Назад

Ольга Фукс «‎Сумраки мечты»

ПТЖ 2.01.2024

«Русалочка». Г. Х. Андерсен.
МТЮЗ, сцена «Игры во флигеле».
Режиссер Рузанна Мовсесян, художник Мария Утробина.

«Игры во флигеле» — старый московский особнячок рядом с основным зданием ТЮЗа, со сценой и залом в несколько рядов. Ослепительной белизны, как в операционной. Идеальное место для интеллектуальных драм и лабораторных поисков. «Русалочка» — великая сказка с хрестоматийным названием, а значит, предтеча кассового спектакля. В конце концов, не «Щелкунчиком» единым… Да и художнику есть где разгуляться: морское дно, дворец морского царя, дворец земного царя, город, река, собор, бал на корабле, буря, штиль, закаты… И тем не менее, Рузанна Мовсесян, которая прекрасно ладит с большой сценой, выбрала «Игры во флигеле» — для комнатной игры в «Русалочку» в тесном кругу единомышленников.

Разноцветные стеклянные бусы, несколько морских раковин, шкатулочки, плетеное кресло, ажурные фонтанчики, какая-то штуковина из кристаллов, заколочки с жемчугами, длинные перчатки с бижутерией, несколько отрезов ткани, аппликация из зеркальных осколков — вот и все, что понадобилось художнице Марии Утробиной и художнику по свету Алексею Попову, чтобы создать подводный и надводный мир, окрасить его в цвета морской волны, закатный, полуденно-знойный, дьявольский, облачный (называть эти цвета голубым или красным как-то язык не поворачивается) и пустить по нему солнечных зайчиков. Есть еще обломок парковой скульптуры — голова юноши с античными чертами, которой достаточно для Русалочки, чтобы «пришла пора — она влюбилась». А еще — романтическая музыка Давида Мовсесяна, в которой — и ласковое море, и опасно-прекрасное пение сирен, и плач одинокой души.

Собственно, никакого принца здесь и нет, как нет его невесты, морского царя и многих других героев. Принц не более реален, чем гипсовая фигура — подарок шторма, а любовь — лишь игра сознания и воображения. Главное здесь — приключения души, а вовсе не тела, какими бы кровавыми подробностями ни снабдил их великий сказочник.

В интернете пеной на поверхности всплывают тексты про психотравмы Русалочки и самого Андерсена, сублимировавшего в этой сказке одну из своих несчастных платонических любовей (чтобы не сказать лишнего и не схлопотать за пропаганду). В ажурном спектакле-фантазии Рузанны Мовсесян тоже, как ни странно, много психологии — но совсем иной. Психологии взрослеющей и стареющей женственности, невинности и опыта. Психологии в пределах «нормальности», но сколько же опасностей таит в себе эта норма. Роскошная моложавая Бабушка (она же Ведьма) Екатерины Александрушкиной должна провести своих юных внучек между всевозможными рифами взросления, сама лавируя между необходимостью быть строгой наставницей и желанием стать им подругой, заново пережить с ними восторги открытий. Страсть младшей внучки к земному миру настораживает и пугает ее. И то, что роль Ведьмы отдана той же актрисе, заставляет подумать о том, как часто взрослые в педагогических целях спрямляют своим детям путь опыта, предлагая им страшные искушения и становясь для них такими же «ведьмами» (чего стоит фраза «то, что нас не убьет, сделает нас сильнее»). Но все эти мысли — отложенный эффект, а во время действия отношения бабушки и разных по темпераменту сестер заставляют блаженно улыбаться — столько в них подмечено остроумных мелочей на вечную тему «дочки-матери».

Арина Борисова и Алла Онофер играют за четырех сестер: русалочье очарование, жгучий интерес к жизни, легкое соперничество и единство подруг — и просвет дьявольской изнанки, еще спящие, как будто атрофированные души подростков, веселую игру со смертью, которая завораживает юных русалок при виде гибнущих в море людей. Им не дано любить, но дано почувствовать тайну, которая открылась их младшей сестре, — и огромную взволнованность этой тайной, от которой уже не так далеко до сочувствия.

Имя Полины Кугушевой, сыгравшей Русалочку, стоит запомнить уже сейчас, пока она только год как окончила театральный институт. Точно Андерсен с нее списал это определение — «с говорящими глазами». И ее хрустальным голосом вдохновился. Как сквозь толщу воды Русалочка старается увидеть небо, как в обломке скульптуры — предчувствие любви, так и в себе самой она чувствует фантомную боль души, об отсутствии которой так легко говорит Бабушка. А может, эта боль сама душа и есть? А зачем сохранять морскую dolce vita, если в ней нет любви? Зачем спасать свою жизнь, если надо взамен отнять другую? Стоит ли жизнь того, чтобы быть прожитой, наконец?

Ах, как страшна боль, как обидна слепота принца, как жаль себя, проигравшую все и сразу, уступившую свою мечту без борьбы. Но… на другом конце ведь что-то совсем невозможное. Русалочка почти и не мучается над выбором, только лишь на секунду примеряет роль, которую точно не сыграет, — роль победительницы и убийцы. И отправляется на свою личную Голгофу. Вот так и попадает старинная сказка об обретении души точно в сегодняшний нерв.

Финал создатели спектакля оставляют без слов. Нет тебе ни дочерей неба, ни дидактики про хороших и плохих детей. Нет вопросов про счастливую или трагическую развязку (какая, в сущности, разница). Только свет сумрака, смирения и покоя. Только прошедшая боль. Только музыка. Только вновь обретенный голос и вечное право на него.



Назад