Назад

Юрий Кобец «Дюжинная «Радуга»

«Империя драмы» 21.09.2011

<...> «Новая драма», убийства, наркотики, проститутки, однополая любовь… о, господи!» — пронеслось в голове перед началом спектакля «Убийца» Московского ТЮЗа. (Одного, помнится, французского серийного убийцу, Роберто Зукко, МТЮЗ уже привозил три года тому назад.) Но ничего шаблонно «новодрамовского» в пьесе нет, как нет и громко объявленного убийства. Студент провинциального ВУЗа Андрей (в просторечии Дюша) проиграл по глупости деньги местному авторитету. Последний, пообещав скостить долг, отправляет Дюшу в соседний городок «выбить» из другого своего должника крупную сумму, а в случае отказа последнего — убить должника. К простофиле Дюше кредитор-авторитет приставляет для контроля свою сожительницу Оксану. Большую часть полуторачасового спектакля занимает дорога должника к должнику с незапланированным заездом героя с девушкой-блондинкой в деревню к маме — в надежде одолжить денег и избежать убийства. Сюжет замысловатым не назовёшь, но он и не главное в пьесе молодого Александра Молчанова. Главное — драматург предложил актёрам особый способ существования: нет привычного прямого общения, нет диалогов, есть только внутренние монологи, которые переведены в реплики. Одни и те же события рассказываются отстранённо и предстают с разных точек зрения, что придаёт спектаклю особый объём.
История обескураживает своей простотой. Она, как и режиссёрская работа петербуржца Дмитрия Егорова, — вызывающе минималистична. Пустое белое пространство, несколько панцирных сеток от старых кроватей, голая лампочка под потолком, ломаные стулья — идеальный фон для разложенной на четыре голоса истории двадцати четырёх часов из жизни сегодняшних молодых, истории, очень бережно и осторожно «темперированной» режиссёром. («Там всё проверено до сантиметра» — сказал о своей пьесе автор в одном из интервью; и это правда.) Художник совпал с режиссёром, режиссёр — с актёрами, и все вместе — с удивительной по безыскусности пьесой Александра Молчанова. Но главное, что обеспечило львиную долю успеха спектаклю, — удивительное совпадение молчановского Дюши (угловатого, зажатого, наивного и необыкновенно простодушного) с индивидуальностью актёра Евгения Волоцкого. Подробность внутренней жизни четырёх героев, эмоциональная насыщенность игры актёров (та, что сегодня явно уходит из театра, более того — это подчас даже теоретически обосно­вывается!), выводят этот спектакль далеко за рамки удачи одного фестиваля, конкретного театра или теат­рального сезона (скажем больше — даже биографии молодого режиссёра!). По тому, как замечательная пьеса нашла адекватное и достойное воплощение на сцене, он событиен вне календарных или географических координат.
В последний день, на заключительной итоговой конференции, много говорили о фестивальных спектаклях, о противоречивости сегодняшнего театра, о неизбежном — «как сама жизнь» — разнообразии фестивальной афиши. Но человеку, прожившему большую (и, бесспорно, лучшую!) часть жизни в прошлом веке, трудно объяснить нынешний хаос пресловутым постмодернизмом или художественным принципом «калейдоскопа», разорванностью, фрагментарностью картины всего общежития в стране и мире. Да, отсутствие целостности в театре, поверим, является приметой времени… но соглашаться с этим почему-то не хочется. Ведь «Радуга» за семь дней реально доказала, что чаемая стройность, ясность и внятность театрального высказывания возможна; возможна в рамках одной режиссёрской интерпретации, в рамках одного спектакля, в рамках одного театра…. и будем надеяться, что в будущем — и в рамках одного фестиваля!



Назад