Марина Шимадина «Операция на человечности»

«Собачье сердце» Антона Федорова в МТЮЗе

Коммерсантъ 12.04.2024

Медицинский эксперимент над псом Шариком начинается в карнавальных тонах, а заканчивается беспросветной тоской.

«Собачье сердце» — название знаковое для МТЮЗа. Именно его в 1987 году, еще до официальной публикации повести и выхода знаменитого фильма Владимира Бортко, поставила Генриетта Яновская, возглавив театр. Спектакль стал знаменитым и объехал полмира. Тогда, на заре перестройки, открытие прозы Булгакова казалось прорывом — она воспринималась как сатира на советский строй с его завиральными идеями радикальной переделки человека, а впереди маячила надежда на другую, новую жизнь. Нынешний спектакль МТЮЗа лишен всяких надежд, он смотрит на людей без иллюзий, но в то же время с огромной жалостью ко всем — и к несчастному Шарику-Шарикову, и к недобитой интеллигенции.

Антон Федоров ставит Булгакова как бы с чистого листа — для нового зрителя, который не видел легендарного спектакля Яновской, да и фильм Бортко вряд ли смотрел. И, вопреки стереотипам нашего прежнего восприятия, расставляет в повести совсем другие акценты. Интересно, что похожий перевертыш с Булгаковым недавно произвел Роман Габриа в новосибирском «Красном факеле»: там Шарикова играл один из лучших артистов труппы Владимир Лемешонок, которому по возрасту и благородству облика гораздо больше подошла бы роль профессора Преображенского.

В новом спектакле МТЮЗа Преображенский — не последний оплот цивилизованного мира, который готов разрушить «грядущий хам» Шариков вместе со Швондером. Герой Игоря Гордина, блестящий хирург и ученый, выглядит как избалованный московский барин и «буржуй»: живет в семи комнатах, ездит на «Аиду» ко второму акту, пьет с самого утра, дружит с кем надо и одним звонком «наверх» моментально решает вопрос с уплотнением. Представители новой власти — председатель домкома Швондер (Антон Коршунов) и его помощница (София Сливина) — его сами боятся до обморока.ма

В первых сценах артисты играют в комедийной манере, хорошо знакомой поклонникам Федорова: масочное существование, несвязная речь, состоящая большей частью из междометий, театральные шуточки. На сцену актеры выходят как бы в предпремьерной суете, настраиваясь и еще не слившись с образами, и при появлении пса поминают и «Даму с собачкой», где Гордин сыграл одну из своих главных ролей, и «Собаку на сене». Открытым театральным приемом решена и сцена с операцией, когда живую собаку «незаметно» для зрителя подменяют мохнатым чучелом.

Но, к счастью, постепенно этот фарсовый прием, который в «Мадам Бовари» Федорова успевал порядком наскучить за три часа, сходит на минимум. С появлением Шарикова в воздухе разливается какая-то напряженная, предгрозовая атмосфера. Актер МТЮЗа Андрей Максимов, прославившийся ролями в сериалах «Фишер» и «Слово пацана», невероятно смело играет это почти кафкианское преображение: из коробки выбирается уродливый гомункул в кровавых бинтах, который постепенно, на наших глазах, превращается в нечто человекоподобное, учится говорить и ходить на костылях, опираясь на кончики ботинок. Зрелище страшное и завораживающее.

И тут интересна, и важна реакция окружающих. Две горничные (Екатерина Александрушкина и Алла Онофер) продолжают относиться к Шарикову по-женски радушно, как к домашнему питомцу или маленькому ребенку, что бы он ни вытворял — ну что возьмешь с неразумного. Помощник профессора Борменталь (Илья Шляга) в восторге от неслыханного открытия, сулящего научную славу, и увлеченно записывает наблюдения за «подопытным» на магнитофон, не забывая всякий раз громко и разборчиво повторять свою фамилию, чтоб уж наверняка остаться в истории.

А сам профессор Преображенский скорее подавлен результатами эксперимента — он-то с помощью пересадки гипофиза стремился открыть секрет вечной молодости. Вот за это ему бы хорошо заплатили! А новый человек — тьфу, бабы таких сами нарожают. Поэтому к Шарикову он с самого начала относится с брезгливостью как к побочному продукту неудачного опыта, дубликату непутевого пьяницы и вора Клима Чугункина — донора органов. В этом люмпен-пролетарии — темном, ограниченном, но в целом не злом — он отказывается увидеть человека. И, пожалуй, речь тут идет не столько об ответственности ученого за свое создание (как в недавнем фильме Йоргоса Лантимоса «Бедные-несчастные», где доктор Франкенштейн все же сумел признать в своем детище самостоятельную личность, принять и отпустить), сколько о снобизме интеллигенции, которая не воспринимает «это быдло» всерьез, пока оно не ворвется к нему в дом с револьвером.

Тем не менее Федоров не дает однозначных оценок: его Шариков может быть и отвратительным, наглым и страшным. Когда он изнасиловал Зину, та, прежде звонкая, как колокольчик, и легкая, как воздушный шарик, моментально поникла, словно из нее выкачали воздух, — Алла Онофер замечательно играет эту тему. Но когда тот же Шариков, уже вполне благообразный, перед обратной операцией потерянно зовет «папашу», ему невозможно не посочувствовать. Он, несчастное существо, обращается к своему творцу, который создал его вроде бы по собственному образу и подобию, но с презрением отвернулся от своего творения. И мотив богооставленности тут тоже явно слышится — недаром весь спектакль сопровождает музыка Скрябина.

Неудавшийся эксперимент Преображенского кажется крахом всего проекта под названием «человечество». Спектакль окончен, лавочку можно закрывать. Рабочие сцены разбирают щиты с оборванными обоями (художник спектакля — Ваня Боуден) — театр и культура тоже никому не помогли. Собачье сердце оказалось гораздо лучше человеческого, а людскую природу не улучшить никакими медицинскими манипуляциями.