Назад

Зоя Бороздинова «Зорко одно лишь сердце»

Блог «ПТЖ»
19.01.20

Мерно отсчитывая шаги, на сцену поднимается взлохмаченный Дон (Юрий Тарасенко). За ним, каждый в своем темпе, в своем ритме, появляются другие — молодые парни и девушки. Счет превращается в песню, шаг — в танец, сцена — в скромную квартирку, разделенную на двоих. В одной половине живет скромный слепой гитарист Дон, во второй — резвая начинающая актриса Джил (София Сливина). Конечно, им суждено встретиться, влюбиться, расстаться и снова встретиться.

Художник Яков Каждан точно уловил особенность мировосприятия незрячих людей. На сцене нет мебели и реквизита, только разномасштабные таблички, на которых написано «кровать», «вино», «носок», «полка». Для слепых ничего не значат марка телефона и цвет дивана, им жизненно важен объем предмета, его означенность в пространстве.

Дон только-только вырвался из-под гиперопеки матери и стал жить один. То есть, не совсем один — его постоянно сопровождает пестрая толпа «внутренних голосов», подсознательные личности, группа поддержки, подтанцовка, бэнд. Артисты стараются как-то индивидуализировать своих персонажей, но постепенно все смешиваются в фон (несмотря на неминуемые противоречия, Дон — человек на удивление цельный). Выделяются двое: невероятно пластичный, гуттаперчевый, обаятельный Арсений Кудряшов — красноголовая спичка, от которой будто летят искры, зажигающие остальных. В противовес ему — уютно упакованный в одежду и очки Андрей Максимов, тихий маменькин сынок, вежливый, умный и трогательно занудный.

Дон пишет песни: инди-рок, немного рэгги, фанк и фьюжн (музыкальный руководитель спектакля Вячеслав Ахметзянов). Его музыка честна, она не пытается подстроиться под ситуацию, не пытается быть лучше жизни. Дон, существующий в упорядоченной квартире, где все всегда на своих местах, понимает: чтобы написать мелодию, надо не только целоваться, но и получать пощечины. Чтобы тебя слушали, надо не бояться говорить о том, что причиняет боль. Но выращенный в тепличных условиях парень пережил недостаточно разочарований для написания альбома. Поэтому взбалмошная соседка, за пару часов опрокинувшая его порядок, становится настоящим спасением. Он спотыкается о ее наглость и прямолинейность, она сходит с ума от его улыбчивой скромности.

Мать Дона, детская писательница миссис Бейкер (Оксана Лагутина), тяготится его взрослением. Новый порядок, при котором ее «маленький мальчик» занимается любовью на кухне, пугает. Миссис Бейкер, однако, не так проста и плоска: она сразу понимает, что история будет не про чувства, а про чувственность. В пьесе Герша она скорее притворяется опытной в отношениях и глупой во всем остальном, в спектакле — такая и есть. И потому финал предсказуем. Но если поначалу он страшит миссис Бейкер, и она безнадежно неловко пытается спрятать сына домой, то очень скоро — а в этой истории все происходит чрезвычайно быстро — женщина осознает, как важен путь ошибок и страданий.

Разбитое сердце Дона бьется все громче, все яростнее, и в спектакле наконец возникает то, чего так не хватало, — злость. Танцуя, артисты бросаются на пол, валятся в партер, бьют наотмашь и падают навзничь. Дон, которому казалось, что он отлично встроен в мир, что достаточно просто не жалеть себя, приходит в отчаяние, теряет ориентиры. Его добрые воображаемые друзья превращаются в сердитых молодых людей. Из милых инди-песен музыка прорастает не только в попытку выразить свои мысли, но и в способ укротить мир, сделать его понятнее и приемлемее. Герои стремятся туда, где свобода быть собой ценится больше материального достатка и положения в обществе.

В спектакле Олега Липовецкого социальные проблемы незрячих игнорируются, слепота становится лишь одним из возможных «отягчающих обстоятельств» во время выяснения отношений с родителями. Игнорируется и то, что совет миссис Бейкер оставить Дона в покое приходится Джил по душе: ее образ жизни не способствует верности и стабильности. Но в этой наивности сюжета есть свое обаяние — иногда так хочется поверить, что все будет хорошо, несмотря ни на что. Спектакль поет, танцует и кричит: мрак гораздо гуще в душе, чем в глазах слепого! все найдут общий язык! за ссорой будет примирение!

Пускай эта мечта проживет хотя бы три часа с одним антрактом.



Назад