставит ли ему рога молодая невеста. Он обращается за советом к другу Жеронимо, к высоколобым философам, враждующим между собой, к безумным цыганкам, но так и не может получить внятного ответа.

Режиссер берет за основу важное обстоятельство пьесы — Сганарель стар. Тематизация беспомощности, никчемности героя, возможно, и подсказала форму спектакля: лирическая клоунада. Андрей Максимов появляется в образе белого клоуна в седом парике и долго топчется на россыпи бумажного снега, пытаясь объявить название пьесы и автора. Актер проводит линию трепетного клоуна-старика через весь спектакль, и сопереживание этому трогательному, как бы вечно извиняющемуся персонажу к финалу только возрастает. При этом сюжетные узлы отходят на второй план — на первый здесь выходит тема театра. На протяжении часа с небольшим зритель наблюдает различные трюки, эстрадные репризы и гэги. Двое актеров, Илья Смирнов и Дмитрий Агафонов, исполняют остальные роли пьесы, появляясь и исчезая за ширмой, мешая несчастному Сганарелю рассказать публике свою историю.

Клоунада оказалась благодатной почвой для спектакля еще и потому, что всевозможные реплики поверх мольеровского текста, обращения к зрителям и комментирование актерами действий друг друга позволили предаться радости игры с самой ситуацией спектакля здесь и сейчас. В сцене беседы Сганареля с философом Панкрасом Илья Смирнов в какой-то момент выходит из роли и представляется актером, перечисляет свои роли в МТЮЗе, а Дмитрий Агафонов в другом эпизоде недовольно жалуется, что бутафор дал ему клоунский нос с веревочкой.

Местами казалось, что нерв первого показа и не забытые еще радости студенческих этюдов частично победили чувство меры. Поглощенные совместным придумыванием трюков, авторы спектакля делали некоторые остроумные шутки чересчур жирными за счет их повторения. Например, перевод с клоунского языка минутного бормотания Доримены одним-двумя короткими словами на русский язык переставал быть забавным уже после первого повтора. Как и самоироничный этюд «Червь пытается подняться на руки», который Дмитрий Агафонов несколько раз пытался показать между сценами в качестве интермедии. Очевидно, что любую хорошую находку хочется длить и повторять, но, возможно, уплотнение трюков, а не размазывание их без какого-либо развития помогло бы избежать некоторых провисов.

Стоит отдать должное авторам в разнообразии этих номеров — спектакль буквально пульсирует ими, заставляя на время даже забывать, о чем вообще была история. Есть и довольно оригинальные сцены, вроде философа Марфуриуса (Илья Смирнов) в лыжной шапке-петушке и очках в роговой оправе, подтягивающегося под бодрую музыку Bee Gees. Он же вскоре впадает в патетику, в духе известного дискурса «раньше было лучше» сетует на то, как «мир погряз в похоти», и какое безобразие, что сегодня никто даже не знает фамилию Филиппенко (снова привет актерской братии). Но среди подобных остроумных зарисовок иногда просвечивают и штампы. Как только на сцене появляется Доримена в виде женского платья на вешалке, становится ясно, что сейчас грустный одинокий клоун будет с этим платьем танцевать, как это происходит в каждом втором студенческом этюде на тему «Цирк». То же происходит и с музыкой. Усиление эффекта падающего бумажного снега композицией «Tombe la neige» было предсказуемым. Впрочем, и снег, и вентиляторы, имитирующие ветер, здесь обоснованы еще в самом начале, реверансом в сторону Полунина — Сганарель рассказывает, как якобы участвовал в «Снежном шоу».

В отличие от развязки пьесы, финал спектакля так и не приходит к счастливому разрешению (Сганарель подслушивает, что Доримена на самом деле выходит за него замуж по расчету). Белый клоун не становится Рыжим, герой возвращается к исходной точке — он по-прежнему забытый и одинокий. Под песню Визбора «А зима будет большая» он ложится, закутавшись в ткань, которая все это время покрывала планшет и служила сценой. Таким образом одновременно и заканчивается история, и буквально сворачивается спектакль.

Интересно, как два его слоя — череда клоунских номеров и автореферентные высказывания авторов — перекликаются и взаимодействуют, образуя некий третий слой. А именно — рефлексию на тему самих себя, молодых актеров и недавних студентов, внутри клоунского спектакля, среди старой бутафории и костюмов. Возможно, лучший момент — когда Дмитрий Агафонов, устало собирая реквизит после очередного эпизода, вздохнув, говорит зрителям: «Я в своей жизни видел всего один хороший спектакль. И то он уже не идет». Эта короткая, вроде бы проходная реплика на самом деле раскрывает тонкий и смелый жест режиссера в сторону собственного сочинения — претензия на великое творение будто бы снимается, а без этого бремени «великости» куда легче играть легкий, яркий и насыщенный молодой энергией спектакль.