Ольга Фукс «Мир Полины»

«Экран и сцена»
25.07.2024

Репетиционное застолье у Петра Шерешевского – совсем не тот процесс, когда актеры с листочками в руках примеряют предлагаемые обстоятельства пьесы (иногда далекие и необъяснимые) на себя. Вместо этого – письменный стол, за которым сочиняется своя история, даже если героев зовут Ромео, Лев Мышкин или Мария Стюарт. Мир не только повторяется, двигаясь по кругу и укладываясь в известный набор сценариев. Мир еще неизбежно и кардинально меняется, и эти изменения сами становятся сюжетом. Мы предчувствуем их, страшимся и одновременно ждем, ибо ощущение тупика и накопление критической массы не-любви и не-счастья (и, как следствие, проживания не своей, а какой-то фальшивой, навязанной жизни) требуют радикальных изменений. Ну а что будет потом – если бы знать, если бы знать.

Впрочем, в новом спектакле Шерешевского герои – тезки актеров, лишь фамилии отдаленно напоминают, что вначале был Ибсен. Режиссер использовал свои привычные приемы (камеры для крупного плана лиц, переписанная история, когда баланс знания и незнания поддерживает костер интереса). Он как будто меньше всего стремится оторваться от первоисточника, но при этом фиксирует колоссальный сдвиг, произошедший с людьми с того момента, как был написан «Кукольный дом», и в мировой литературе появилась эмансипированная женщина.

Добротный, но стандартный загородный дом: панорамные окна, типовая мебель, мангал и качели во дворе, двор завален снегом, чистить который – маленькое мужское удовольствие, разгоняющее кровь на морозце. Поэтому почти не выпускает из рук лопату доктор Константин Ранк (Константин Ельчанинов). Только одна деталь выбивается из безликого интерьера достатка – репродукция картины «Мир Кристины» Эндрю Уайета. Художник рисовал свою соседку Кристину Ольсон (правда, позировала ему собственная жена), пораженный силой духа девушки, которая могла передвигаться только ползком. Но в спектакле репродукция картины – не гимн мужеству, а знак какой-то беды, о которой мы пока ничего не знаем.

На первом этаже течет жизнь «в натуральную величину», второй этаж отдан под экраны с крупными планами: только лица, только глаза «зрачками в душу», стенограммы душ.

Дети, обучающиеся в элитной английской школе (штраф за разговор на русском), отправлены в элитный же лагерь. Родители устроили себе «медовый месяц», чтобы разобраться в отношениях, вернуть былые чувства. И теперь страшатся этого «отдыха»: Полина (Полина Одинцова) – убедиться, что Илья (Илья Смирнов) ее не любит. Илья – раскрыть себя перед ней, матерью его детей, хранительницей очага, спасшей его от рака. Но перед другом семьи, соседом, жилеткой дома, доктором Ранком он предельно точно ставит себе диагноз: нелюбовь, помноженная на чувство вины. Даже новая должность директора банка его не радует: кажется, он предчувствует, что эта вершина – не вершина, а плато, дальше только спуск.

В пьесе Ибсена влюбленный в Нору Ранк был неизлечимо болен – здесь же просто готовит свой отъезд туда, где он все потеряет и все начнет сначала. Да и терять ему, собственно, нечего, кроме иллюзорной дружбы, неразделенной любви, не понимающих его студентов. В одно касание обозначена еще одна социальная проблема: дом доктора покупает директор «Пятерочки», их достаток сопоставим, а интеллектуальный капитал – нет. Именно директор «Пятерочки» и пустит здесь корни – ему совершенно незачем уезжать от себя.

Зато болезнь обрела Полина – однажды, в минуту сильного волнения, ей отказывают ноги, и она почти буквально повторяет позу ползущей девушки с картины на стене. Полина не просто боится нелюбви мужа, она осознает, как мало ей осталось этой здоровой и якобы благополучной жизни. Как важна каждая ночь суетливого «медового месяца», когда все точно сговорились приходить в их дом со своими проблемами. Как существенен каждый взгляд… И если Илья лишь предчувствует, что впереди только спуск, Полина знает это наверняка.

Но закон сохранения энергии требует, чтобы где-то прибывало то, что убывает на наших глазах. Илона (Илона Борисова) – замороженная душа с опытом неизбежной жертвы, которую она принесла ради матери и братьев, и брака без намека на любовь – появляется в доме Ильи и Полины примером того, что может быть во сто крат хуже. Из омута прошлых грехов – наркотиков, подлогов, умершей жены, брошенного где-то по бабушкам сына – возникает и Леша с глазами раненого зверя накануне агонии (Алексей Алексеев). Эти двое, парии, проигравшие свою молодость, берут реванш у жизни, пользуясь подвернувшимися людьми, хоть давней подругой, хоть обозлившимся боссом: Илона – хитро и деликатно, Леша – подло доламывая чужую жизнь. Но у них получается, ведь настало их время.

«Медовый месяц» начинается и заканчивается признаниями в нелюбви: сначала сухо и спокойно, когда Илья объясняет Ранку, что разлюбил жену, и получает в ответ соленый мужской анекдот в качестве обезболивающего. В конце – за минуту до «счастливого» разрешения конфликта брошенное «я тебя не люблю» – как наезд на что-то живое: ты еще катишься по инерции, еще не понимаешь, кого задавил, только уже почему-то знаешь, что жизнь сломана навсегда.