Назад

Марина Давыдова «Привкус времени»

Известия 07.10.2003

Генриетта Яновская поставила в МТЮЗе пьесу Шейлы Дилени «Вкус меда»

Несколько лет тому назад Яновская взяла тайм-аут, легла на дно, ушла в подполье, перестала баловать нас своими спектаклями, а поскольку у нас, как, собственно, и везде, каждый крупный режиссер на счету, театральная палитра Москвы явно обеднела. Новая премьера ТЮЗа стала для всех, кто любит этот театр двойного подчинения (рядом с Яновской всегда на посту ее неизменный муж и соратник Кама Гинкас), премьерой долгожданной. Очень долго жданной.

Случилось так, что примерно за неделю до премьеры в Москве закончился фестиваль «Новая драма». Вряд ли Яновская планировала заранее это соседство и вряд ли оказалась ему рада, но обращение к полузабытой пьесе Шейлы Дилени обрело в контексте повального увлечения текстами молодых драматургов совершенно неожиданный смысл. Дело в том, что «Вкус меда» полвека назад тоже был «новой драмой», причем со всеми накожными признаками оной. Пьеса Дилени, как и пьесы ее «рассерженных» товарищей по перу, впитала в себя дух времени, вывела на сцену новых героев, изменила лексический состав драматургического языка, походя обнаружила социальные язвы английского общества и скорректировала систему его ценностей.

«Я современная… Я иду в ногу с самой собой». Этой сакраментальной репликой из «Вкуса меда» начинается предисловие к сборнику «Семь английских пьес» (1968), в котором и появились впервые на русском языке опусы поколения «рассерженных». Читаешь и диву даешься. Сколько копий было сломано вокруг вошедших в сборник названий. Как возмущен был поначалу ими Лоуренс Оливье. Как очарован оказался он ими в дальнейшем. Сколько желчи, остроумия и красноречия потратил знаменитый английский критик Кеннет Тайнен, чтобы доказать эстетическую состоятельность своих кумиров и сбросить с парохода современности всю ту затхлую классику, которую еще не успели сбросить его соратники по борьбе. Рядом с громокипящим Тайненом нынешние, кажущиеся кому-то пылкими апологеты новой русской драмы вроде Михаила Угарова выглядят тихонями и коллаборационистами. Вот тогда рубились так рубились. И что?

Кто сейчас в здравом уме и твердой памяти будет перечитывать произведения «рассерженных», включая такой оглушивший всех в свое время хит, как «Оглянись во гневе» Джона Осборна. Какой энциклопедист помнит имена Бернарда Копса, Брендана Биэна или Арнольда Уэскера. Из всех семи пьес сборника лишь одна пережила свое время — «Сторож» Гарольда Пинтера. Но ясно как день, что произведения великого абсурдиста попали в «новую драму» по чистому недоразумению. «Сторож» — вечно новая драма. Пьеса на все времена.

Что заставило Яновскую обратиться к преданному забвению тексту, догадаться несложно. Тридцать лет тому назад она уже ставила «Вкус меда» на сцене питерского МДТ и стяжала фантастический успех. Слово «культовый» в те годы еще не знали, но никак иначе спектакль Яновской теперь и не назовешь. Рядом с драматургией «рассерженных» наша оттепельная драма казалась диетической пищей. Героиня приживает ребенка от какого-то негра-матроса, который ее поматросил и бросил. Н-да! Мать у нее, как бы это поприличнее выразиться… Эге!! Живет эта самая девушка — беременная уже — с каким-то непонятного вида и назначения юношей, который ей готовит, стирает, гладит и распашонки шьет. Так-так-так… С девушкой он не спит. И вообще он, кажется, с девушками не спит. А с кем же он спит-то? Ух ты!!! Весь спектакль, сделанный, кстати, не брутально и не шокирующе, а, напротив, очень возвышенно и лирично, сопровождала музыка «Битлз». Самых настоящих — не дома под подушкой, а в театре при большом скоплении людей услышанных «Тхе Битлз». Это было круто. Реально круто. Это сносило крышу.

Во «Вкусе меда» Дилени и соответственно спектакле Яновской не было детективного сюжета, хитрых перипетий и неожиданной развязки. В них был терпкий вкус жизни. Настоящей жизни. Подлинной. Запрещенной и запретной. И обыденное течение этой самой жизни само по себе содержало эстетический заряд. Ее подробное проживание было в новинку и в диковинку. Чему прикажете дивиться сейчас?

На фоне нынешней «новой драмы», в подробностях описавшей нам все известные медицине перверсии и всех зафиксированных социологами маргиналов, жизнь английских социальных низов и образ латентного гомосексуалиста уже как-то не бодрят. После такого гениального певца обыденности, как Людмила Петрушевская, новый язык, новые герои и новые коллизии Шейлы Дилени кажутся детской игрой в крысу.

Яновской явно хотелось не просто материализовать успех, а вернуть былое. Продлить его очарованье. Но такая театральная ворожба заведомо обречена. В реку времени не ступить дважды. Ее бурные потоки неумолимо размыли и очарование пьесы, и свежесть режиссерских приемов. Отсутствие интриги оборачивается скукой. Искренность выглядит фальшью. Не только песни «Битлз», но даже запузыренный в финале хит Deep Purple с гениальными гитарными переборами применительно к тексту Шейлы Дилени звучат сегодня не откровением, а банальной музыкальной иллюстрацией. А чем еще прикажете иллюстрировать английскую драму конца 50-х?

Дело не спасают ни как всегда изящные декорации Сергея Бархина — прорезающие сцену по диагонали, словно упавшие и придавившие героев балки и дырявая стена, в которую проникает волшебный свет, — ни прекрасно поставленный театральный свет Глеба Фильштинского, ни явно способная дебютантка Наталья Мотева в роли поматрошенной и брошенной Джо. Сам матрос, красиво раскачивающийся на канате (так же качался он, по свидетельству старожилов, тридцать лет назад), заставляет теперь вздрогнуть и вспомнить красивых мальчиков из спектаклей Виктюка. (Минуточку, а кто из них гомосексуалист, начинает лихорадочно соображать зритель, смутно помнящий содержание пьесы, — этот или тот, который потом распашонки шить будет.)

В этом «Вкусе меда» больше нет вкуса жизни. В нем есть лишь привкус неумолимого времени, разрушающего иллюзии, хоронящего надежды, ставящего все по своим местам и безжалостного даже к очень талантливым людям.



Назад