Елена Смородинова «Проект человека провалился: зачем смотреть спектакль «Собачье сердце»

РБК life 24.04.2024

В Московском театре юного зрителя (МТЮЗ) вышла премьера — «Собачье сердце» в постановке Антона Федорова показывают в мае и июне. Через тридцать с лишним лет после выхода спектакля Генриетты Яновской зрителю выпадает возможность увидеть несколько иную, хоть и очень знакомую вариацию повести Михаила Булгакова.

Антона Федорова почему-то до сих пор называют то лидером молодой режиссуры (ему 42 года), то новым именем для российского театра. Хотя еще в 2019 году он выпустил в «Гоголь-центре» хитовых «Петровых в гриппе» с троллейбусом авторства Саввы Савельева на сцене, а билеты на его «Ревизора» в театре «Около» — до сих пор невиданное чудо. Впрочем, как и на «Где ты был так долго, чувак?» в независимом пространстве «Внутри» — культовый спектакль 2023 года.

Но правда и в том, что, когда Россию покинуло множество режиссеров первого ряда, Антон Федоров оказался одним из немногих постановщиков, чьи работы напоминают о совсем недавнем московском и российском театральном расцвете. В прошлом году Федоров стал главным режиссером новосибирского театра «Старый дом», но Москва без его спектаклей не осталась: кроме «Собачьего сердца» в МТЮЗе этой весной, зимой в театре «Маска» сыграли премьеру «Бовари» (продакшен агентства Леонида Робермана «Арт-партнер»).

Федоров часто выступает и как художник собственных спектаклей, переписывает тексты первоисточников, а иногда и вовсе оставляет вместо предложений отдельные слова, вздохи. Ученик Юрия Погребничко, Федоров унаследовал у своего мастера умение складывать спектакли, герои которых живут какую-то собственную жизнь в разных работах. А еще — закручивать действие в такой плотный клубок энергии, противостоять которому невозможно.

«Собачье сердце» в этом смысле отличается от постановок Федорова в том же пространстве «Внутри», где он работает с хорошо знакомыми всем персонажами Булгакова, а не сочиняет собственных чудиков.

Важно и то, что «Собачье сердце» — текст, который первым поставила Генриетта Яновская, возглавив театр в 1987 году. Тот спектакль вышел до публикации повести и основывался на пьесе Александра Червинского, который соединил несколько булгаковских текстов. Но для многих зрителей МТЮЗа спектакль Яновской стал и знакомством с новой повестью Булгакова. Антон Федоров не вступает в прямой диалог с той знаковой для МТЮЗа постановкой.

Художник спектакля, Ваня Боуден, придумала квартиру профессора Преображенского. И это не просто квартира, а квартира-декорация, что всячески подчеркивается: тут дыра на обоях, за ней видно «родное» покрытие стен, за которыми можно разглядеть кулисы; а здесь монтировщики приглашаются к столу и становятся артистами постановки, не скрывающей, что все это — театр.

Превращение пса Шарика (его роль играют два замечательных хвостатых артиста, которые вызывают отдельную волну умиления в зале) в Полиграфа Полиграфовича Шарикова решено открытым приемом: после операции из стоящей на сцене коробки сначала показывается рука, с которой отваливается шерсть, а затем целиком выбирается существо в бинтах. Постепенно оно начинает ходить на костылях, наступая на носочки, а затем говорить, издавая сначала неприятные звуки и реагируя на команду «Фу!».

Шарикова играет звезда «Слова пацана» и «Фишера» Андрей Максимов в диапазоне «зверь, умиляющий домочадцев» — «опасное животное в человечьем обличье». Последний все-таки вызывает жалость в моментах, когда пытается обратиться к собственному создателю «папаша» и демонстрирует к нему практически собачью привязанность.

Профессора Преображенского играет Игорь Гордин — вальяжным и пьющим гением, который может позволить себе приехать в Большой ко второму акту и продолжать занимать все комнаты своей квартиры, выставив Швондера с помощницей одним лишь звонком собственным пациентам так, что тому только что не требуется реанимация от пережитого страха.

Ассистент Преображенского, доктор Борменталь (Илья Шляга), ведет аудиодневник — одной из важных деталей становится магнитофон с бобинами пленки для звукозаписи.

«Борменталь, Борменталь», — несколько раз повторяет он свою фамилию, всячески подчеркивает, что ассистировал Борменталь. В какой-то момент этот звуковой фон становится навязчивым. Когда Борменталь не говорит в микрофон ничего, магнитофон играет то «Аиду», любимую оперу Преображенского, то Скрябина, а то и вовсе обрывки мелодий или голосов, которые трудно разобрать.

Борменталь должен был стать соавтором великого открытия и успеха, а поучаствовал в проекте, который раздавил Преображенского и показал всю беззащитность интеллигентов старого мира перед Шариковыми.

Впрочем, это один из верхних смысловых пластов: спектакль Федорова же собран так, чтобы одни смыслы проступали поверх других. «Например, Преображенский с Борменталем выпивают и утверждают, что они прекрасны: один гений, другой подмастерье гения. Лелеют самолюбие друг друга. Но ты, когда читаешь или смотришь на это, понимаешь, что это все неправда. И возникает вопрос, а что правда, — говорил перед премьерой Федоров в интервью журналу «Театр». — Узнаешь в них себя, когда ты себя оправдываешь за самые ужасные поступки. А что есть «хорошо» — вопрос».

И добавлял: «Я, во всяком случае, в Преображенском много себя узнаю. Все свои мелкие гадости… Но думаю, что тут в каждом персонаже можно что-то про себя угадать. Потому что я вообще считаю, что человек переливается, у него внутри все время какие-то «солнечные зайчики» гуляют, и персонаж складывается из чего-то такого, что я узнаю и в себе, а не из чего-то одного, что очень органично подбирается».

Эксперимент Преображенского провалился, гипофиз пьяницы и рецидивиста Клима Чугункина победил собачье сердце, которое лучше человеческого. Надежды на победу мира, в котором главная сила у науки и искусства, не осталось. Монтировщики разбирают декорации — режиссер снова напоминает: пока что мы все еще в театре.