Елена Алдашева «Схватка двух королев»

«Театральная Афиша столицы»
29.09.2022г.

Определяя жанр спектакля по пьесе Шиллера как «историю одного убийства», режиссер Петр Шерешевский усугубляет трагедию. Действие перенесено в современность, но ни вставок, ни купюр в тексте почти нет – просто действующих лиц здесь меньше, и вся история отнюдь не о придворных интригах. А главное, не о муках совести и нравственном выборе.
Мария Стюарт (София Сливина) – заключенная-смертница нового поколения: молодая, жесткая, трезвая, обреченная. По-настоящему проиграет своей убийце Елизавете она в момент встречи: по Шиллеру, унизительный для Елизаветы, по Шерешевскому – утверждающий поражение Марии. Елизавета заставляет ее раздеться догола, собственноручно намыливает ей голову и плечи, с человеконенавистнической добротой приговаривая о грязных ногах и небритых подмышках. Целомудрие зрителей сцена не оскорбляет: преследующая героиню камера снимает не наготу, а бессильную ярость на крупном плане. Мария освободится в смерти – и уже после казни будет танцевать, избавленная от страшного мира Елизаветы.
А Елизавета (Виктория Верберг) – главная героиня этого фильма-спектакля с бесконечными шлягерами. Центральную мужскую роль – вальяжного Лестера – играет Игорь Балалаев, и его мюзикловый бэкграунд используется на всю катушку, правда, петь приходится в основном репертуар курортных кафешек и караоке. Именно этот мир торжествующей пошлости, послевкусия переходного времени и есть елизаветинская вселенная. Бесконечно и фантастически органично меняя маски, в каждой она узнаваема до тошноты – от рыночной хабалки до жесткой начальницы, от «мамочки» до «хозяйки». Виртуозная актерская работа Верберг – беспощадная, циничная: это «своя в доску» Елизавета, от которой мороз по коже.
В пьесе Шиллера и в спектакле Шерешевского больше одного убийства. И самое страшное из них – походя отданное Елизаветой распоряжение о казни «стрелочника», наивного Девисона (Леонид Кондрашов), который до последнего пытался саботировать преступный приказ или не оказаться ответственным за чужие слова и поступки и почти буквально сойдет с ума от навязанной роли. Экстремальные обстоятельства страшны, утверждает Шерешевский, но еще страшнее их первопричина – инфернальная пошлость, обыкновенное зло. И что можно ему противопоставить, кроме бегства или конформизма, увы, неизвестно.