Ольга Фукс «Ошибка Девисона»

«Петербургский театральный журнал». №4 [110]. С. 104-107.
Ноябрь 2022 г

Как и во многих других спектаклях Шерешевского (и не только его), местом действия становится съемочная площадка. Режиссер использует видеокамеру на сцене, как хороший ремесленник — свой инструмент, — не претендуя на статус изобретателя и оригинальность, но умея с помощью этого приема создать исправный механизм спектакля, где все работает на смысл: галерея крупных планов, архитектура и коллаж ракурсов, многослойность ассоциаций, которые может вызывать сегодня камера. Камеры распознавания лиц. Всевидящее око. Лишающий пленника права на интимность глазок тюремной камеры (вот и омоним подоспел). Жизнь политика под пристальным вниманием «народа». Усиление сексуального возбуждения в присутствии третьего, наблюдателя. Судьба как вечный повод для селфи…

Выгородка со спальней королевы Елизаветы, тщательно воспроизводящей «шик» недешевого отеля с безразмерной кроватью и ванной в шаге от нее с белыми махровыми халатами. Другая выгородка — тюремная камера Марии с железной кроватью, безжалостным светом и пыткой бездельем. Офисный стол для переговоров. Закуток для охранника, куда, если исхитриться, можно втиснуть электрическую плитку и пожарить яичницу. Фальшивый фонтан, синтезаторы для караоке — «роскошь» и развлечения местной элиты весьма неприхотливы. Стандартный мир, где все временное, как тюрьма, служебное место или гостиница, шаблонное, банальное, безликое, даже если это роскошная спальня, в которой все пропитано фальшью наигранных отношений (художница Надежда Лопардина).

В тайминге тюремной камеры значится 1587 год — это, скорее, историческая шпаргалка, чтобы напомнить зрителям, когда разворачивалась кровавая драма между королевами Елизаветой и Марией. Герои спектакля Петра Шерешевского — сегодняшние мужчины и женщины, лишенные свободы и якобы обладающие абсолютной свободой… которая все равно ограничена их застарелыми комплексами, страхами, душевной скудостью. В режиссуре Петра Шерешевского нет никакого пиетета перед Шиллером, переводом Пастернака, исторической эпохой, он как будто и не задается вопросом «что хотел сказать автор», а разбирается со своим временем. Какое досталось — с таким и разбирается, Шиллер ему в помощь. Высокая трагедия власти, любви и свободы, дала ему повод написать любопытнейшие портреты современников и выстроить актерам роли, в которых важны каждая минута, каждый взгляд, каждый жест.

«Добрая королева Бесс», «королева-девственница» (с таким определением она вошла в историю) Елизавета I в спектакле Шерешевского — рыжая стареющая бестия, которая чувствует, как уходит ее время, и переживает его уход с мучительностью постепенного удушья. Виктория Верберг сыграла здесь одну из лучших своих ролей — сыграла остро и бесстрашно. Слава абсолютной распутницы преувеличивается самой Елизаветой — такой образ помогает ей сохранить иллюзию длящейся молодости. Хитрый, льстивый, умелый, циничный, обладающий практическим умом подлеца Граф Лестер (Игорь Балалаев) нужен ей для того, чтобы чувствовать свою женскую притягательность, а не королевскую силу. Его постоянство — живое доказательство, что она может пленять и удерживать сколь угодно долго в плену своих чар. Именно молодость не может она простить Марии Стюарт (София Сливина) — как бы та ни отказывалась от прав на престол, она обречена просто потому, что опоздала родить, опоздала поблекнуть. Барон Берли (Сергей Погосян), полнеющий особист с маслеными глазами, не допущенный в престижную коллекцию женских побед Елизаветы, навсегда разжалован в статус этакого евнуха, охранника и соглядатая. А его присутствие-догляд («Я не смотрю, не смотрю») только придает ее постельным играм с Лестером привкус запретной пикантности. По той же причине между Лестером и Берли царит особая ненависть: стукачи и ищейки при любой власти вызывают презрение, но умный Берли еще и считывает мужское отвращение к Елизавете альфонса Лестера, а умный Лестер понимает, что разоблачен и что его особое привилегированное положение так же непрочно в этом мире, как позолота королевской «роскоши».

Но Елизавета и не обманывается насчет себя. И когда в ее орбиту попадает новенький — юный Мортимер (Илья Шляга), — Елизавета способна различить ужас в его глазах. Ужас юнца, которому надо доказать свою мужскую силу опытной, противной, прозорливой и властной бабе. «Трусы снимать?» — «Нет, конечно, что я зверь, что ли?» — сегодняшние фразочки нагло вторгаются в пастернаковский перевод, намертво привязывают возвышенный язык королей и подданных к грязной сути власти. Елизавете при встрече с Мортимером хватает мудрости отступиться, признать свое женское поражение, лишь в тоске дотронуться до полуголого парня, точно погреть руки у чужого костра. И увидеть, как отвращение в его глазах сменится сдержанным уважением и даже любопытством: милостиво освобожденный от любовных игр, Мортимер готов сыграть с ней в политическую игру, где ставка — жизнь.

В спальню королевы любой может войти без стука, подтвердив доступность королевы мужчинам и подчиненным. «Понимаете, в определенном возрасте становится еще интереснее, чем в молодости», — хрипло интимничает Елизавета с очередным юным служивой. Но в минуты отчаяния, внезапной жажды истины эта жизнь под прицелом глаз и телекамер вдруг вызывает у нее жгучее отвращение. «Что же вы все время смотрите?!» — взрывается на Берли Елизавета, когда ей необходимо понять — предатель Лестер или все-таки ее вторая половина? Понять и обезоружить не на допросе, а через близость, на «допросе» тел, которые не умеют врать.

Режиссер копается в белье власти, выворачивает его наружу, выволакивает интимное на белый свет. «Не писай в раковину», — наставляет Лестера Елизавета. «Нас раскрыли», — Лестер и не думает стыдиться. Никто здесь не является полноправным хозяином своей телесности, приказ «Раздевайся» может прозвучать в адрес любого подданного Ее Величества. Человек, лишенный права на свое тело, лишается и стыда за него. «Мария Стюарт» поставлена в контексте пыток, досмотров, выкрученных рук, которые не уходят из новостной повестки нашего общества. Стюарт — простоволосая девчонка, точно выдернутая с уличного протеста, — переходит из рук в руки: мужчины прохлопывают каждый сантиметр ее одежды, выворачивают белье, швыряют на пол подушки. Ее заключение протекает в бесконечном ожидании телесного унижения. Добиваясь свидания с сестрой, она еще не знает, что самое изощренное унижение уготовила ей именно Елизавета, женщина.

Свидание, о котором так просит Мария Стюарт, Елизавета устраивает в ванной под присмотром мужчин. Среди них — бывший возлюбленный Лестер, и возможный сподвижник Мортимер, желающий поклоняться ей, как королеве, и давний тюремщик Паулет, к которому Мария почти уже привыкла и знала, что дальше безразличного обыска он не пойдет. Елизавета нежно воркует над «грязной девочкой», сладко намыливает ее, корит за небритые подмышки (ах, не слушайте, Борис Леонидович). Мария держалась долго, но пытка теплой ванной, чистотой, угрожающей лаской и позором ломает ее стойкость. Режиссер создает максимально достоверную, физиологически ощутимую ситуацию ломки психики. Создается впечатление, что актрисе даже не надо ничего играть — нужные эмоции, освобождающие слезы мольбы и гнева, буквально подсказывает сама женская физиология. После такой ломки человек либо окончательно обезличивается, либо обретает свободу. Мы знаем, с чьими судьбами рифмуется судьба этой Марии Стюарт, легко бросающей в лицо своей тюремщице самые страшные обвинения. Мы видим цену этой обретенной легкости.

Граф Лестер получился у Игоря Балалаева колоритнейшим персонажем. Есть обаяние зла, а он играет обаяние подлости, конформизма, цинизма — и ограничен в этом как ребенок. Большой избалованный ребенок, которому позволено класть ноги на стол, издеваться над врагом, кривляться, манипулировать людьми, а в случае провала — позвонить и поплакаться маме, которая даже по телефону слышит, что ее лысеющий малыш грызет от волнения ногти (и не понимает нависшей над сыном опасности). Сладость и риск манипуляций людьми заменяют Лестеру истинные чувства. Постепенно он начинает манипулировать уже самим собой — в сцене свидания с Марией, которую когда-то любил. Упиваясь своей подлостью, последней «чистой» минутой объятий перед окончательным падением в грязь, Лестер осознает, что еще можно бросить прогнившее настоящее и вернуться к себе прошлому, любившему искренне. Но и понимает так же, что ничего подобного не сделает, — и эти психологические «качели», взаимозаменяемость благородства и подлости, подвига и предательства сближают его с героями Достоевского. Страсть к игре с судьбой делает его почти смельчаком: он с артистическим наслаждением «лепит бабу» из недавнего соперника за сердце и свободу Марии, юного бунтаря Мортимера, решившего бежать, — заботливо подкладывает ему толщинки под платье, старательно красит губы, поправляет женский парик, — чтобы еще сильнее насладиться мужским унижением проигравшего. Кто, как не он, бывалый царедворец, знает цену этим молодым и брезгливым фанатикам, которые только и могут, что провалить первое же рискованное дело и застрелиться, чтобы не отвечать за последствия.

Ход событий постепенно перемалывает каждого, кто пытается жить по чести. Простому вояке Паулету (Александр Тараньжин) приказано охранять опальную королеву, и он держится за этот приказ, как за последнюю свою охранную грамоту. Он готов быть сторожевым псом, готов бить на жалость («До пенсии хочу дожить»), готов слыть дураком среди власть имущих — лишь бы не стать убийцей. Он искренне пытается уберечь ретивого племянника Мортимера. Но испытание повышением по службе не выдерживает и он. Сорвана траурная повязка, и вот уже Паулет подпевает Елизавете и муштрует публику: чего, мол, ломаетесь — сама Королева для вас поет. Там, где люди не властны над своими телами и над своей жизнью, никто не даст им и права на скробь.

Крайним в этой истории остается самый молодой из всех — придворный Девисон (Леонид Кондрашов). В пьесе Шиллера, где действующих лиц вдвое больше, он носит титул государственного секретаря, а здесь — лишь очередной юнец, проходящий инициацию в покоях королевы. Жалкий клерк, последний солдат королевских подковерных войн, он оказывается ответственным за судьбу приказа о казни Марии Стюарт — и предпочитает покориться старшему по званию, отдать свое право распорядиться своей судьбой и судьбой страны и бесславно погибнуть.

Не носи приказ, Девисон, не бери дьявольских бумаг. Не участвуй в убийстве, стань тем звеном, на котором прервется кровавая цель зла, стань поломкой в Системе, где герои и фанатики гибнут, главные игроки сбегают за границу, особисты удерживаются на своем месте сбоку от власти, служивые теряют честь. Королева всегда тебя сдаст, сынок.