«Экран и сцена»
№ 13-14 13.07.23

Название нового спектакля Петра Шерешевского “Ромео и Джульетта. Вариации и комментарии” предупреждает зрителей московского ТЮЗа: как у Шекспира – не будет. Но от возмущения и даже негодования это, конечно, не спасает – впрочем, дело здесь скорее не в спектакле, а в “обществе спектакля”, в раскаленной атмосфере вокруг. И без того тревожность зашкаливает, а здесь еще и постмодерн вместо уютности давно знакомой, хотя может быть ни разу и не прочитанной пьесы, вместо безобидного соприкосновения с чистым – во всех смыслах – искусством. Между тем шекспировский текст, даже без всяких вариаций, вполне откровенно говорит и о насилии, и о сексе.

Разобранная по слогам учеными, поэтами, психологами разных стран, эпох и специальностей история двух возлюбленных в спектакле заканчивается не канонично: Джульетта уезжает с Ромео, убегая и от навязанного замужества с Парисом, и от неминуемой кончины, и от традиций. Остальные сюжетные изменения незначительны – драматург Семен Саксеев даже оставил фрагменты первоисточника: герои то говорят вполне современной прозой, то вдруг шекспировскими стихами. Действие пару раз перебивается зонгами в живом исполнении маленькой группы (композитор – Ванечка, “Оркестр приватного танца”), а однажды и небольшим вставным номером, пародирующим модные когда-то телепередачи, где доморощенные чудаковатые сексологи разбирали поведение литературных персонажей. Ведет программу “Герои книг на приеме у психотерапевта” Всеволод Загогулько в исполнении Арсения Кудряшова, блестяще маневрирующий между тонкой иронией и откровенным ерничеством.

Цитаты в тексте дополняются цитатами в мизансценах и сценографии. Можно вспомнить множество спектаклей, среди них немецкие, где тоже был большой экран, повисший над сценой, в прямом эфире транслирующий героев крупным планом (художник – Анвар Гумаров, монтаж видео – Вадим Кайгородов). На полу насыпано много земли, в которой валяются, измазываясь, юноши, что отсылает как минимум к “Гамлету” Томаса Остермайера, а вот герои, обнявшись, сочувствуют персонажам фильма “Ромео + Джульетта”: цитата в цитате. Можно разглядывать дальше – довольно увлекательная игра, соревнование по насмотренности, в котором, впрочем, совершенно необязательно участвовать, потому что никаких дополнительных смыслов угаданное или привидевшееся не добавляет.

Следовало бы сразу сказать: “действие происходит в Польше, а проще говоря – нигде”, как в открывающей ремарке “Короля Убю” Альфреда Жарри. Нет конкретной эпохи и страны, пространственно-временной континуум состоит из фрагментов, мигающих светофоров, сломанных указателей. Вроде бы 1990-е в России – цветные пиджаки и золотые цепи на шеях состоятельных главарей бандитских кланов, поделивших город. Одетая в желтые спортивные костюмы (как у Умы Турман в “Убить Билла”) молодежь напевает “Пластмассовую жизнь” – песню, которую никак нельзя было услышать до 2001 года. В финале Джульетта и вовсе размышляет о фильме “Однажды в Голливуде”, вышедшем на экраны в 2019-м. Порвалась дней связующая нить.

Ромео (Вадим Соснин) – традиционно молод, красив и благороден, а еще умен и решителен, настоящий Марти Сью из девичьих снов. Джульетта (Евгения Михеева), хоть и оторва, без стеснения признающая свою любовь к сексу, легко может процитировать французских поструктуралистов. За нее готов горой встать старший брат, заносчивый и вспыльчивый будущий биолог Тибальт (Илья Шляга). Меркуцио (Максим Виноградов) – невезучий недоучка – здесь довольно неожиданно оказывается в тени непритязательного гопника Бенволио (донельзя обаятельный Андрей Максимов). Из взрослых заметнее всех ярко сыгранная Викторией Верберг грубоватая няня Джульетты, ставшая здесь ее теткой, и отец Лоренцо (Илья Созыкин) – ветеран Афгана в тельняшке, с гитарой, с одинаковой усталостью ковыряющийся во внутренностях автомобиля и венчающий беспутных влюбленных. Самая же неожиданная трактовка – Парис в исполнении Алексея Алексеева: представитель силовых структур, потихоньку высвобождающийся из-под власти двух мафиозных семей, становится полнокровным властителем города. Он безучастно, а, главное, совершенно бессмысленно пытает Бенволио, готового все рассказать и без пакета на голове. Он спокойно и холодно диктует Капулетти свои условия – его брак с Джульеттой должен зафиксировать объятия власти и плутократии.

Спектакль Петра Шерешевского больше всего похож на то, как двое, перебивая друг друга, пересказывают третьему сюжет шекспировской трагедии – один попроще, огрубляя и посмеиваясь, другой – посложнее, серьезно, даже с претензией на “жизненную мудрость”, но оба – с многочисленными отступлениями. А третий слушает-слушает, но в конце концов не выдерживает и заявляет, что финал никуда не годится, и предлагает свой вариант: позитивное решение не идти по тупиковому пути, на который тебя со всей силы толкает судьба, смелое “нет”, выкрикнутое всем векам назло. Своеобразная шекспировская джига – под жизнерадостную песню “Остаемся зимовать”. Энергичное, вдохновляющее желание сбежать из склепа традиций. Все так. Только один постскриптум: два трупа. В трагедии Шекспира Меркуцио и Тибальт – такие же жертвы раздора, как Ромео и Джульетта, в спектакле – два человека, погибших ни за что, один – в пивной, другой – в подворотне. Если продолжать обнаруживать цитаты, то вспоминается “Зимняя сказка” Деклана Доннеллана, где среди всеобщего праздника печальной тенью проскальзывал бессмысленно погибший Мамилий. У Шерешевского ничей призрак не появится, ведь молодые и красивые спаслись, а ответственность – это занудно и скучно.

Если будущее за этими Ромео и Джульеттой, то оно вряд ли станет лучше так дерзко побежденного ими прошлого.

«Театр»
07.07.23

Премьерный спектакль Петра Шерешевского в МТЮЗе называется «Ромео и Джульетта. Вариации и комментарии». И эти заметки на полях шекспировской трагедии говорят нам и о нас больше, чем сама хрестоматийная история.

Ну сколько можно пересказывать один из самых известных сюжетов мировой литературы, интерпретировать его так или иначе? Гораздо интереснее посмотреть на наше к нему отношение, понаблюдать, как он отражается в нас, становится предметом рефлексии или, наоборот, неосознанным паттерном поведения, ролевой моделью. Именно это проделал Пётр Шерешевский с шекспировской пьесой.

Действие происходит в условных 90-х. Монтекки и Капулетти – враждующие бандитские кланы, которые отличаются лишь цветами «спортивок». Герцог, он же Парис (отличная роль Алексея Алексеева) – это мент, которому семья «новых русских» Капулетти (Дмитрий Супонин и Екатерина Александрушкина) не может отказать в руке дочери, иначе бизнес будет под угрозой. Джульетта для них – один из активов, которым нужно поделиться. Родители Ромео (Вячеслав Платонов и Арина Нестерова) – попроще, ездят на дачу на старой БМВ и сажают там рассаду. Отец Лоренцо (Илья Созыкин) – бывший афганец в тельняшке под рясой, в свободное время копается с той же «бэхой» и лабает на гитаре. Но всё это уже много раз было и не слишком интересно, даже если прибавить сюда фирменный приём Шерешевского с живыми съёмками на камеру.

Гораздо любопытнее случающиеся тут выходы за скобки сюжета. Например, уморительно смешная телепередача «Герои книг на приёме у психотерапевта», где обсыпанные пылью или перхотью «эксперты» вместе с заходящимся в самолюбовании ведущим (Арсений Кудряшов) рассуждают о фрейдистской подоплёке любви Ромео и его нарциссических травмах. А Тибальд (Илья Шляга), будущий биолог, популярно объясняет Джульетте, что никакой любви нет, а есть только возбуждение нервных окончаний половых органов.

Сами Ромео и Джульетта (юные артисты Вадим Соснин и Евгения Михеева) предпочитают толковать любовь философски – с точки зрения Платона и экзистенциалистов, но при этом остаются детьми, и доказательством того, что они нашли свою вторую половинку, становятся любимые обоими чипсы с солью. Характерное для подростков и точно подмеченное режиссёром соединение чипсов и Платона – тяги к высоким, сложным материям и привязанности к простым, бытовым мелочам – делает эту парочку особенно убедительной. И в то же время отделяет их от остальных героев, воспринимающих любовь и брак совершенно утилитарно.

На фото – сцена из спектакля “Ромео и Джульетта. Вариации и комментарии” / фото предоставлено пресс-службой МТЮЗа ©Елена Лапина

В одном из первых же эпизодов режиссёр буквально «ломает об колено» наш стереотип восприятия этой «высокой трагедии». На сцену выходит Виктория Верберг, играющая тётю Джульетты (этот персонаж в постановке замещает кормилицу), и обращается в зал как бы от себя. Мол, вы привыкли восхищаться этой трогательной историей, Ромео и Джульетта стали для вас символами чистой и прекрасной любви, блаблабла… А вы представьте, что это ваш 14-16-летний ребёнок покончил с собой из-за какой-то девочки/мальчика, которого пять дней назад ещё знать не знал. Ну как, меняется оптика?

Действительно, мы привычно раз за разом отдаем на заклание двух юных любовников, чтобы пролить над их судьбой скупую слезу и разойтись по своим делам. Как говорилось в «Обыкновенном чуде» Шварца: «Стыдно убивать героев для того, чтобы растрогать холодных и расшевелить равнодушных». И этот мотив жертвоприношения молодости в суровом, жестоком, чёрством взрослом мире становится лейтмотивом уже двух постановок Шерешевского в МТЮЗе. В его «Марии Стюарт», получившей две актёрские «Золотые маски», заглавная героиня Софии Сливиной – никакая не королева, а скорее активистка, из нынешних протестующих, – становилась заложницей опытной, коварной и развратной Елизаветы Виктории Верберг, стремящейся любой ценой удержать свою власть, в том числе – женскую.

В новой постановке стихия молодости ощущается чувственно, физически, бьет через край: юные, крепкие тела парней, поливающих друг друга из шланга, потная энергия дискотеки, смешной ВИА откуда-то из 90-х и – целая стена белых кроссовок, свисающих со штанкетов, что на языке современных улиц и в образной системе спектакля означает насильственную смерть.

Классический сюжет Шекспира тут осмысляется как социальный архетип, автоматически повторяющий сам себя: взрослые продолжают враждовать – молодые продолжают умирать. Так заведено, такая судьба, так написал автор. В одной из последних сцен, накануне расставания, влюблённые вместе смотрят фильм База Лурмана «Ромео + Джульетта», и сценическая Джульетта пытается предотвратить развязку, крича в экран герою Ди Каприо – «ну посмотри же, она жива, она пошевелилась», а потом отворачивается к стенке – «не могу больше это видеть».

Но сам Шерешевский не намерен следовать традиции – его герои идут на бунт и отказываются от навязанных правил игры, они решают взять судьбу в свои руки и сделать всё иначе. «А почему Тарантино можно, а нам нельзя?» – говорят они, намекая на фильм «Однажды в Голливуде», где режиссёр изменил финал реальной истории с убийством жены Романа Полански. И это внезапное освобождение от довлеющих сил рока, судьбы или выученной беспомощности, привычки жить по шаблону и чужому сценарию дарит спектаклю и залу невероятный заряд свободы и абсолютного счастья. А что, так можно было?