Александр Воронов «Старые песни для главной» / «Мария Стюарт» в Московском ТЮЗе

Страстной бульвар, 10
Выпуск №3-253/2022

В самом конце прошлого театрального сезона в Московском ТЮЗе вышла премьера спектакля по Ф. Шиллеру «Мария Стюарт» режиссера Петра Шерешевского.

Жанр спектакля обозначен режиссером как «история одного убийства». Здесь нет двух королев, взгляд на пьесу проходит не через глубину столетий. Здесь есть жертва и убийца, пленница и палач, Мария (София Сливина), заключенная в тюрьму лишь за то, что претендует на власть, и Елизавета (великолепная Виктория Верберг), для которой нет законов, потому что она сама себе закон. Воплощенное зло, которое, как удав на кролика, производит прямо-таки гипнотическое действие. Антипатичное до брезгливости чувство, внушаемое такой Елизаветой, но от отвратительной в своих действиях и словах королевы невозможно оторвать глаз. Зло притягательно. Елизавета с замашками парвеню, слишком простая той именно простотой, что хуже воровства, вульгарная, циничная, с низменным вкусом понимает, что на трон у нее явно не больше прав, чем у Марии, поэтому очень беспокоится за свою судьбу. В выражениях она тоже не стесняется, да и кого ей стесняться? Людей она не то чтобы презирает, это слишком сильное чувство. Нет, всерьез не воспринимает, не видит в них живых людей, только если они мешают ей править. Ее вассалы прекрасно знают вкус королевы и поэтому поют попсовые песни «Modern Talking», увеселяют Елизавету китчевой эстрадой в блестящих «золотых» расцветках, в общем, пытаются ублажить ее, предугадывая все, что ее душе угодно, а это нетрудно. И только Мария омрачает ее существование на троне. Перед ней Елизавета пасует, комплексует, и действует как абьюзер. Свидание двух королев — это сцена унижения Марии Стюарт. В ванной, где ее моет сама английская королева, Мария беззащитна перед Елизаветой, во власти которой размазать соперницу по стенке словами. Главная здесь — Елизавета, и забывать об этом никому не позволено.

Сценическое пространство (художник-постановщик Надежда Лопардина, постоянный соавтор спектаклей Шерешевского) выстраивает на сцене одновременно в левой ее части королевскую опочивальню немыслимой роскоши, по центру длинный стол, а справа — тюремную камеру. Выстроив всё остальное в ограниченном сценическом пространстве так близко одно от другого, что эта метафора работает очень понятно — от королевских покоев до тюрьмы — один шаг. На сцене все устроено технологически, с таким архитектурным расчетом, что воздействие пространства сцены на зрителя возрастает многократно. От осторожного, замедленного начала спектакля, все ускоряясь, интрига разворачивается стремительно, буквально до казни. «Как долго у нас готовятся приказы!» — уже не в силах себя сдерживать, досадует Елизавета на аккуратного барона Берли (Сергей Погосян). И современная разговорная лексика, включенная в текст Шиллера, и переход со стихов на прозу — всё это тоже работает на плотность и стремительность сценического действия. 

Несколько камер на сцене уплотняют ткань спектакля, усиливают ощущение личного присутствия, роль наблюдателя, (со)участника трагедии, это ведь и мы, зрители, при нашем бездействии творится зло, а мы своим соучастием ему позволяем совершаться. Агрессия, тирания, беззаконие явлены в неприкрытом виде.

Великолепное раздолье здесь дано актеру Игорю Балалаеву (граф Лестер) с его голосовыми данными. Он играет любовника королевы, стареющего поп-идола, ловеласа и баловня судьбы, который все понимает и про Елизавету, и про то, какую она выстроила вокруг себя жизнь, как интригует для сохранения власти, но себя Лестер бережет и не вступится ни за кого и никогда, если ему будет грозить опасность. Соперник Лестера в политическом плане — советник Елизаветы барон Берли — умный, деловитый, осторожный и опытный царедворец, за долгие годы пребывания у трона много чего про него понявший и многому научившийся. Он ведет свою игру, давая Елизавете принять решения, выгодные ему, но так, чтобы она считала их своими.

Актерские работы в спектакле филигранны. Мало какой режиссер может так плотно застроить роли всем актерам, так подробно и оправданно они играют. Оправданны на сцене и телекамеры, позволяющие смотреть спектакль и так, как мы привыкли это делать, и пристально разглядывая детали, лица актеров крупным планом, и попадая, например, при помощи этих камер в камеру тюремную. Таким образом, камера работает как глазок надзирателя и демонстрирует тотальную несвободу, невозможность побыть наедине с собой даже в одиночной камере, да и вообще где бы то ни было. Сцена казни дана Шерешевским просто — в какой-то момент Мария просто пропадает с экранов. Камеры выключены, и это метафора современного общества — если тебя нет в сети, то тебя нет нигде, ты для всех умер. Многие режиссеры, работая с видеокамерами, зачастую дублируют происходящее на сцене, не сильно добавляя смысла. У Шерешевского мы видим уже не только театр, но и подобие кино, которое дополняет, но не заменяет театр. Финал спектакля. Мария Стюарт казнена, Елизавета торжествует, пытаясь искусственно создать праздник, а его нет. Недоступность счастья и спокойствия для обладателя абсолютной власти, постоянный страх за себя, за жизнь, невозможность отпустить всё, забыть о гонке хотя бы на короткое время. Вновь появляется эстрада с блестящим серпантином, Елизавета обращается к народу. Все поют вместе с Елизаветой старый хит группы Стаса Намина «Мы желаем счастья вам». В это пожелание верится меньше всего.

МТЮЗ на Самокате. Домашние чтения «Свитер на Рождество»

Театр МТЮЗ вместе с книжным издательством «Самокат» начинает серию читок «ТЮЗ на Самокате. Домашние чтения». 

Первая встреча, на которой наши артисты прочтут новую историю Бьёрна Рёрвика — «Свитер на Рождество», состоится 10 декабря в 18.30 в уютном Домике на Малой Ордынке, 18, стр. 1.

Вход бесплатный, по предварительной записи.

Регистрация на сайте «Самоката»: https://samokatbook.ru/meropriyatiya/v-moskve/mtyuz-na-samokate-domashnie-chteniya-sviter-na-rozhdestvo/

Елена Алдашева «Схватка двух королев»

«Театральная Афиша столицы»
29.09.2022г.


Определяя жанр спектакля по пьесе Шиллера как «историю одного убийства», режиссер Петр Шерешевский усугубляет трагедию. Действие перенесено в современность, но ни вставок, ни купюр в тексте почти нет – просто действующих лиц здесь меньше, и вся история отнюдь не о придворных интригах. А главное, не о муках совести и нравственном выборе.
Мария Стюарт (София Сливина) – заключенная-смертница нового поколения: молодая, жесткая, трезвая, обреченная. По-настоящему проиграет своей убийце Елизавете она в момент встречи: по Шиллеру, унизительный для Елизаветы, по Шерешевскому – утверждающий поражение Марии. Елизавета заставляет ее раздеться догола, собственноручно намыливает ей голову и плечи, с человеконенавистнической добротой приговаривая о грязных ногах и небритых подмышках. Целомудрие зрителей сцена не оскорбляет: преследующая героиню камера снимает не наготу, а бессильную ярость на крупном плане. Мария освободится в смерти – и уже после казни будет танцевать, избавленная от страшного мира Елизаветы.
А Елизавета (Виктория Верберг) – главная героиня этого фильма-спектакля с бесконечными шлягерами. Центральную мужскую роль – вальяжного Лестера – играет Игорь Балалаев, и его мюзикловый бэкграунд используется на всю катушку, правда, петь приходится в основном репертуар курортных кафешек и караоке. Именно этот мир торжествующей пошлости, послевкусия переходного времени и есть елизаветинская вселенная. Бесконечно и фантастически органично меняя маски, в каждой она узнаваема до тошноты – от рыночной хабалки до жесткой начальницы, от «мамочки» до «хозяйки». Виртуозная актерская работа Верберг – беспощадная, циничная: это «своя в доску» Елизавета, от которой мороз по коже.
В пьесе Шиллера и в спектакле Шерешевского больше одного убийства. И самое страшное из них – походя отданное Елизаветой распоряжение о казни «стрелочника», наивного Девисона (Леонид Кондрашов), который до последнего пытался саботировать преступный приказ или не оказаться ответственным за чужие слова и поступки и почти буквально сойдет с ума от навязанной роли. Экстремальные обстоятельства страшны, утверждает Шерешевский, но еще страшнее их первопричина – инфернальная пошлость, обыкновенное зло. И что можно ему противопоставить, кроме бегства или конформизма, увы, неизвестно.

ЗОЛОТАЯ МАСКА 2023

Поздравляем с номинациями на «Золотую маску» спектакль «Мария Стюарт», Викторию Верберг, Софию Сливину, Сергея Погосяна, Илью Шлягу и весь театр! А также спектакли «Отец Сергий», «Семья Грей» и «Пятая печать», вошедшие в лонг-лист «Золотой маски»!

Татьяна Знаменская
«Человеческий голос» в символах и кодах хореографа Виктории Арчая

dozado.ru
26.10.2022

Жан Кокто писал пьесу «Человеческий голос» для одной актрисы в формате моноспектакля. Виктория Арчая отходит от первоисточника и ставит свой пластический спектакль на сцене МТЮЗа на трех актрис.

Она также не учитывает рекомендации автора по оформлению сценического пространства, которые требовали красных драпировок, темной женской спальни в синеватых тонах, ночной рубашки и пеньюара героини ослепительно-белого цвета. Цветовая гамма ее спектакля решена в трех цветах: цвет горькой полыни в занавесках, серые шелковые пижамы актрис и белое пространство сцены. Сдержанная, аскетичная, холодная эстетика одиночества. Для того чтобы увидеть и почувствовать боль, необязательно закрашивать сцену в кроваво красный.

Сюжет пьесы универсален: переживания главной героини на фоне расставания с любимым. По словам Кокто: «героиня — жертва, обыкновенная женщина, влюбленная без памяти». Такие истории типичны для отношений между людьми вне зависимости от времени и эпох, а потому хорошо осовремениваются. Пьеса, написанная в 1930 году, в 2022 году получила новые атрибуты: при полном минимализме декораций (белые коробки да серый стол) наравне со старым дисковым телефоном на сцене работает мобильный, пусть и кнопочный, телефон. Из совсем современных – одна пара резиновых тапочек-кроксов, которые актрисы попеременно используют.

Арчая не ставит танцевальный спектакль в чистом виде. Она опирается на текст и вводит его фрагменты в сценическое пространство лишь для того, чтобы зафиксировать значимые изменения в состоянии героини. Эти же изменения будет подчёркивать свет: от леденяще холодного до теплого и согревающего, когда героиня, будто забыв, что уже все кончено, улыбается, флиртует как раньше по телефону с любимым.

Символы, внимание к деталям, мелкие, но выверенные движения – это стилевые черты работы Виктории Арчая. Стопы, вывернутые внутрь почти под 90 градусов, острые пальцы, пластичные кисти, органичная синхронизация движений – это ее хореографический почерк, который из спектакля в спектакль находит свое филигранное воплощение. Каждая часть тела выразительна. Нет лишних движений, мягкость жестов тут же сочетается с внутренним стержнем и силой.

Она легко привносит на сцену новое. У Кокто собеседник главной героини – ее любимый мужчина, оставивший ее ради другой, – так и не появляется на сцене. Его образ зритель или читатель достраивает самостоятельно. Арчая же вновь отступает от первоисточника и выводит его на сцену, но всего один раз. Его силуэт нарисует актриса на полу черным углем и будет жить с ним всего минуту, обнимая, прижимаясь, перекатываясь, танцуя с его образом, нарисованным по памяти. Остро, одиноко и пронзительно – как может чувствовать себя человек, растерзанный болью и распластанный на полу от бессилия. «Извиваясь ночью на простыне… в темноте всем телом твои черты как безумное зеркало, повторяя», писал Иосиф Бродский о таком состоянии.

Кодами пропитан весь спектакль. Цифра три весьма символична. Если в исходном тексте Кокто героиня упоминает про три ночи, проведенные в одиночестве, то у Виктории эта цифра зашита кодом в трех окнах, трех актрисах в одинаковых серых пижамах, трех ножках стола того же серого цвета, которые прикручивает актриса к столешнице. Потом она будет телом достраивать четвертую, искать опору, подкладывать острые локти, доращивать плотно сжатыми пальцами ладони, но все эти попытки тело провалит. Телесно уже нечего собирать. Эмоционально и физически все рухнуло. Еще как-то держится на трех ножках, но тело не обманешь. Опор нет.

Три актрисы как части целого одной героини. Но сейчас, в период острых переживаний, она разобрана на куски, ее тело распадается, и каждая живет своей, но в то же время общей жизнью, общими воспоминаниями. На троих есть единый телесный опыт, паттерны поведения, общая физика и механика движений, однако героиня уже не выглядит целостной. Хореограф выстраивает рисунок танца таким образом, что «части» то распадаются, то сталкиваются, то помогают, то мешают друг другу.

Цифра три как три временных континуума: прошлое, настоящее и будущее. Все они собраны в человеке и проявляются в его воспоминаниях (прошлое), надеждах (будущее) и действиях (настоящее). Неслучайно в финале остается только одна актриса, двух других работники сцены унесут за кулисы как манекенов, они свое уже отработали. Отношения, любовь, тепло, страсть – в прошлом. Настоящего без любви тоже нет. Возможно, будет что-то в будущем. Открытый финал. Как будет звучать человеческий голос дальше?