Екатерина Антонова «Салют над городом»

«Экран и сцена»
09.03.2022

Премьера спектакля Елизаветы Бондарь «Пятая печать» в Театре МТЮЗ состоялась 23 февраля, в день защитника Отечества. 21 февраля Владимир Путин выступил с обращением к россиянам по поводу ситуации на Украине и необходимости военной операции, которая началась в ночь с 23 на 24.

Таков контекст, в котором вышел камерный, человек на 30 зрителей, спектакль по мотивам романа Ф.Шанта в переводе Ю.Мартемьянова. Спектакль-манифест, спектакль-притча, спектакль-плакат про тех мучеников в белых одеждах, кому, как написано в Откровении Иоанна Богослова, после снятия пятой печати придется немного подождать других праведников, прежде чем попасть в рай.

На малюсенькой сцене во флигеле МТЮЗа стены и двери выкрашены белым. По стенам стелются черные трубы с красными вентилями, из них в подставленные жестяные ведра капает вода. Перестук капель, неравномерный и нервный, складывается в мелодию – она станет саундтреком к спектаклю, где большую часть действия говорят вполголоса, монотонно и ровно, почти не интонируя, с застывшими, как на аватарах в соцсети, лицами. И эти цвета – белый, черный и красный – станут основными цветами спектакля, речь в котором идет о главном выборе в жизни человека.

Пять мужчин в мешковатых гражданских костюмах, с зализанными волосами, сидят в кафе и разговаривают полушепотом. Их играют Илья Смирнов, Андрей Максимов, Евгений Кутянин, Дмитрий Агафонов и Антон Коршунов. Идет война. В городе затемнение. Город бомбят. Орут сирены. То и дело проезжают полицейские машины. Визжат тормоза. Кто-то за кем-то гонится. Слышны выстрелы. Все это в полном безмолвии сообщается черными титрами на белой стене.

Не раздается ни звука. На лицах персонажей – ни единой эмоции. Словно куклы-автоматы, они раз за разом произносят один и тот же текст, начинающийся с реплики про телятину, которую так трудно теперь достать. Пришлось отдать за нее на черном рынке две ценные книжки. Да и телятина ли это? Не подсунули ли вместо нее человечину? Это повторяется снова и снова, пока один из собеседников не спрашивает, как поступили бы они, будь у них возможность за пять минут до смерти выбрать, кем родиться в следующей жизни: монстром при власти, повинным в несчастьях тысяч людей, или безвольным, но честным рабом, чья судьба – терпеть ужасы, видеть болезни и смерти близких. Каждый из собеседников уходит из таверны, размышляя о заданном вопросе, и дома обращается с ним к своей женщине. У кого-то это жена. У кого-то дочь. У кого-то любовница. Всех их играет одна актриса – Екатерина Александрушкина, не вставая со стула посередине сцены, почти не меняя позы, не переодеваясь. Меняется только голос и пластика рук. И каждый раз перед нами возникает другая женщина. То есть та же, просто предстающая в жизни другого мужчины в другой роли. Измученная, испуганная, уставшая, голодная женщина в старой шерстяной кофте, девочка, которой выпало жить в войну.

Монотонность первой половины спектакля сменяется кричащей, разрывающейся от боли второй. Звуку капель, сводящему с ума в начале, приходит на смену оглушающий электронный шум, с размаха бьющий по нервам (композитор Станислав Маковский).

На персонажах, которых забрали в тюрьму за то, что они собирались в кафе, и теперь пытают, надеты не безликие мешковатые костюмы, а ангельские белые рубашки, густо вымазанные кровью (художник Алексей Лобанов). Их палачи с зализанными волосами – в черной униформе (шефа полиции играет Алексей Алексеев, полицейского – Сергей Волков). И от их вкрадчивого тона, вальяжной пластики и бесчеловечной логики, как и от самого их присутствия, кровь стынет в жилах.

Актеры, представляющие завсегдатаев кафе, простых горожан, от которых ничего не зависит, во второй части словно скинули с себя застывшие маски, разморозились, обрели голос и пластику существ, которым больно и страшно. Обрели только теперь, за пять минут до смерти.

Умирают все те, кому в кафе был задан вопрос про перерождение. Все, кроме согласившегося на подлость, предложенную палачами как выкуп за жизнь: ударить изнуренного пытками узника. Он выходит из тюрьмы и идет к своим детям. И вот сидит с ними, одетыми во взрослые костюмы, с зализанными волосами, в той же мизансцене, за тем же столом, и они беззвучно, шевеля губами, проговаривают тот же текст про телятину. Мы слышим его в записи, на которой звучат голоса расстрелянных вчерашних собеседников.

А после спектакля мы видим салют над городом в честь дня защитника Отечества. Огромный праздничный салют, заливающий красным отблеском все черное небо и высотки на Новом Арбате. И плакатный, говорящий со зрителем в лоб, без подтекстов спектакль, нарочито сработанный будто топором, оказывается до оторопи, до звериной жути созвучен тому, что происходит именно в твоей жизни.