Назад

Зоя Бороздинова «Россия для грустных»

«Экран и сцена»
№ 2 за 2021 год

Спектакль Камы Гинкаса по пьесе Сергея Давыдова “Республика” о русских беженцах из Таджикистана, в начале 1990-х вынужденных искать новую Родину в России, называется “Где мой дом”. Именно так, без вопросительного знака. Интонация задается сразу: не дискуссия, не риторический вскрик в пустоту, но фиксация бездомности, бесприютности.

В маленькой белой коробке тюзовского флигеля – картонка, табуретка, кисть с длинной деревянной ручкой и пластиковая банка от клея ПВА. Прямоугольник окна заклеен чистым бумажным листом. Входит человек в синей рабочей куртке (Руслан Рафаелов) и молча, неспешно, размашисто малюет на белом поле ватмана сочно-красные буквы, складывающиеся в слово “Родина”. В окно настойчиво стучат с другой стороны, с заваленной густым снегом улицы. Плакат приходится снять и прислонить к стенке – здесь он, истекающий кровавыми струйками невысохшей краски, будет стоять как восклицательный знак в конце любого обращения к России.

Окоченевшими от злого московского января пальцами Ярослава (Евгения Михеева) открывает форточку, отпирает щеколду и пролезает внутрь. Она – почти ребенок, тонконогая, напуганная девчонка, школьницей пережившая ужасы вооруженного внутриэтнического конфликта в Таджикистане. Актриса так по-детски интонирует, с таким азартом произносит текст о страшном и жестоком, что рассказ про гражданскую войну (боевики, захват школы террористами, танки) кажется описанием увлекательной игры в казаки-разбойники. Нуждающаяся в человеческих объятиях, в ласке и тепле, она постоянно что-то обхватывает: цветастый пакет, кулек одежды, старый чемодан.

Ольга (Виктория Верберг) постарше, в начале войны она уже работала на высокой должности в министерстве культуры. Потеряв все, кроме чувства собственного достоинства, она, амбициозная и многого добившаяся, вынуждена начинать с нуля. Ольга исповедуется горячо, страстно. Верберг виртуозно переходит от тихой озлоб-ленности героини к громогласной ярости. Гневается, с остервенением говорит о несправедливости, с ненавистью о тех, кто ее обманывал, с горечью о тех, кого не удалось спасти. Вспоминая о моментах своей беспомощности, она не плачет и не жалуется – негодует. Лишь на несколько коротких мгновений Ольга превращается из железобетонной женщины в растерянную молодую девушку и пишет пальцем на стене невидимые ясные слова, будто по недоразумению утратившие смысл – “родина”, “свобода”.

Все, что она сумела увезти, хранится в железном кофре, который вытаскивается на сцену с лязгом. Он как прошлое – о него спотыкаются, на него опираются, его пинают. Но ближе к финалу его переворачивают и открывают, а внутри – ничего… Ольга залезает в металлическое нутро контейнера и держит руками крышку, запираясь от всего мира, смотря на окружающих через узкую щель.

Еще один эмигрант, Данил (Илья Созыкин), крепкий мужчина, время от времени согревающийся глотком из бутылки, упрятываемой во внутренний карман толстой зимней куртки. Персонаж актера Ильи Созыкина не стесняется плакать, кричать во весь голос, бить кулаком о стены. Его эмоциональный рассказ об унижениях, драках, абсурдной невозможности получить гражданство перерастает из личного монолога в обращенное в зал обвинение. Он, почти захлебываясь гневом, кричит о том, что за красивой фразой “Своих не бросаем” кроется тотальное безразличие к конкретным людям.

Кама Гинкас так выстроил спектакль, что главное здесь – актеры, и ничто не отвлекает зрителей от их текстов – нет яркого визуального ряда, нет навязчивого музыкального сопровождения. Лишь иногда заплачет о чем-то многоголосый церковный хор, да упадут несколько грустных фортепианных аккордов.

Сначала все трое заняты собой, им важнее высказаться, а не выслушать. Только Ярослава все жмется к другим, ища если не поддержки, то хотя бы понимания. Но нет сил сопереживать и сочувствовать чужим бедам. Герои почти не соприкасаются, иногда будто нарочно друг друга не замечают, но чем дальше, тем теснее становится их круг, тем быстрее передается слово от одного к другому, и все истории сплетаются в одну, общую.

Многие, вскользь в ней упомянутые, были покалечены и убиты. Эти трое – выжили, но так и не стали “своими”. Отсюда их мечта, неразборчиво записанная на мятой бумажке, греза о стране, где нет коренных и приезжих, где “Свобода” и “Возрождение” не превращаются в “Режь!” и “Убивай!”, где никто давит властью титульной нации, где за восемь зимних месяцев нельзя замерзнуть даже в хлипком демисезонном плаще, где дом везде, лишь бы была зарядка телефона. И вдруг в выстуженную комнату врывается песня Beatles “Carry That Weight” – саундтрек этой утопии, в которую и героям и зрителям так хочется поверить.



Назад