Арт-журнал ОКОЛО 24.11.2023

21 и 22 ноября в рамках фестиваля “Золотая маска” в Санкт-Петербурге прошли показы премьерного спектакля МТЮЗа “Ромео и Джульетта. Вариации и комментарии”. “Театральное исследование природы любви и насилия по мотивам одноимённой пьесы Уильяма Шекспира” — жанр постановки Петра Шерешевского. Это уже не первая работа Петра Юрьевича во МТЮЗе — в 2022 вышла “Мария Стюарт”, «история одного убийства» (две «Золотых Маски» — за лучшую женскую роль (Виктория Верберг) и за лучшую мужскую роль второго плана (Сергей Погосян). 

Литературная основа “Ромео и Джульетты..” — пьеса авторства Семена Саксеева (псевдоним Петра Юрьевича), в ней причудливо сплетены эстетика шекспировского языка и бытовость России 90-х — с мемами, песнями “Сплина”, спортивными костюмами, бандитскими разборками и взятками. Святой отец Лоренцо тут — автомеханик и ветеран Афганской войны, Джульетта — саркастичная школьница-Лолита (предмет вожделения педофила-мента Париса), Ромео — романтик-философ, а на вечеринке-балу отрываются под Prodigy. Перемежают действие постиронические зонги “последнего великого русского композитора” Ванечки (“Оркестр приватного танца”).

радиционно знаток и психолог душ человеческих Шерешевский “подламывает” роль под личность актера, исследуя, как проявляются в Евгении Михеевой и Вадиме Соснине их собственные Джульетта и Ромео. Спектакль — не очередная интерпретация трагедии о двух враждующих веронских семьях, а анализ и рефлексия, как знакомый сюжет и архетипы откликаются в нас сегодняшних. В финале герои смотрят и обсуждают знаковый хулиганский фильм 1990-х “Ромео + Джульетта” База Лурманна, который тоже перенес действие в современность, снабдив шекспировских героев гавайскими рубашками, джинсами и стволами, обрамляя действие саундтреком Garbage и The Cardigans. 

Художник Анвар Гумаров подвешивает над сценой куб (но не метафизический куб подсознания, как в “Идиоте” в Приюте Комедианта, а белоснежный), который порой опускается, а на одной из его граней транслируется происходящее на сцене (излюбленный приём режиссера-онлайн-театр). Периодически появляется стена из кроссовок, и сразу ассоциации то ли с венгерским мемориалом геноцид, толи с традицией бандитских трофеев. Еще одна примета лихих 90-х на сцене — старенький мерседес, а всё пространство покрыто то ли пеплом, то ли землей. Этот огород, заботливо возделываемый матерью Джульетты (Екатерина Александрушкина), вскоре превратится в холмики могил, а на пищу червям, что перебирал добродушный Бенволио (Андрей Максимов), пойдёт первая жертва войны кланов — Меркуцио (Максим Виноградов). 

В спектакле много телесности, чувственности, пылкости — ну а как иначе, когда юная горячая кровь бурлит, когда непонятно, “где кончается твоя кожа и начинается моя?”, когда секс — один из способов восстановления единства? А главное — найти ту самую половинку, которая любит те же чипсы со сметаной и луком и философию Платона и с которым можно быть собой, настоящим. И в этой тяге к духовным материям (иконы в пакетике, забытые в машине, страхи и суеверия с венчанием) и абсолютно бытовым одновременно — столько витальности и искренности, непластмассовости! Реальность героев и их инаковость подчёркивает и подкрашивание плёнки, выводимой на экраны, с акцентом на основной цвет спектакля — желтый. Но это не цвет страданий, как у Достоевского, а солнечный, воздушный, энергичный цвет, как в другом спектакле режиссера — “Обыкновенном чуде”, где любовь творит магию и побеждает смерть.

Во втором акте зрители попытаются закрыть все гештальты и “найти грибочек сути в лесополосе событий”, а подадут им “соль для текилы размышлений” и аргументированно докажут, почему Ромео — нарцисс, магистр пикапа, ведущий Загогулько (вылитый казанова — то ли Леонтьев, то ли Тарзан с роскошной шевелюрой — Арсений Кудряшов), доцент Печаль и главврач московской психиатрической больницы №23 Алик Курвуазье. Не спрашивайте, их скетч-шоу уморительно так же, как приключения Лапенко, и достойно стать спин-оффом. 

“Представьте, что чувствует родитель, чей ребёнок в 14-16 лет покончил с собой от любви, которая длилась 5 дней?” — обращается к зрителям Виктория Верберг, тётя Джульетты (в шекспировском оригинале — кормилица). Кажется, уже не так возвышенна и романтична эта великая трагедия через оптику современности? “Ромео не выбирают, с ним живут и умирают” … Да вообще сыты мы все сегодня трагедиями и несчастьями! Почему Тарантино в “Однажды в Голливуде” и “Бесславных ублюдках” может переписывать историю? А всё-таки можно как-то по-другому, а? “А можно!” — ласково улыбается хитрец Шерешевский и даёт шанс влюбленным бунтарям умчать в закат (а ты до последней секунды вздрагиваешь и скрещиваешь пальцы, чтобы они не разбились). «Как будто через пять лет они не изменили бы друг другу и не развелись» — пророчит тётя Джульетты. Гарантий никаких нет — но они по крайней мере попытаются не быть заложниками системы и действовать. И если у Ромео и Джульетты получилось, может, и у нас есть надежда вырваться из тюрем страха и покорности?

Марина Константинова специально для Musecube

Фестиваль «Золотая маска» традиционно дарит возможность всем ценителям театрального искусства насладиться яркими, оригинальными, обсуждаемыми спектаклями прошедшего сезона. В этот раз одним из самых ожидаемых показов стала очередная работа Петра Шерешевского «Ромео и Джульетта. Вариации и комментарии», которую режиссер воплотил в МТЮЗе.  Уже по одному только названию ясно, что режиссер сделал с классической шекспировской пьесой нечто необычное. Поэтому не было ничего удивительного в том, что 21 ноября на спектакль собралось значительное количество заинтересованной и заинтригованной публики.

Не секрет, что творческие методы, приемы и ходы режиссера Шерешевского традиционно делят зрителей на два противоборствующих лагеря (точь-в-точь кланы Монтекки-Капулетти!). Кто-то приходит в чистый восторг от искусного перемещения сюжетов во времени и пространстве, которыми так страстно увлекается  Петр Юрьевич, кому-то сама идея осовременивания канонических сюжетов кажется преступно кощунственной. Кому-то излюбленный прием с видеосъемкой сценического действия кажется упрощающим смысл самоповтором, кто-то говорит о существовании единой Вселенной спектаклей Шерешевского со своими внутренними законами и правилами. Но факт остается фактом: режиссер из спектакля в спектакль препарирует недавнее отечественное прошлое, перенося классические произведения в родные российские 90-е. Это выглядит ноющей болевой точкой, зоной невидимого внутреннего слома, попыткой анализировать не только общее, но и глубоко частное. Тем не менее, этот личный психоанализ, вынесенный на обозрение почтеннейшей публики, каждый раз оказывается в той или иной степени близким зрителю.

Вот и в авторской версии от Шерешевского (в качестве драматурга здесь традиционно выступает его альтер-эго по имени Семен Саксеев) действие шекспировской трагедии перенесено в рубеж девяностых-нулевых. Место действия не обозначено, но зрителю  легко вообразить себе нечто типично провинциальное, безукоризненно классический уездный город N., затерянный на обширных отечественных просторах. Само время здесь, кажется, заменяется безвременьем, и поэтому нет ничего удивительного, что высокий  слог сплетается со сленгом, а нравы без какого-либо преувеличения так и отдают средневековой дикостью.

Уже в самом начале спектакля задается весьма серьезный тон и используется бьющий под дых прием – зрителям предлагается представить, что их конкретный ребенок (мальчик ли, девочка ли) покончил с собой из-за любви. Кровиночка твоя не вынесла разбитого сердца, сокровище твое не справилось с эмоциями – и все, эту ошибку с черновика не исправишь, не перепишешь набело. И никакая великая пьеса, никакая романтизация высоких чувств  и возвышенных поступков не может служить оправданием смерти. Актриса Виктория Верберг произносит этот монолог не столько от лица своей героини (здесь кормилица Джульетты с легкой авторской руки подменена тетей), сколько от самой себя. Этот формально обезличенный, но проникновенно человечный монолог точно определяет основную суть спектакля – никакой романтизации смерти. Никакой. Никогда.

А дальше –  как традиционно заведено в драматургических фантазиях господина Саксеева и режиссерски воплощено Петром Юрьевичем Шерешевским. Сюжетные линии воспроизводятся добросовестно, с легкими поправками, вызванными курсом на осовременивание. Ромео и Джульетта здесь изучают философию и рассуждают о трансцендентном, при этом не чураются отрыва на дискотеке под скандальный хит Smack my bitch up, жуют жвачку, хрустят чипсами, легко переходят к сексу (безопасному – это принципиально важно!). И умеют любить. При внешней бесшабашной легковесности, обманчивой хрупкой полудетской еще нежности, они взрослы душой и зрелы сердцами. И сами они, и чувства их – подлинные, живые, настоящие. Старшее же поколение здесь наглухо забетонировано в делах, заботах, взятках, сексуальной неудовлетворенности: в общем, типичная повседневная пошлая и грубая мерзость жизни давно и навечно поглотила их. И для юных возлюбленных отчаянно важно не уподобиться им, не упасть в эту бездну.

Большое и отдельное место здесь уделяют постановке самого очевидного, пожалуй, в этом спектакле вопроса: «А что же такое, собственно, любовь?». Пытаются рассмотреть его персонажи всех возрастов и социальных статусов. Режиссер в поисках заветного ответа не жалеет изобразительных средств, используя и серьезность, и нарочито гротескную форму. Шерешевский ловко, узнаваемо, остроумно сочиняет мини-спектакль в рамках основного повествования, и вот уже зал дружно хохочет над неким выдуманным ток-шоу, которое призвано анализировать психологически поступки литературных персонажей. Там умные дяденьки с перхотью на плечах говорят, что ну ни единого шанса на счастье у шекспировских героев не было. То ли дело звучат слова «абьюз», «нарциссизм», поминается всуе дедушка Фрейд. Остроумный оригинальный ведущий (плоть от плоти Дмитрия Нагиева двадцатилетней давности) то поддакивает, то парирует. Но как бы ни прозвучало банально и глупо – понять, что же такое есть любовь могут лишь те, кто друг к другу эту самую любовь в данный момент испытывают. Неважно, что будет потом, через месяц, через год, через полжизни. Они живут, как чувствуют, а чувствуют они здесь и сейчас. И Ромео с Джульеттой выхватили из толпы друг друга и слились воедино, потому что они уже были до этого одно неделимое целое. И они унюхали этот общий незримый воздух, в котором и книги вы одинаковые читаете, и мысли друг друга читаете тоже. И чипсы даже одинаковые любите. Потом, потом, что будет потом – неважно. И именно вот эта хрупкая нежная молодежь, вдруг решает не плыть обреченно по течению, а брать от жизни все. Разрубить злосчастный узел противоречий. Перестать страдать. Взять жизнь в свои руки. Потом, потом, все будет потом – но сейчас они сделают этот поворот, пересоберут игру. Ради себя. Ради своей любви. Сообразив, что шекспировских Ромео и Джульетту от счастливого финала отделяет буквально миг, нелепая досадная случайность, они решаются осуществить тот самый трансцендентный акт – изменить предначертанное. И именно поэтому они останутся живы. Счастливые влюбленные сбегают в никуда под группу «Сплин», и текст песни становится здесь манифестом. «Всего хорошего, кто помнит прошлое», – звучит как обращение к старшим, к тем, кто не в силах отказаться от крови и мести. А они перерезают эту пуповину, и понятие generation gap здесь воплощается наяву.

В спектакле, как это часто бывает у Шерешевского, много каких-то таких узнаваемых примет отечественной жизни: одна из самых точных – когда брат Лоренцо (здесь это бывший «афганец») и Ромео поют в гараже под гитару что-то про ту самую войну. Вот, вот она – инициация на постсоветском пространстве. А дачные неторопливые работы с рассадой и поливкой! А нехитрый шашлык на простеньком мангале! А бесхитростные танцы под попсу в пивбаре средней руки! Из этих точных деталей и складывается доступное узнавание, которое еще больше сближает героев и зрителя. Значимую роль  играет и сценография Анвара Гумарова. Подвешенные за шнурки к перекладине кеды (многие наверняка видели их своими глазами и гадали, что же это такое) символизируют количество жертв криминальных разборок в неизвестном городе N. Центр притяжения зрительских взглядов здесь – автомобиль, детище немецкого автопрома, мечта 90-х, спасение для героев. Появляющийся время от времени белый куб без крыши – оберегающий кокон для двух чистых душ, он же – целомудренная ширма во время таинства венчания.

Как и всегда у Шерешевского, в этом спектакле совершенно блистательно играют артисты, поэтому даже как-то неловко здесь говорить о формальном втором — третьем плане. Уже упомянутая Виктория Верберг замечательно представляет тип сексуально неустроенной женщины средних лет, чье счастье было исключительно в муже, который ее оставил. Три писаных красавца: Андрей Максимов (Бенволио), Илья Шляга (Тибальт), Максим Виноградов (Меркуцио) воплощают своих персонажей как вполне узнаваемых приятных молодых людей, которые, тем не менее, могут и закон нарушить, и ближнего предать – такова жизнь. Илья Созыкин скуп на слова и эмоции, но безукоризненно узнаваем в роли брата Лоренцо. Не менее узнаваем (и от этого особенно жутко!) Алексей Алексеев в роли Париса (высокого милицейского чина), в его образе так и сквозит  балабановский привет из «Груза-200». Чета Монтекки (Вячеслав Платонов, Арина Нестерова) и семейство Капулетти (Дмитрий Супонин, Екатерина Александрушкина) воплощают  здесь бытовую тихость и раскрепощенную распущенность соответственно.  Но самые главные образы здесь, само собой, – заглавные. Ромео в исполнении Вадима Соснина блистает, но не отсвечивает, Джульетта в воплощении Евгении Михеевой, напротив, собирает в себе и свет, и сияние, и нежность, и невинность, и силу духа, и открытость.

В конечном счете, Петр Юрьевич Шерешевский здесь рискнул и сделал спектакль про мощную силу надежды на правильные перемены, про парадоксальную одновременную хрупкость и стойкость подлинных чувств, про «слушать свой внутренний голос» и уже в который раз про то, что «свои всегда находят своих». Не хочется думать о том, что будет потом, нет желания делать какие-либо прогнозы относительно будущего  тех или иных героев. Да и не надо, в общем-то. Всего хорошего.

Шекспир с чипсами и Тарантино
МК 31.10.2023

Вслед за трагедией «Мария Стюарт» Шиллера Петр Шерешевский поставил в МТЮЗе «Ромео и Джульетта. Вариации и комментарии» — «театральное исследование природы любви и насилия по мотивам одноименной пьесы Уильяма Шекспира». Вольную адаптацию классики осуществил драматург Семён Саксеев, за которым угадывается сам режиссер. И вот опять мы в 90-х, где Джульетта поедает чипсы.

Как говорится в пьесе Семена Саксеева, Ромео не выбирают, с ним живут и умирают. Так и 90-е — наше все, крест на долгие годы, увы. Недавно получившая «Золотую маску» за роль королевы Елизаветы в «Марии Стюарт» Виктория Верберг, а она великолепная и смелая актриса, ученица Анатолия Эфроса, теперь сыграла шекспировскую кормилицу, именуемую у Шерешевского тетей Джульетты. Эта самая тетя в спортивном костюме при себе всегда имеет весьма специфическое фото покойного мужа. Она с любым найдет общий язык: и Джульетту вразумит, и с дружками Ромео из подворотни поговорит на им доступном языке. Режиссер спектакля тоже решил поговорить с современным зрителем на доступном ему языке. Но взрослые всегда не очень хорошо разбираются в том, как живут и чувствуют молодые. А то, что недавно казалось смелым, начинает попахивать старьем.

Мария Стюарт в МТЮЗе тоже носит спортивный костюм. Теперь его надела и Джульетта, которую Евгения Михеева сыграла как девочку из подворотни, вечно жующую жвачку. Она уже прошла огонь и воду, в мужчинах знает толк. С братом Тибальтом у нее очень близкие отношения. Он стрижет ей ногти на ногах. Остальное можно додумать.

Ромео, каким его играет Вадим Соснин, — тоже не пылкий юноша, а вполне взрослый мужчина. Он благороднее Джульетты, но выбирает девочку не под стать себе. Пока Джульетта с аппетитом уплетает чипсы «лук и сметана», он рассуждает о трансцендентности, цитирует французского философа Мориса Мерло-Понти. Еще лет десять назад герои Льва Толстого с хрустом ели чипсы в фильме «День подарков» британского режиссера Бернарда Роуза, известного по экранизации «Анны Карениной» с Софи Марсо. А в «Дон Жуане» Теодора Курентзиса в Перми герои жарили шашлык, как теперь это делают друзья Ромео. Открытия сделать все сложнее. Современный театр и кино поднаторели в радикальном и часто поверхностном освоении классики.

Брат Лоренцо в исполнении Ильи Созыкина — владелец автомастерской, прошел Афганистан. Он словно вышел из фильма Балабанова и выписан из 90-х. Его плечо украшает татуировка ВДВ. Ромео он верный наставник и повенчает юных влюбленных. Парис, он же герцог Вероны, — человек в погонах, который держит город в страхе и мечтает заполучить Джульетту.

На сцену спускается куб, с которого зрители не сводят глаз. Они смотрят не на живого артиста на сцене, а на его крупный план на экране. На протяжении всего спектакля актеры работают на камеру, рядом всегда оператор. Многие не готовы к такому эксперименту, чувствуют себя не очень уверенно. А уж прикрепленные к лицу микрофоны — бич современного театра — способны уничтожить любую доверительность в отношениях со зрителем. Но говорить об этом стало общим местом.

Сцена словно засыпана пеплом, в котором копошатся классические герои современного розлива. Сюжетная канва трагедии Шекспира сохраняется, звучат его строки, но они так густо приправлены современным сленгом, что утопают в нем бесславно. Венец всего — подержанный «Мерседес» на сцене. Он символ 90-х. Понятно, что жизнь мельчает на глазах и нравы лучше не становятся. Куда нам до Шекспира! Но так уж заземлять его — жестоко. Хотя радикальная спайка с современностью вызывает восторг у части публики. 

Во втором действии на сцене появляется телеведущий Всеволод Загогулька (Арсений Кудряшов). На телешоу «Герои книг на приеме у психотерапевта» он пригласил психологов, чьи плечи посыпаны перхотью, как мукой. Эти давно не мытые люди, напоминающие персонажей комедии дель арте, — главврач московской областной психиатрической больницы №23 Алик Курвуазье, доцент кафедры психофилологии РАН Тимофей Тимофеевич Печаль и доктор семейной психологии, магистр пикапа, автор бестселлера «Пробуди в себе шекспировскую страсть» Валерий Валерьевич Задорный — рассуждают о природе любви Ромео. В общем, никакой любви и не было.

В финале юные любовники смотрят фильм «Ромео + Джульетта» База Лурмана. На экране страдает молодой и прекрасный Ди Каприо. Возможно, именно он подтолкнет их к единственно верному решению, и они выберут жизнь и свободу, не смерть. «Чем мы хуже Тарантино? Ему можно, а нам нельзя?» — воскликнут Ромео и Джульетта и укатят в светлое будущее на виды видавшем «Мерседесе».