Театральная афиша 15.11.2013

Причудливая природа семейных ссор – в эпицентре внимания Генриетты Яновской. Измучившие друг друга супруги, как школьники, вызванные к доске, излагают причины развода. Судья, уставшая от мелочных разборок, настроена всем выставить «неуд.» за поведение. «Несходство характеров? Нет людей во всем одинаковых. Это было бы невыносимо скучно!» – крик души вскрывает личную драму немолодой женщины. Что имеем, не храним; потерявши, плачем… Проводив последних посетителей, Судья (Виктория Верберг) исповедуется об одиночестве. И, сама того не желая, подводит горький итог всем бракоразводным процессам: человек мечтает о любви и в то же время бережно лелеет свое «я». Противоречия неразрешимы, счастье – мимолетно. Выход один – воспринять ситуации с юмором. В глубоком и в то же время легком спектакле Яновской много смешного, даже эксцентричного. Во взаимных «перечнях упреков и обид» некоторые преуспевают до такой степени, что впору на цирковом манеже выступать. Самая парадоксальная пара – Мироновы. Он (Павел Поймалов) – интеллектуал, эстет с большими претензиями. Она (Марина Зубанова) – взбаломошная, суетливая домохозяйка, замученная бытом. Развод бесспорен. В отличие от них разводящиеся Катя и Митя Лавровы (София Сливина и Евгений Волоцкий) созданы друг для друга. От эпизода к эпизоду спектакль постоянно возвращается к их взаимоотношениям. Придирки, глупые ссоры, разъезд, потом осознание, что расставание смерти подобно. Все-таки любовь – не игра, как думалось им вначале, а что-то более хрупкое и сложное. Кроме знаменитой пьесы в композицию постановки вошли новеллы Александра Володина, фрагменты из «Записок нетрезвого человека». В действие то и дело вмешивается Агафья Тихоновна (володинский парафраз на темы гоголевской «Женитьбы»). Еще одна несчастная (Оксана Лагутина), с жалкой улыбкой, с вздохами и причитаниями, повествует о не сложившейся судьбе. На сцене то комната, то двор, то улица, то зал суда, то больница. Но ни стен, ни границ нет. Сценограф Сергей Бархин разъял пространство, затянув его пушистым зеленым ковром. Людские конфликты на таком безмятежном фоне кажутся нелепыми и никчемными, а комплексы – ничтожными. Режиссер Г. Яновская. Пространство С. Бархина. Костюмы Е. Орловой.

The Moscow Times 07.11.2013

Sofya Raizman and Yevgeny Volotsky act in Yanovskaya’s staging.

As I watched Genrietta Yanovskaya’s production of «Don’t Part With Those You Love» at the Theater Yunogo Zritelya, I could not help but think of what the Jewish-Russian-Ukrainian philosopher Lev Shestov once said about Anton Chekhov.

«Chekhov was doing one thing alone,» Shestov wrote in «Creation from the Void» in 1908, «by one means or another, he was killing human hopes.»

Chekhov has virtually nothing to do with Yanovskaya’s production because the play she staged was written by the classic Soviet-era writer Alexander Volodin. What does fit are Shestov’s words. Yanovskaya’s «Don’t Part With Those You Love» is a devastating take on the loneliness of the human animal.

Before anyone jumps too quickly to conclusions, however, allow me to add immediately that this production is also very funny, warm in all the right places, though never sentimental, and is acted with irony and feeling.

Volodin tells a tale of people whose love lives have crashed against the hazards of mundane reality. Couple after couple appear before a judge to finalize their divorces. All have their reasons or, at least, they are convinced they do.

Yanovskaya transformed this collection of vignettes into a large canvas that demonstrates a society’s ills and follies in equal measure. During transitions dozens of people swirl about the stage, rarely making contact, lost in their own reveries, sorrows and, more rarely, joyful moods.

Designer Sergei Barkhin provided the director with an attractive, eclectic set that looks something like a village green. The stage is covered in verdant astroturf, and various objects are scattered across it — a telephone booth, a clothesline, an apartment interior and the judge’s desk.

The judge’s desk is ground zero. This is where each of the couples comes, as they believe, to put an end to their misery. Viktoria Verberg plays the judge as a crusty, no-nonsense witness to human misery who, nevertheless, has not yet entirely lost all hope in man and womankind.

Verberg’s judge badgers the petitioners with questions born of exhaustion, disgust and bitter experience. When someone tells her the reason for divorce is that their characters do not match or that their interests are divergent, this judge can barely contain her indignation. «Don’t you realize what a cliche that is?» she barks at them derisively.

One couple’s happiness has been ruined by vodka, another’s by a mother-in-law, still another by a dalliance on the part of the husband or the wife, or perhaps by both.

It is the drama of this latter couple, Katya and Mitya Lavrov (Sofia Slivina and Yevgeny Volotsky), that runs through the entire piece as something of a tenuous leitmotif. They are the first of the couples to be divorced, and they are the ones whose further adventures lend much of the comedy and tragedy to the tale.

Katya’s vague involvement with a photographer (Sergei Belov) drives Mitya to distraction, while his flirtations with a perky, doe-eyed young woman (Sofya Raizman) are the beginning of a process that sees Katya wind up in a mental asylum. Whether or not they actually ceased to love each other and whether or not they should have divorced are questions that remain unanswered until the end.

Misery, however, does not come exclusively from being tied to someone who becomes a stranger over time. It also can come from never having had the opportunity to cultivate such ties.

Oksana Lagutina plays a lonely woman who drifts dreamily through the maelstrom of broken love affairs, spouting lines from Nikolai Gogol’s «The Marriage.» She imagines herself the sad, broken heroine of this classic play, wherein a young woman gets as far as putting on her wedding dress before the prospective groom leaps out the window and escapes.

Even the judge finally breaks down in bitter tears as she recalls the man she did not marry.

«Don’t Part With Those You Love» consists of pretty much equal parts laughter and tears. It does not have much to say in the way of optimism about the human penchant for destroying or avoiding happiness. But it reminds us that the more foolish we are, the funnier we are as well.

Блог ПТЖ 31.10.2013

Рассказывать о спектакле Генриетты Яновской «С любимыми не расставайтесь», премьера которого состоялась в октябре, хочется начать со сценографии Сергея Бархина. Она очень проста. И, кажется, единственно возможна — как будто не создана художником, а возникла сама по себе из замысла постановки. Пространство выстроено так, что все персонажи оказываются одновременно вместе и порознь. Сцена (помост чуть наклонен к залу) покрыта ковром травы; у арьера слева — довольно широкая винтовая лестница, то ли покрашенная, то ли подсвеченная красным, круто уходит под колосники, а может быть в небо; с другой стороны над сценой вьется какая-то уродливая металлическая труба — через такие выбрасывают из ремонтируемых квартир промышленный мусор, а может быть, высасывают из человека душу; в центре на возвышении — огромный шар из прошлого советских парков; слева комната Кати и Мити Лавровых (София Сливина, Евгений Волоцкий) с подробностями быта, а за ними — коробка старой двери, изъятая из стены (существовала ли эта стена когда-нибудь?) и открывающая комнату «холоду пространства бесполого». За дверью натянута бельевая веревка, на которой фотограф Вадим (Сергей Белов) закрепляет прищепками для просушки проявленные фотографии; справа, в глубине, прозрачная телефонная будка, из которой Мите будет звонить Ирина (Софья Райзман); ближе к авансцене — небольшой письменный стол с казенным инвентарным номером. За ним почти все время сидит Судья (Виктория Верберг) — жесткая дама средних лет с гладко забранными в рыжий хвост волосами, в очках, со строгим и скептическим взглядом.

Если можно говорить о главном герое в этом спектакле — женском, жестком, без отчаянья констатирующем, что без любви «многие женщины от усталости сходят с ума» (А. Володин), то Судья этот герой и есть.

Впрочем, если внимательнее рассматривать все, что переплетается и взаимопроникает на сцене в течение неполных двух часов, что идет спектакль, то приходишь к выводу: не такой уж женский, не такой уж жесткий, не такой уж «без отчаяния». И не такой уж «без любви».

Что касается главной героини, то имеется в виду взгляд на происходящее — все видится глазами почти постоянно присутствующей на сцене Судьи. Она становится смысловым центром спектакля, в который сходятся всего его линии. На протяжении спектакля Судья время от времени восклицает: «Все с ума посходивши!» (из «Записок нетрезвого человека») или: «Все бегут куда-то!» И тут же все, действительно, выбегают на сцену с чемоданами — беженцы любви протаптывают в траве дорожки, в своем якобы хаотическом движении массовых фатальных невстреч и расставаний. Выслушав и отпустив очередную пару (усталость от повторений банальных резонов и ординарности ситуаций, казенная лексика, не выразимый словами эмоциональный подтекст — понимание, сочувствие или осуждение, даже гнев), она опускает глаза к бумажкам. Время от времени отвлекается и следит за тем, что происходит. А то и подает реплику — какое-нибудь насмешливое «хм» в адрес, например, Мити.

А вот к Судье от паркового шара устремляется бледная женщина с лицом, будто обтянутым кожей, — Агафья Тихоновна (Оксана Лагутина), и привычно начинает бубнить-наговаривать горестную историю своей неженитьбы с любимым Иваном Кузьмичом, интонируя, как профессиональная попрошайка. Да так и есть — она выпрашивает сочувствия у каждого встречного. И вот ведь штука — сама окажется способной его проявить: все в этом спектакле встречаются друг с другом, и Агафья станет свидетельницей несчастья, случившегося с Катей. Судья кивает уборщице Тане (Арина Нестерова), и та с пониманием подхватывает сумасшедшую посетительницу под белы руки и выводит из помещения.

Перед финалом Судье дается последнее слово. Она оказывается героиней володинского сюжета о женщине, которая отвергла музыканта, разрушила и его, и собственную жизнь. Лежа на траве сбросив туфли, расслабившись после рабочего дня, Судья пьет вино с непьющей Таней, к которой относилась так начальственно снисходительно, и рассказывает ей то, о чем рассказать никому в жизни нельзя. Но — накопилось и прорвалось после стольких-то историй несчастных пар, которые проходят перед ее глазами много лет напролет. «Нет любви!» — отчаянно и зло твердит Таня, но отвечает очень похожей исповедью: как любви побоялась, сочла себя недостойной, отказалась, и вот — жизнь прошла страшно, тяжело, темно, вроде и не жила. «Ну почему он тогда меня послушался!» — почти кричит Судья. Есть любовь, но прошла стороной.

В постановках «С любимыми…» Судья получалась редко. Если идти по тексту — официальная советская служащая, не желающая вникать в отношения расстающихся пар, с бюрократической лексикой, в которой для несчастных не находится ни человеческого чувства, ни слова. Если идти от противного, как сделала, например, Вероника Родионова в Центре драматургии и режиссуры (Москва), то можно зайти далеко: у нее судья превратилась в шоумена от темных сил, фигляра из кабаре. Ясно одно: чтобы пьеса получилась, нужно этого персонажа придумывать. И у Генриетты Яновской это получилось.

Как двойные шары в бильярде, выкатываются к судейскому столу пары — чтобы, стукнувшись, раскатиться в разные стороны. Козловы — скрывающая горесть за насмешливостью кудрявая кокетка с очень розовой помадой на губах (Наталья Златова) и умный, с грубоватым обаянием самоделкин-работяга в грубом свитере, похожий на молодого Крючкова (Илья Созыкин). Керилашвили — совсем маленькая беспомощная девочка, которой без мамы — никак (Илона Борисова), и вроде бы мягкотелый, но вполне себе на уме мальчик (Руслан Братов). Никулины — одутловатый, почти квадратный, в плохо сшитом пиджаке мужчина, крепко держащийся за руку верной ладной жены и судорожно проглатывающий с ее руки таблетки, не старый, но изношенный жизнью (Наталья Корчагина, Вячеслав Платонов). Мироновы — пышнотелая бабец в ситцевом сарафане с сумками и скрипочкой в футляре (детей накормить, в музыкальную школу сводить, пьяного мужа домой оттащить — все на ней) и мнимый интеллигент, долдонящий на канцелярите, не замечающий, что превратил цветущую молодуху в домработницу (Марина Зубанова, Павел Пойманов). Шумиловы — развеселая парочка, в сценарий сексуальных игр которой входят брань и побои (Екатерина Александрушкина, Олег Ребров)…

Стройная, резкая игра в шары оборачивается броуновским движением: все несчастны, все сталкиваются друг с другом, не находя осмысленной гармонии движения, все на грани или уже миновали грань нервного срыва. Среди них и Агафья Тихоновна, и Женщина по обмену квартиры (Екатерина Кирчак), которая в этом спектакле не стара и не так уж одинока — повсюду водит за собой сестру, застенчивую и бессловесную, сестру-близнеца, пусть меньшую ростом и старшую по возрасту (Татьяна Канаева).

Катя и Митя любят друг друга. Их тянет друг к другу физически. Они то и дело готовы броситься друг к другу в объятья. Но раскручивается механизм разрушения, скандала, разрыва, которому они не в силах противостоять. Митя — Евгений Волоцкий — мягкий, какой-то внутренне покойный и в то же время переменчивый, текучий. Не сильный. Не довольный. Катя — София Сливина — уже сразу сраженная неверием в нее Мити, подстреленная птица: полноватая, белотелая, с округлыми плечами. Она странно наклоняет голову, руки и ноги движутся по отдельности, движения раскоординированы.

Здесь нет речи о гордости и упрямстве. Безосновательное подозрение в неверности мгновенно убило доверие. И ничего нельзя вернуть. Их не научили прощать друг другу непонимание, обстоятельства против них, сирых и нежных. В беспричинной ссоре собираются в чемодан и разбрасываются из него вещи. Платья, блузы, белье покрывают зеленую траву. По ним бродят, бесчувственно наступая, чужие люди. Ирина — Софья Райзман, безответно влюбленная в Митю, в бесформенном широком зеленом пальто и белых сандалиях, судорожно вытягивая ножку, прыгает по белью в классики. Мгновенный ассоциативный отсыл: «Игра в классики», смерть ребенка, отчаяние вернуть любимую и, видимо, ее гибель. В спектакле Ирина — не гротесковый персонаж, не нелепая серая мышка, не понимающая, что явилась к разоренному очагу напрасно, и неспособная заменить Мите Катю. Болеющая своим несовершенством и не осознающая своей красоты, она беззаветно любит Митю. Способна спасти, но не способна предложить помощь, пока ее не попросили, и все же пытается сделать это.

Катя обречена на сумасшествие. Услышав о том, что Митя кого-то порезал, она повторяет почти спокойно, с какой-то механически-доверительной интонацией: «Всего две недели назад развелись!» Так же спокойно проходит ее встреча с Митей в больнице — конечно, в психушке, где санитаркой служит суровая теща Керилашвили (Мария Овчинникова), пожалевшая молодых, — а вот своих ей не жалко. Катя, в чьих движениях уже нет ничего человеческого, продолжает механически заботиться о Мите, спокойно дает себя увести от него к двери в глубине сцены. И, уже почти войдя в нее, вырывается от санитарки, кричит. Кричит. И ей вторит Судья. И все женщины, которые не могут жить без любви.

Яновская, сделав добавления к пьесе А. Володина, — фрагменты из его «Агафьи Тихоновны», «Записок нетрезвого человека» и т. д., что-то и сократила, например, рассказ Женщины по обмену квартиры о смерти сестры, сцену в санатории, где отдыхает Катя. И это верно: трагедия «безлюбовья» в мире, более всего нуждающемся в ней, не требует договаривания до конца.

А начинается спектакль с фотосессии. Над сценой парят скамейка, стул, велосипед, который никуда не поедет. Повсюду, в том числе и в воздухе, восседают невесты. Разлучник Вадим, цинично нагловатый красавец, бесстрастно щелкает фотоаппаратом, фиксируя моменты надежды на счастье, которое не состоится. Он же в финале отщелкает всех, повторяющих за Катей истошный крик всех женщин всех времен — «Я скучаю по тебе!»

А вообще-то в спектакле много и смешных реприз. В программке же напечатано стихотворение Александра Моисеевича «Надо следить за своим лицом», которое заканчивается строками: «Вы оптимисты? И я оптимист./ Вы веселитесь? И я веселюсь».

Лестница, на которую восходит, словно желая вырваться из несвободы, Катя, ведет не к небу. Она ведет из подземелья. Не думаю, что это подземелье, укрытое травяным ковром, — ад. Но недаром же на лестницу все время падает красный отблеск.

Театрал 28.10.2013

У Генриетты Яновской получился удивительно несовременный спектакль. В том смысле, что его никак нельзя вписать ни в авангардно-эпатажные лекала с их буйством видео-арта и прочих визуальных составляющих, ни в традиционную психологическую драму с ее «правдоподобием чувствований».

«С любимыми не расставайтесь» в московском ТЮЗе – отдельная история, штучный товар. В ней смешались клоунада и сентиментальность, пародийный «быт» и абсолютно условное, вневременное пространство, смех, переходящий в слезы и наоборот. Такой вот парадокс.

В пространстве Сергея Бархина жизнь словно бы катится по наклонной плоскости, под откос, хотя все и устланный веселенькой зеленой травкой. А все имущество кажется уже поделенным. Кому-то досталась чугунная ванна – вон она примостилась слева, из нее даже воду забыли вылить. Кому-то – дверь, кому-то – раскладушка со стульями. Все это здесь разбросано в живописном хаосе, символизирующем, что жизнь пошла наперекосяк. А убери на время все эти цветные тряпки и чемоданы – тут же возникает ощущение тотальной пустоты, причем не только пространственной, но и жизненной. Причем это пространство — общее для всех, включая тех, кто забрел в этот спектакль из какой-то другой пьесы или иного времени. Вроде гоголевской Агафьи Тихоновны – Оксаны Лагутиной, неприкаянной души, которая все никак не успокоится после бегства незабвенного Подколесина и, присоединившись к новым невестам, рассказывает свою печальную историю.

Времени здесь и впрямь нет, да и какая может быть конкретика в этих бесконечных сюжетах встреч и расставаний любящих или еще недавно любивших людей. Да, художник по костюмам Елена Орлова нарядила персонажей в нечто средне-советское. Да и детали быта тоже залетели оттуда. Но именно что детали. Александр Володин, конечно, вписывает свои пьесы в определенность времени, но это произведение запросто можно оттуда изъять, без всяческого вреда для кого-либо.

Исправление нравов в новом спектакле Яновской не предусмотрено, да они и не исправимы. Поэтому ситуации вполне реальные и узнаваемые, но подчас дошедшие до абсурда в своей бесконечной повторяемости, подаются здесь в гротесково- комедийном, а то и клоунском ключе. Череда эпизодов порой репризного свойства… Только постоянная смена эмоциональных интонаций не дает этому скатиться в монотонный поток однообразия. Над уморительными парами Мироновых (Марина Зубанова и Павел Поймалов) или Шумиловых (Екатерина Александрушкина и Олег Ребров) можно от души посмеяться, тем более, что авторские диалоги прорастают в разудалую актерскую игру. И тут же всплакнуть над интеллигентной четой Никулиных (Наталья Корчагина и Вячеслав Платонов), видя, как они трогательно держатся за руки. И так без конца.

И даже Катя – София Сливина и Митя – Евгений Волоцкий здесь словно бы утрачивают позиции пары главной. У Яновской получается по-чеховски: равны все и нет историй менее важных. Тем более, что персонажи зачастую встречаются на сцене, пересекаясь, вслушиваясь в разговоры других, вставляя что-то свое, сочиняя тем самым единую полифоническую историю.

И, конечно же, связующее звено – Судья в потрясающем исполнении Виктории Верберг. Вроде бы типичная советская тетка даже не с ручкой, а с рукой-самопиской. Но она здесь сродни той самой Агафье Тихоновне, столь же вечная, хотя и куда более ироничная, вплоть до язвительности. Но когда вдруг после очередных казенных фраз в полный голос разразится, кажется, совсем неуместными здесь стихами – комок подступает к горлу. И потом, в финале тоже, когда компания из нее, уборщицы Тани – Арины Нестеровой и Агафьи Тихоновны – Лагутиной предстанет почти что в образе чеховских «трех сестер», так и не увидевших своего «неба в алмазах». Но Генриетта Яновская и здесь не наводит излишнего трагизма, не сгущает мрачных красок. Ведь наша жизнь – игра, а в ней, как известно, бывают разные периоды.

Ведомости 24.10.2013

У пьесы Александра Володина «С любимыми не расставайтесь» так себе судьба. Да, была в конце 1970-х средняя, но сносная киномелодрама Павла Арсенова с Абдуловым и Алферовой. Да, был незабываемый, как вспоминают питерцы, крик Ларисы Малеванной «Я скучаю по тебе, Митя!» в финале спектакля Опоркова (1972) в ленинградском Театре Ленинского комсомола. Остальные постановки этой бесхитростной мелодрамы, которых было не так уж мало, оказывались, как правило, не слишком удачными.

Володин сочинил историю о бесконечной череде браков, которые кончаются разводами, которые, в свою очередь, иногда оборачиваются новыми браками. И, конечно, самая серьезная опасность для режиссера, хватающегося за этот материал, состоит в том, что его спектакль начнет смахивать на жеманный вопрос в девичьем альбоме: «Верите ли вы в любовь?»

В режиссере Яновской что сейчас, что раньше жеманства ни на грош, и бесконечный конвейер бракоразводных дел, на котором трудится усталая женщина-судья (Виктория Верберг), она превращает в откровенную буффонаду на фоне вызывающе живописных декораций Сергея Бархина. Яновская потихоньку теснит так называемую светлую лиричность, присущую володинским пьесам, и многократно усиливает бытовой абсурд, в них же содержащийся. Всякая шутка, над которой при чтении пьесы разве что усмехнешься, здесь вызывает гомерический хохот, а сам спектакль превращается в цепь эстрадных номеров.

«Все с ума посходивши», — приговаривает товарищ судья, с изумлением глядя на то, из чего вырастают ссоры, приводящие к разводу. Из череды бракоразводных дел постепенно обосабливается отдельная сюжетная линия Мити (Евгений Волоцкий) и Кати (София Сливина). К общему хороводу разведенцев и разведенок неожиданно присоединяется гоголевская Агафья Тихоновна (Оксана Лагутина), тихим добрым словом вспоминающая своего Ивана Кузьмича, который вроде бы любил ее, а потом вдруг возьми да в окошко и выпрыгни. По всему выходит, что быть женатым невозможно, но и одному никак.

Хотя к одному ли супружеству это относится? Яновская выводит на сцену комическую пару немолодых сестер из володинской одноактовки «Перегородка». Живут многие годы вместе, коротают свой стародевичий век в большой квартире. Чтобы было не так тошно смотреть друг на друга изо дня в день, перегородили пространство «почти капитальной перегородкой», и тут же стало одиноко. Придется теперь перегородку сносить.

Яновская могла поставить спектакль о любви, которая «несмотря и вопреки». Могла — о нелюбви, которая тоже «вопреки и несмотря». Могла сурово свести эту историю к суду над живущими без любви людьми — не зря же, в конце концов, Володин привел их всех в судебное присутствие. Но на вопрос «Верите ли вы в любовь?» режиссер отвечать отказалась.

Когда-то у нее был замечательный спектакль по Чехову, который назывался «Иванов и другие». Коллективным героем ее новой постановки стали те самые «другие», дышащие в унисон. Эпизодические лица, какими все мы, в сущности, и являемся. «Старею», — на общем выдохе выкрикнут в финале одинокие и разрозненные женщины, расставшиеся с любимыми. «Скучаю», — парой минут позже скажут они же, разом распахнув все окошки. Жаль их всех, таких смешных и таких несчастных.

«TimeOut» 24.10.2013

Никакой романтизации и поэтического флера — счастье делает героям мелодрамы Генриетты Яновской ручкой, потому что в каждую конкретную минуту им важнее мелочи, обиды и фанаберия.

На фоне зеленой травки, на качелях, на парковой скамейке, на велосипеде, на венских стульях приняли фотогеничные позы невесты в белых платьях с застывшими улыбками счастья. Но остановить это прекрасное мгновение надолго не удалось ни одной. Режиссер Генриетта Яновская в спектакле по текстам Александра Володина «С любимыми не расставайтесь» пытается поймать тот первый неверный шаг, что делает каждая из них к неминуемому разрыву. Женщины буквально сходят вниз по наклонной плоскости сцены, неуютной, ненадежной, хоть и затянутой обманчиво-веселеньким зеленым искусственным газоном.

Замученная делопроизводством тетка, на автомате повторяющая, уткнувшись в бумаги, стандартные причины для разводов, — cудья по гражданским делам (Виктория Верберг). На нескончаемую череду пар, пришедших расторгнуть брак, она уже не смотрит. Не впускает в себя подробности. Не смеется, когда зал покатывается от хохота, не смахивает слезу, когда пара трогательна. Достали! «Обещал квартиру, не купил», «несходство характеров», «мама против…» «Живут, как будто сто лет впереди, — чуть не воет она в конце рабочего дня. — И мучают, мучают друг друга».

Персонажи спектакля Яновской — люди затрапезные. Даже главных героев, история развода которых прошивает весь сюжет, она не романтизирует. Обычно володинских Катю и Митю играют первые красавцы труппы, за перипетиями отношений которых зрители заведомо будут следить с придыханием. Софья Сливина и Евгений Волоцкий играют обыкновенных ребят. Их история стандартна. И этим страшна. Любая мелочь, обида, фанаберия в каждую конкретную минуту человеку важнее, чем счастье. Вот оно и делает нам всем ручкой.

Строчка из баллады Кочеткова «С любимыми не расставайтесь», которую каждый Новый год наш народ под нарезание салата оливье прослушивает в фильме «С легким паром!», в спектакле Генриетты Яновской, теряя поэтический флер, обретает житейскую плоть. Одним словом, мелодрама.

Российская газета 23.10.2013

Генриетта Яновская поставила новый спектакль «С любимыми не расставайтесь» в память о любви. В память — сказать неверно, скорее — в памятование, в строгое и сердечное памятование о ее ранимости и хрупкости. О ее боли.

Старую пьесу Александра Володина она отворила совсем не тем сентиментально-сладким и мелодраматическим ключом, которым ее часто открывают. Она впустила в нее столько боли и жестокой, порой кровавой правды о природе любви, что то и дело в ней слышатся отголоски совсем другого автора. В маленьких, почти документальных фрагментах судебных бракоразводных процессов, использованных в пьесе, во всем экспрессивном строе спектакля, нервном и открытом навстречу боли, ясно обнаруживаются следы Достоевского, автора, которого так подробно исследовал другой режиссер Московского тюза, по совместительству муж Яновской, Кама Гинкас.

В том, как Яновская (вместе со своим постоянным соавтором Сергеем Бархиным) решает пространство и время спектакля, собираются темы, мотивы и ситуации других спектаклей режиссера. Эмоциональная открытость женщины, чье чувство может толкнуть ее на край безумия — так играет юную Катю София Сливина — вдруг напоминает нам совсем иных персонажей театра Яновской: Катерину Юлии Свежаковой из «Грозы», или находящихся в пограничном состоянии героинь «Трамвая «Желания». Развод Кати и Мити Лавровых не кажется Яновской чем-то пустяшным, как и все иные истории пьесы. Катя Софии Сливиной — юная жена, чей гармоничный мир рухнул в одночасье от глупых подозрений в измене — дрожит как застывшая в зрачке слеза, как натянутся до предела струна — на самом пороге отчаянья, безумия, самоубийства. Способность молодой актрисы пластически и психологически точно сыграть пограничное состояние, нигде не впав в банальность, поражает. Ее рассказ Мите об аварии на дороге, о крике женщины, который все звучал и звучал у нее в ушах, становится той гранью, за которой возможен срыв. Скованное тело, ставшее вдруг похожим на взбесившийся автомат, падение на колени, почти механическое, лишенное эмоций, застывший как будто веселый взгляд, усмешка некстати — отложенная на бесконечность реакция боли — в том, как играет срыв София Сливина, чувствуется сильное, магнетическое дарование актриса и блестящий разбор режиссера . Так же «смято», «косноязычно» и сдержанно проявляет сложнейшие психологические реакции Евгений Волоцкий играющий ее молодого мужа Митю Лаврова.

Тот же образ свернутой внутрь душевной боли, дрожь несостоявшейся или отложенной на неопределенное будущее жизни, вытесненной биографии видим мы почти во всех «парах», проходящих сквозь спектакль Яновской. Вот две сестры эксцентрично входят в «комнату» Кати и Мити, чтобы договориться об обмене квартиры: Екатерина Кирчак ведет за руку свою старшую сестру — как ребенка, как возлюбленную, как мать. В ее дуэте с Татьяной Канаевой — и почти цирковая эксцентрика, клоунада, и предельный, надрывный психологический рисунок. Неважно, какие «двое» образуют союз, в нем всегда будет много болезненного, кровного и бессознательного. Любой союз — проекция наших иллюзий, мифов, комплексов и несовершенств. Взяв за руку свою маленькую старшую сестру (не ту ли самую, что когда-то возникла в одноименной пьесе?), героиня Екатерины Кирчак выходит их «квартиры» со странным выражением лица — спокойным и гордым, с обретением нового знания и новой боли: нет другой жизни, нет другой любви, чем та, которая уже дана вам.

Обретению этого нового, «мудрого» знания посвящены вся маленькие истории и скетчи спектакля Яновской. В истории Никулиных интеллигентный пожилой мужчина (Вячеслав Платонов) и его полная самоотверженности жена (Наталья Корчагина) действует тот же принцип сложной правды об отношениях людей: отпуская мужа к внезапной встреченной им старой возлюбленной, давая ему право реализовать собственный миф, воплотить свою иллюзию, она (как и он) трагически сознает обреченность этого нового союза, но не смеет ему помешать. Так же устроена и семейная история «интеллигентного пьяницы» Шумилова и его многодетной жены. В блистательном комическом дуэте Екатерины Александрушкиной и Олега Реброва мы следим за невыносимо «достоевской», нерасторжимой связью («привычка свыше нам дана»?): пьяница-муж уже давно стал частью ее материнского «тела», почти усыновлен, да и порожден ею — ее привязанностью, всепрощением и…любовью.

Но помимо этих распадающихся на наших глазах «союзов», есть в спектакле Яновской еще и одиноко блуждающие женщины — так часто возникающие в драматургии Володина. Главная из них — судья Виктории Верберг, строгая, уставшая и невыносимо одинокая. Ее отрешенные, формальные интонации («синий чулок») мы слышим весь объем ее одиночества. Но и здесь актриса и режиссер не позволяют себе никакой сентиментальной слезливости. Ей тоже придется прокричать и выплакать свою страшную историю позднего прозрения, историю многократно и упорно отторгнутого чувства, историю неверия в возможность счастья, историю своих неизжитых комплексов.

В театре Яновской нет ни молодых, ни старых — все здесь оказываются детьми, мучительно преодолевающими свой инфантилизм, порой — у самой смертной черты. Бродящая по сцене призраком старой пьесы Агафья Тихоновна (Оксана Лагутина) все рассказывает и рассказывает, как хорош был мужчина, выпрыгнувший в окно, как не может она забыть его, несмотря на замужество. Она бродит призраком невоплощенного чувства, призраком невоплощенной любви, призраком безумия, вечно грозящего женщине на грани нервного срыва.

В пространстве Сергея Бархина — так же свободно как в сценическом тексте Яновской — возникают старые и новые вещи, фрагменты чужих квартир и растоптанных судеб, там стулья висят на стенах, и внезапно открываются окна. Город шумит, толкается в их пространстве, и его смятенные и еле различимые в суете голоса сливаются в один стон: «Я скучаю по тебе».

Vashdosug.ru 23.10.2013

Первой премьерой нового сезона в московском ТЮЗе стал спектакль худрука театра, Генриетты Наумовны Яновской. Ее выбор пал на пьесу лучшего советского драматурга «С любимыми не расставайтесь». Также в спектакль включены отрывки из однактовок Володина — «Агафья Тихоновна» и «Все наши комплексы». А кроме того, «Записки нетрезвого человека». На выходе случился спектакль-крик обо всех наших потерях и болях. Надрывный, истошный, страшный.

Старая володинская пьеса ставилась на самых разных сценах страны бессчётное количество раз. Не театралы прекрасно помнят кинофильм, в котором снялись Александр Абдулов, Ирина Алферова и другие звезды. Во всех версиях история про разводы, рассказанная Володиным, воспринималась исключительно как мелодрама. Яновская сделала мелодраму душераздирающей настолько, что приблизила ее к жанру трагедии. Что значит узнать и потерять любовь, как жить с чувством собственной вины, можно ли смириться с тем, что никогда впредь не будешь счастлив. Вопросы к каждому из нас. Заданные так, что сомнений в том, что задающий находится в тихом отчаянии, нет. Смотришь на длинную очередь к судье, так похожую на трагический клоун-парад из разбившихся пар и несбывшихся судеб, и задыхаешься. От боли, неловкости и чувства полного бессилия перед судьбой. Яновская возвела душевную боль в степень, «сгустила» отчаяние и убила всякую надежду. Никто не обретет друг друга вновь, никто не научится быть счастливым.

Быт, измены, алкоголизм, глупые подозрения, дурацкие обвинения, упущенные возможности, — всё это прямо здесь и сейчас. Выстраданные труппой театра (одной из лучших в Москве), истории эти перестают казаться банальностью. С потрясающей психологической точностью сыграна неуютная правда жизни. Отдельно стоит сказать о работе Виктории Верберг, играющей судью. Работе ошеломляющей. Актриса сумела показать зрителю не черствую и недалекую бюрократку (какой ее обычно представляли до сих пор), но безумно несчастную и одинокую женщину, вынужденную воспринимать чужие страдания. И ни взглядом, ни жестом не выдать свои собственные. В ее образе хорошо различима судьба человека, слишком поздно прозревшего и покорившегося несчастью.

Пьеса «С любимыми не расставайтесь», несмотря на советское свое рождение, актуальна как никогда. И спектакль Яновской вместе с ней. Володин в принципе необходим сегодня. В развращенной уголовной стране так хочется смотреть и слушать не о вождях и идеях, а о людях. Кругом несчастных и таких похожих на нас с вами.

Новая Газета 23.10.2013

Премьера Генриетты Яновской по пьесе Александра Володина — редкий (всегда редкий!) пример чистого «театра для людей». И при том — театра высочайшего качества

В декорации Сергея Бархина Ленинград 1960-х стоит на зеленой, бессмертной и несминаемой траве. Аки царствие небесное. Весь стоит, сколько есть: красно-серые телефонные будки, каменные шары у подъездов, райбольницы с ворчливыми нянечками, дремучие коммуналки — с велосипедами, подвешенными в коридорах, над головами 35 жильцов, с «почти капитальными» перегородками в бывших барских гостиных, с имуществом, нажитым в многолетнем советском браке (список — из двух пунктов: диван-кровать и цветной телевизор).

И женское общежитие с пожарной лестницей, по которой удобно карабкаться на третий этаж, стоит на райской траве. И районный суд. Подвешенные «велики» сверкают алым, напоминая старые стихи: «Два ангела на двух велосипедах — любовь моя и молодость моя».

…Ангелы-то при чем в безвыходной ленинградской бытовухе? А там их много — чуть не под каждым заплеванным фронтоном. У Александра Володина в «Записках нетрезвого человека» есть абзац: золотоволосая девушка летит по скверу, трубя в блистающую трубу. Нет, чушь: откуда труба? Просто девушка наспех глотает в обеденный перерыв молоко из бутылки (оцените жест!) — и посуда залоговой стоимостью 15 коп. сияет на солнце. Так ИТР она или небесный вестник?

Многочисленные персонажи володинской пьесы и спектакля Яновской — той же двойной природы. Они вбиты по плечи в суровый нашенский быт, но точно стоят у дверей из коридоров райсуда в вечность. Особенно Судья (Виктория Вевберг), казенная стражница врат новой жизни. В ее первых репликах так знакомо скрежещут шестеренки громадной и убогой госмашины: «Лавров, вы когда-нибудь задумывались, что значат для человека любовь, семья?» (Ах, чучело ты советское, краснозвездный Акакий Акакиевич в вязаной кофте немаркого цвета.) Но…

Роль Виктории Верберг — главная и лучшая здесь. За обликом мелкой чиновницы постепенно проступает мудрый и очень усталый дознаватель вышних сил в данном районе Ленинграда. Вокруг ее стола деловито возит шваброй малый рабочий дух у судьбы на посылках — уборщица районного суда Таня (Арина Нестерова). И бродит по коридорам, подсаживается к ожидающим развода, невнятно рассказывая, как оно у самой нее было, с любовью-то, городская сумасшедшая Агафья Тихоновна (Оксана Лагутина).

Пять поколений сменилось в Петербурге, красный террор, большой террор и блокада прошли над ним… а купеческая дочь бродит. Склоняет, прислушиваясь, нечесаные светлые пряди: такие выцветшие, вытянутые, выполосканные, точно ее из Невы вытащили, прежде чем загулять Агафье навечно неприкаянной душой по городу. Всем рассказывает свое, поминает высший миг жизни, когда Иван Кузьмич Подколесин говорил ей в гостиной про Екатерингофское гулянье. А потом, уж к венцу одетая, вошла — и нету Ивана Кузьмича. Только окно открыто.

И верно (и всё — об этом): на чем только, на ком только нельзя с ума спрыгнуть от любви! Можно, можно рехнуться от бегства Подколесина — да и мало ли мы встречали случаев… Любовь и есть прямой провод, подключающий к высшим стихиям всех.

И когда это любовь пожилой, навеки запуганной домоуправлением гражданки к больной старшей сестре с легкой деменцией и безмерным доверием к единственному родному человеку в этом мире (а в пьесе Володина проходит и такая пара персонажей); когда это любовь уборщицы Тани к своим четверым и двум приемным детям, да еще к щенку, выброшенному пьяным мужем в деревянное «очко» пригородного сортира, — ничего не меняется. Двадцать семь актеров МТЮЗа занято в спектакле — от актеров многоопытных до группы недавних выпускников РАТИ, пришедших в театр со своими дипломными спектаклями «Четвероногая ворона» и «Лейтенант с острова Инишмор». Все хороши. Яновская, тончайший режиссер, здесь отказывается от внешних видовых признаков режиссерского театра. Ни партитуры огней на сцене, как в ее «Иванове». Ни партитуры воды, как в «Грозе».Всё — через актеров. Всё в людях.

Зал узнает жизню нашу в острых скетчах перед столом непроницаемой и всепонимающей Судьи. Браки, совершенные на небесах, браки от безвыходности, браки в надежде на кооперативную квартиру, браки пьяные, браки рекордно нелепые (ибо офонарелая легкость развода обеспечивала — и обеспечивает! — такую же легкость женитьбы).

Но все время думаешь: на сцене — рубеж 1960—1970-х. Последнее поколение российских горожан, которое так держалось за брак и вздрагивало при словах «дети без отца». Чуть позже по двум столицам пойдет время матерей-одиночек. А уж потом — просто время одиночек…

Одноактовая пьеса Володина «Агафья Тихоновна» вросла в спектакль Яновской так же органично, как его рассказ «Все наши комплексы». Оттуда открытый, навзрыд, финал — слезы Судьи, всю 40-часовую рабочую недель, всю жизнь разбирающей чужие надуманные и явные беды, чтобы вечером вплотную, лбом упереться в свою жизнь. Сбивчивый рассказ многодетной Тани. Призрак Агафьи Тихоновны, в ужасе, любопытстве и сочувствии замерший над ними. Зареванный союз сломанных женских судеб точно предвещает будущее — и многие новые тренды.

Но в финале, стоя на пожарных лестницах, на ступеньках, чуть не на крышах телефонных будок, все героини спектакля хрипло кричат, каждая — своему: «Я скучаю по тебе!» И в этом вопле — норма. Такая любовь, сякая любовь, запутанная, нервная, советским воспитанием, пионерским целомудрием, привычкой к трамвайной и квартирной склоке осложненная — любая любовь лучше, чем пустота… Занавес.

colta.ru 23.10.2013

Есть что-то глубоко символичное в том, что два важных столичных театра, МТЮЗ и «ОКОЛО дома Станиславского», обратились к культовой пьесе Володина один за другим, не сговариваясь, с одной стороны, почувствовав насущность ее интонации и темы, с другой — ощутив необходимость проапгрейдить вроде бы старомодный, но одновременно и предельно актуальный сегодня канонический текст. Генриетта Яновская прибавляет к нему квазидокументальные, сочиненные во время репетиций спектакля монологи и выносит в качестве эпиграфа спектакля стихотворные строки драматурга про мрачное, «скошенное» лицо, с которым стыдно весной и лучше бы «другое взять напрокат». Юрий Погребничко прошивает «С любимыми не расставайтесь» вставками из «Преступления и наказания» и резюмирует действие эпилогом, в котором от лица восьмилетнего Алеши Карамазова публике сообщают, что если побольше набрать хороших воспоминаний из детства, то спасен будет человек на всю жизнь. Интерпретации МТЮЗа и «ОКОЛО» совпадают в главном — в режиссерской тоске по человеческому.

Погребничко взрывает бытовую ситуацию каждого из фрагментов «блочной» володинской композиции сугубо театральным жестом: жанр его спектакля — концерт со сквозным сюжетом. Дирижер (Наталья Рожкова) в наизнанку вывернутом старом пальто подпрыгивает в такт двум полухориям, мужскому и женскому, по очереди исполняющим «Сиреневый туман» и «На тебе сошелся клином белый свет», «Ромашки спрятались» и «Ландыши». Партнеру по сцене настойчиво напоминают: «Владимир Ильич, наша сцена закончилась, пойдемте!», мифических дочек Мироновых играют присевшие на краешек помоста великовозрастные юноши в шинелях, а девушка из хора будто бы по ошибке раньше времени начинает пританцовывать, вызывая смущенную улыбку у поющих «Ландыши» товарок. Природа игры обнажена и вступает в алхимическую реакцию с безыскусными володинскими сюжетами «из жизни», историями разводов, расставаний и потухших отношений. Объектом скрытой иронии становится у Погребничко и Достоевский: у Порфирия топор за пазухой в качестве вещдока, Свидригайлов вырывает клок пальто у Родиона, а чуть задержался на сцене — и его, как постороннего, просят освободить зал суда. Тесня друг друга точь-в-точь как торопящиеся на прием к усталой, нежной судье (Елена Павлова) володинские пары, внутренние сюжеты спектакля совпадают разве что в моменты браво-отрешенного хорового пения протагонистов.

Любопытно, что существующие во вроде бы совершенно различных эстетических плоскостях постановки сходятся в понимании природы трагикомического жанра пьесы. У Погребничко смешное высекается из меланхоличной безучастности, с которой девушки в ушанках и щегольских корсетных платьях отвечают на вопросы судьи, искру спектакля Яновской порождает сшибка смешного с печальным, в конце концов ввинчивающая в нас полудетский крик сошедшей с ума всерьез и надолго коротко стриженной Кати (София Сливина). В трактовке МТЮЗа с ее нарочитыми и прямодушными эмоциональными перепадами хватает и собственно клоунады — в исполнении подвыпившего муженька Миронова (Павел Поймалов), с трудом достающего расческу из внутреннего кармана пиджака, и его обаятельной толстушки-жены (Марина Зубанова). Но встык с показанной в миниатюре острохарактерной комедией нравов Яновская монтирует, с одной стороны, истеричный выход судьи (Виктория Верберг), рассказывающей после стаканчика сухого мучительный эпизод своей неслучившейся любви, с другой — репризы гоголевской Агафьи Тихоновны (Оксана Лагутина): нервной горожанки в кофте поверх легкого платья и с вечной авоськой в руках, собирающего вокруг себя плачущих женщин призрака из прошлого.

Колорит у этих «Любимых», конечно, разный. У Погребничко — традиционный уже микст «бедного» театра и фирменного шика, пьеса Володина разыгрывается аристократичными девушками и мужчинами в порыжевших от возраста шинелях (сценография и костюмы Надежды Бахваловой). У Яновской на скошенной под наклоном лужайке с искусственной травой (сценография Сергея Бархина) маются разновозрастные женщины в платьях «под 60-е», плащиках «под 70-е», блузках и юбках «под 80-е» (костюмы Елены Орловой). Во МТЮЗе многие мотивы первоисточника изменены или уточнены: вместо войны, на которой побывал один из володинских героев, — тюрьма, чета Шумиловых превращена в пару пьющих маргиналов, уборщица Таня рассказывает судье отсутствующую в оригинальном тексте историю про своего мужа, утопившего со злости в туалете щенка, начинающая сходить с ума Катя — про въехавший на остановку и задавивший людей грузовик. Эти вторжения реальности в мир, где еще позавчера ходили в цветастых платьях, размыкают пьесу, делая ее героев беспомощными перед лицом завтрашнего дня. Впрочем, у протагонистов спектакля Яновской нет ни будущего, ни прошлого — они существуют в нелинейном пространстве, где гоголевские Агафьи Тихоновны с их тоской по внезапно ускользнувшему счастью встречаются с новыми жертвами, сходящими с ума в квартирах спальных районов.

Безупречно точная Виктория Верберг в роли судьи — рыжеволосая «белый верх — черный низ» женщина в очках, механически задающая одни и те же вопросы всем разводящимся, — скрепляет сюжеты, все больше вторгаясь в них и пытаясь постичь их скрытый закон. Не выдержав свалившихся на ее голову человеческих трагедий, судья навзничь падает на искусственную лужайку, политую из шланга уборщицей Таней, и поет песню про «реченьку». В случае всех сквозных персонажей спектакля Яновской — прямодушной Кати Софии Сливиной, взвинченного и мужественного Мити Евгения Волоцкого, хрупкой и манерной Ирины Софьи Райзман — эксцентрика прорастает из конкретной актерской индивидуальности, гротеск порожден психофизикой артистов. В «Любимых» Погребничко тоже есть эксцентрика, но иного свойства — она словно бы принадлежит с бережностью прикасающимся к сюжетам о давно ушедших днях и людях артистам, присутствующим в роли временами отрешенно, временами сосредоточенно-радостно. Не имеющей ностальгической прописки в прошлом тоской по человеческому проникнуты обе постановки володинской пьесы. Но в спектакле «ОКОЛО» знаменитое «Я скучаю по тебе» актриса произносит по слогам, будто читая с листа: на память из детства нам достались только ноты — играть по ним сегодня уже некому.

«Афиша» 22.10.2013

В Московском ТЮЗе, руководимом четой брутальных мастеров большой формы — Камой Гинкасом и Генриеттой Яновской, — не принято сюсюкаться, веселиться и задушевно поэтизировать. Здесь предпочитают давить на совесть. Давить уверенно, пока ком не встанет у горла. За многие годы здешний зритель привык к категоризму авторов: мир ужасен, и люди в нем ужасны, как безобразные калеки в «Нелепой поэмке» и двуличные завистники в «Пушкин. Дуэль. Смерть» Гинкаса, разрывающие солнце русской поэзии в клочья. И луч света обречен, как обречены ангелоподобная Катерина в «Грозе» и изнасилованная Бланш в «Трамвае «Желание» Яновской. В этом смысле появление в репертуаре Володина с его поэтичной, самой доброй на свете советской коммунальной лирикой, с его легкой будничной тоской и хмельной романтикой, с его, в конце концов, филигранным юмором — неожиданный шаг в сторону.

На застеленной идиллическим газоном сцене вокруг фонтанчика, стульев, ванны и отдельно стоящего дверного проема расхаживают горожане с зонтиками в руках. Каждый сам по себе, но объединяет всех одно: им придется рассказать уткнувшейся в бумаги судье о том, почему они разводятся. Милоновы, Шумиловы, Кирилашвили — у всех свои причины, и все вынуждены подробно, как на школьном уроке, отчитаться о прожитых вместе годах и доказать причины «несходства характеров». Эти допросы — главная комическая сила спектакля, на фоне которой развивается история влюбленных друг в друга, но уже разведенных Кати и Мити. И все бы шло ровно, как в хрестоматийной экранизации 1979 года, и на финальном «Я скучаю по тебе, Митя!» потребовались бы носовые платки. Если бы не каскад бескомпромиссных додумываний, приводящих несчастную героиню в психушку, а судью — к проникновенному монологу про несостоявшуюся в далекой молодости любовь.

По уровню исполнения спектакль близок к совершенству — гармоничная композиция, ювелирный ритм, непростые комбинации актерских работ, живой второй план, редчайшей проработки сцены. Только этого Генриетте Яновской недостаточно, и, встав на знакомую лыжню, она уверенно выруливает лишенную смыслового догмата лирику к единственной, громогласно транслируемой морали: «Мужчины не ценят женской любви!» Подмять Володина под эту мораль — все равно что заставить Федорова спеть «Богородица, Путина прогони». При всей экстравагантности такую подмену принять тем сложнее, когда неподалеку, в театре «Около дома Станиславского», вся труппа хором поет «Сиреневый туман» в спектакле Юрия Погребничко по этой же пьесе. И, когда вместо морали, к примеру, — радость без улыбки на лице, вопросы снимаются. Другое дело, что стремление снимать вопросы руководит Яновской в последнюю очередь.

«Итоги» 21.10.2013

В «Записках нетрезвого человека» Володин признается, что в отрочестве у него повторялся один и тот же сон: «Вот я лечу, а внизу летят светящиеся женщины, слегка приподняв одно колено каждая». Я не знаю, снилась ли такая картинка Генриетте Яновской и Сергею Бархину, но, когда открывается занавес, она перед тобой оживает. Лучезарные девушки в белых платьях парят в воздухе, сверкая теми самыми коленками, а под ними до горизонта зеленое море… травы. Эдем, да и только. Те, кто знает пьесу или видел фильм «С любимыми не расставайтесь», ошеломлены вдвойне, ведь они-то точно знали предстоящее место действия — унылый городской суд, через который проходит череда разводящихся. Потом по ходу действия мы разглядим в пейзаже земные приметы: затаившиеся в правой кулисе трубы коммуникаций, в глубине слева железную винтовую лестницу, повисший на стенке коммуналки вечный велосипед, каменный шар на постаменте — должно быть, в сквере, телефон-автомат, раскладушку, стол и стул для судьи. Ведь браки только совершаются на небесах… Из зала выбежит фотограф, щелкнет затвором, остановив счастливое мгновение, как чеховский Федотик из «Трех сестер».

Яновская любит делать многонаселенные спектакли, добавить к действующим лицам пьесы «и другие». Дорожит оттенками смыслов. Естественно, что в эту раннюю володинскую пьесу она подселила реплики из «Записок», сценку «Перегородка», рассказ «Всё наши комплексы», но явление среди персонажей незабвенной Агафьи Тихоновны сразу делает советский сюжет вневременным. К тому же она здесь в исполнении Оксаны Лагутиной не привычная дородная, засидевшаяся в девках дурында, а поблекшая, не первой молодости девушка, иссушенная тоской по утраченной любви к милому сердцу Подколесину. Бродит скоро уже почти двести лет среди людей вечной странницей.

Чтобы почувствовать Володина, стоит, например, соединить две его формулы: «Стыдно быть несчастливым» и «У каждого есть право на собственное несчастье». Артисты МТЮЗа их соединили, сыграв не эпизоды, а судьбы. Вот Катя и Митя (София Сливина и Евгений Волоцкий) прорываются друг к другу, неуклюже кружась — вот-вот помирятся, но стоит оторвать от них взгляд, притянет, не оторвешься, лицо судьи (Виктория Верберг). И ты читаешь ее мысли, которыми она только потом поделится, когда сбросит с уставших за день ног туфли и босая, раскинувшись на траве, затянет песню, став из женщины-функции младшей сестрой Агафьи. Их сестра — третья — и уборщица Таня (Арина Нестерова), жена алкоголика, застенчиво признающаяся, что недавно, всего только несколько лет назад, перестала верить в любовь. А нежная Ирина (Софья Райзман), влюбившаяся в Митю, сестричка Шарлотты, с теми же фокусами не к месту.

Со временем сюжет прорастет в «Осенний марафон». Здесь еще другое время года, и драматург еще не справляется с обыденностью, форсирует драму. Катя попадает в психушку. Глухая стена отделяет ее от тех, кто, казалось бы, с обыденностью справился, получив свое законное право на несчастье, бесстрастно проштампованное в суде. Но когда она кидается за навестившим ее бывшим мужем с отчаянным криком: «Я скучаю по тебе!», — в стене неожиданно распахиваются окна, из которых ей вторят. Яновская поставила Володина-поэта, зарифмовав 24 персонажа.

В начале тех же «Записок нетрезвого человека» есть одно очень трезвое наблюдение: «В искусстве размножились дегустаторы. Этак, язычком: Ц… Ц… устарело это, сейчас нужно вот что… Прежде сверху указывали, каким и только каким должно быть искусство. Теперь прогрессивные дегустаторы решают, каким и только каким оно должно быть». В Московском ТЮЗе без оглядки на моду продолжают ставить спектакли бесстрашные. Я скучаю по такому театру.