Вера Сенькина «Вариации на тему аномалий»

Экран и сцена 12.12.2014

Генриетта Яновская призналась в одном из интервью, что в юности хотела быть следователем и что режиссер, по ее мнению, – не прокурор, не адвокат, а именно следователь. Таким следователем становится Кама Гинкас, распутывающий клубок психологической драмы в своей новой постановке по пьесе Эдварда Олби “Кто боится Вирджинии Вульф?”, выпущенной в МТЮЗе.

Здесь эмоции накалены до предела. Интеллектуальная изощренность, с которой герои то и дело мазохистски “препарируют” друг друга, заставляет и публику, невольно пытающуюся найти выход из всей этой тяжелой и невыносимой бессмыслицы, постоянно ощущать себя под прицелом. Фойе театра превращается в квартиру супружеской пары, Марты и Джорд-жа. По периметру залы расстав-лены кожаные кресла и диван, стулья на колесиках, в углу примостилась барная стойка с изрядным количеством пустых бутылок из-под бренди. Центральная лестница фойе ведет на второй этаж дома. На ней будут появляться и исчезать герои, отыграв очередной раунд схватки. Пьеса Олби разворачивается в Англии в маленьком университетском городке. У Камы Гинкаса приметы места и времени действия стерты (скорее, здесь стилизация под 1960-е годы), режиссер не привязывает историю к конкретной среде.

Квартира супругов – сценические подмостки, на которых они разыгрывают друг перед другом театральное представление (“вариации на тему своих аномалий”), отдающее то фарсом, то драмой, а то и трагедией. Любой попавший в их поле зрения человек (как, например, молодая парочка Хани и Ник, на свое несчастье заглянувшие в гости) становится для Марты Ольги Демидовой и Джорджа Игоря Гордина объектом изощренного психологического эксперимента. Эта квартира – ловушка, тюрьма, наконец, ад для них обоих, в ней супруги устраивают бередящие их нервы психологические пытки. Для обоих – это форма бегства от реальности, борьба со страхом жизни, превратившаяся в болезненную зависимость, как и алкоголь.

“Кто боится Вирджинии Вульф?” – понятный только им обоим вопрос-пароль, в нем зашифрованы обиды, разочарования, унижения, предательства, смерти – все то, что неотвязным грузом держит их в прошлом и преследует изо дня в день. У Гинкаса этот вопрос Марта с напускным легкомыслием хрипло распевает на мотив песенки из “Трех поросят”, а на ее воспаленном лице застывает гримаса-маска.

Характеристика героев Олби в спектакле Гинкаса далеко не исчерпывается тем, что Марта – неудовлетворенная стерва, которая третирует неудачника-ученого мужа, не оправдавшего ее надежд. “Я тебя много лет не вижу, ты – пустое место”. Ведь именно Марта способствовала его карьерному продвижению, будучи дочерью ректора института, в котором работает Джордж. Он – слабак и жертва, помятый и побитый жизнью человек. Она – самовлюбленная, тщеславная фурия, считающая, что недополучила достойных ее восхищения и почитания. При таком прочтении именно Марта выходила на первый план (вспомнить хотя бы Элизабет Тейлор в этой роли), Джордж неминуемо оставался в тени. У Гинкаса же иная расстановка сил. Кажется, что его герои отсылают нас к Достоевскому (здесь нельзя не вспомнить один из лучших спектаклей мастера «К.И. из “Преступления”»), прежде всего своей склонностью к беспощадному самоанализу, раскапыванию самых дурных, нелицеприятных душевных болячек.

И Марта Демидовой, и Джордж Гордина – равноправные в этой игре партнеры. Оба отлично понимают, кем являются на самом деле. Они распаляют друг друга, ерничая и куражась, выставляя напоказ слабые стороны. Их комплексы давно превратились в своего рода маски, которые используются в играх под названием “бей хозяина”, “бей гостей”. Наглая самоуверенность и вульгарность Марты-Демидовой, без конца нервно жующей жвачку, расхаживающей в безвкусном золотисто-бархатном платье с намотанным на шею ярко-желтым боа, на самом деле скрывают ее неуверенность и страх, болезненные воспоминания о погибшем ребенке. Не-расторопность и вялость Джорджа-Гордина, все чаще сонно застывающего в кресле в мятом костюме, язвительно подкалывающего психопатку-жену, также напускная. “Джордж, ты сдаешь позиции. – Нет, я разрабатываю новую тактику для борьбы с тобой”.

Джордж осознает, что именно слабым и никчемным Марте выгодно видеть его, оправдывая собственные неудачи и просчеты, – ведь “она прикована к ничтожеству”. Он, подыгрывая, дразнит ее, словно зверя. Джордж уютно устраивается в кресле с книжкой, пока его истеричка-жена будет изображать пошловато-страстный половой акт с Ником, дабы подзадорить муженька.

Марта так и не смогла простить Джорджу, что он стерпел нанесенный ею удар, положивший его на лопатки, а он так и не смог простить ей этого первого предательского удара. Эту боль они все чаще камуфлируют шуткой. Он наводит на нее сделанное из зонтика ружье: “Марта, ты в самом деле думала, что я хочу тебя убить?” На тонкой грани между любовью и ненавистью, нежностью и насилием балансируют эти люди.

Образ Джорджа в исполнении Игоря Гордина неоднозначен, он почти как герой “Записок из подполья”. В нем ощутимо отчаянное внутреннее напряжение: погружаясь в беспрестанный и беспощадный самоанализ (как и в Ростовщике из “Кроткой”), он ведет диалог с самим собой. Джордж упорно и мучительно ищет оправдание настоящему в прошлом и корень своих несчастий находит в комплексе вины – за смерть отца и матери, чьей причиной он невольно оказался. Вину он должен смиренно искупить. Эти мучительные воспоминания он пытается изжить в перепалках с Мартой. Тема вины, ошибки, заложенной в судьбе человека, роднит героя Игоря Гордина с античными персонажами (с его же Ясоном из гинкасовской “Медеи”). В Джордже Гордина получают смысловую законченность две основные темы: тема трагической вины, которую с достоинством несут его персонажи, тема искупления через изнуряющую работу мысли, неусыпного, и потому болезненного сознания.

Для Джорджа важно не то, как видит его Марта, но чем он является для себя самого. Допрос, который он устраивает Нику – Илье Шляге: с какой целью тот женился на Хани, привлекают ли его ректорские дочки, нравится ли ему жизнь в маленьком глухом университетском городе, адресован в первую очередь самому себе. Он сравнивает ответы Ника с собственными. Джордж блефует (а Гордин ведет великолепную интеллектуальную игру), подыгрывая Нику, выставляя для него мышеловку. Он провоцирует Ника, этого лощеного молодого ученого, показать настоящее лицо: за напускной скромностью и деликатностью скрывается вполне корыстный, уверенный в себе делец, женившийся на богатой дурехе Хани, чтобы прибрать к рукам ее денежки, и для карьерного роста не гнушающийся переспать с профессорскими женами. Марта не прочь поддразнить мужа и разыграть половой акт с Ником. Но оба, как не странно, быстро понимают, что Ник – слишком мелкая и предсказуемая, а потому скучная жертва. С каким презрением Марта гонит Ника открывать дверь. С таким же презрением Джордж просит Ника поэффектнее ублажать Марту. У Марты и Джорджа история сложнее – они любили друг друга, правда, со временем к любви примешалась ненависть.

Еще один трагический персонаж в спектакле Гинкаса – хрупкая нелюбимая Хани Марии Луговой, заливающая чувство одиночества и бесцельности существования стаканами бренди, а затем отсиживающаяся на кафельном полу в туа-лете – наивная девочка, не способная осмыслить происходящее вокруг, вечная жертва, зачинающая и убивающая в себе жизнь (несколько абортов у нее на счету). В Хани Марии Луговой проглядывает ее же Гедда Габлер из спектакля Гинкаса, поставленного в Александринском театре. Жутким кажется ее одинокий развязно-нелепый танец под Симфонию № 7 Бетховена, которую ставит Джордж. Каждый слышит здесь собственную музыку и танцует собственный танец. Понятно, почему Марта Ольги Демидовой так демонстративно игнорирует ее, даже с некоторым испугом, старается не смотреть на Хани, словно избегая: в этой девочке она видит себя, эта девочка продолжает жить в ней.

Невольно задаешься вопросом, отчего эти люди не способны разойтись, отчего продолжают мучить друг друга. У Гинкаса ответ неожидан. Противоречия, заложенные внутри одного человека, здесь воплощены в двух героях. Марта и Джордж – два голоса, поющие различно одну и ту же тему. Выход из ежедневного кошмара Джордж видит как раз в том, чтобы отпустить прошлое, перестать жить воспоминаниями. Он разыгрывает символически шутливое отпевание под всю ту же бетховенскую симфонию, встав за барную стойку, как за кафедру. Примирение со своей судьбой и жизнью приводит к освобождению и приобретается ценой жестокой правды. Марта и Джордж решаются признать публично, что их сын мертв.

В финале спектакля Марта Ольги Демидовой, крепко схватившись за мужа как за единственную опору, уже не защищаясь шуткой, тихо признается ему – “я боюсь, Джорджи”. И в этот момент они станут едины, вернувшись в реальность.