Светлана Хохрякова «Пьесу «Таня-Таня» Оли Мухиной идеально поставили в МТЮЗе»

mk.ru
19.02.2021

В саду у Охлобыстина хорошая погода

Во флигеле МТЮЗа поставили давнюю пьесу «Таня-Таня» Оли Мухиной, открыли еще в 1996 году в «Мастерской Петра Фоменко». Спустя четверть века она не утратила своей прелести. Режиссер Саша Толстошева смогла открыть ее, как шампанское.  

Премьера у фоменок была настоящим чудом для начинающего драматурга. Оля Мухина работала тогда на телевидении редактором музыкальной программы у Ксении Стриж. Когда она училась в Литинституте, ей говорили, что пишет интересно, но это не драматургия, что жизненного опыта мало.  В общем, слишком молода для того, чтобы стать драматургом. Ее пьесы были как шампанское. Их важно умело открыть, сразу же распить, пока оно не выдыхается. «Таню-Таню»  впервые прочитали на семинаре драматургов в подмосковной Любимовке. Оттуда  ее и принес в «Мастерскую Фоменко» молодой режиссер Андрей Приходько, начал репетировать, а постановщиком спектакля в итоге стал сам Фоменко. Две героини Таня и Девушка, которая фактически Таня, в исполнении актрис-близнецов Полины и Ксении Кутеповых создавали особый эффект отражения. И это было главным чудом того спектакля.  Если бы не Фоменко, то еще неизвестно, как бы сложилась судьба молодого  драматурга. А тогда вслед за фоменками «Таню-Таню» поставили в Челябинске,  Санкт-Петербургском  театре сатиры на Васильевском острове, где-то в Болгарии. Началась прекрасная жизнь. 

«Таня-Таня» стала третьей пьесой Оли Мухиной, где присутствовал ее  любимый мужчина по фамилии Иванов. Критики и многие зрители ассоциировали его с чеховскими героями — Ивановым и Дядей Ваней. И теперь так происходит.  Но переживания юного автора были связаны с конкретным человеком. Тогда казалось, что герои спектакля  на все лады и  нараспев произносят название спального района Москвы Бибирево. В МТЮЗе это не так уж и существенно. Бибирево и Бибирево, ничего особенного. Ну, прозвучит несколько раз. Да еще  на мусорном баке появится это название. Откуда оно вообще взялось? В 90-е Оля Мухина  рассказывала, что ее семья должна была переехать в новый район, а ей, маленькой девочке,  совсем туда не хотелось. Мама утешала: «Скажи спасибо, что не в Бибирево». Теперь зрители больше реагируют на фамилию одного из героев. Откуда взялся Охлобыстин? Что Мухина имела в виду? Ивана Охлобыстина, который за прошедшие двадцать с лишним лет для зрителей стал совсем другим героем.  Но  не о нем думала Оля Мухина. Она всего лишь  выбрала колоритную фамилию. На его месте могли появиться  Красноперцев или Горноцветов. У этого Охлобыстина из «Тани-Тани» —  большой сад в Бибиреве. В саду каждый день хорошая погода, птицы поют. Женщины танцуют и смеются. Охлобыстин любит их всей душой. Об этом сообщают персонажи, выдавая ремарки. 

Саша Толстошева оказалась талантливым и виртуозным интерпретатором непростого драматургического текста.

Она — ученица Юрия Погребничко, работает в его театре «Около», ставила в РАМТе. В МТЮЗе работала над пьесой Людмилы Петрушевской «День рождения Смирновой».  В «Тане-Тане» герои говорят всякую чепуху, бесконечно влюбляются и чего-то ждут. Таня, которую играет Екатерина Кирчак, знает, что в июне к ней придет любовь, хотя   понимает, что молодость позади. Она разглядывает в метро старух. Ей кажется, что их морщины вот-вот появятся на ее лице, которое теперь прикрывает широкополая шляпа. Она как убежище для мятущейся души.  Муж Тани по фамилии Иванов (тот самый из жизни Оли Мухиной) в исполнении Игоря Балалаева в какие-то мгновения напоминает брутального, но нежного Хавьера Бардема. Но только на мгновение. А потом оказывается усталым советским мужчиной в старомодном пальто.  Девушка (Алла Онофер) – нереально тоненькая,  хрупкая как статуэтка — отражение Тани. Она тоже чего-то ждет. Здесь все слегка влюблены. Муж Тани в – Девушку, а она немного в него. Сын Тани – Мальчик – тоже любит Девушку, но предложение сделает взрослой Зине, любви которой жаждет Охлобыстин. Но он переменчив как ветер. Вчера интересовался Зиной, а сегодня думает о другой женщине. Каждый здесь мечтает о выходе в космос. Все вместе герои вслушиваются в стук колес куда-то мчащегося поезда, улавливают чужое дыхание и  запахи, едят куриные ножки, выбрасывая кости в мусорный бак.  Все  соткано из полутонов, обрывков фраз, послевкусия разговоров и взглядов. А это так труднодостижимо. 

В небольшом пространстве флигеля зрители располагаются в опасной близости к актерам. Вот они перед нами, а за их спинами —  окна  веранды, скрывающие  чужую странную жизнь. Мы можем  заглянуть в окно, увидеть стол, диван. Герои появляются оттуда и возвращаются назад, как в зазеркалье,  оставляя легкий флер воспоминаний. 

Последняя лента Крэппа

Одинокий старик Крэпп сдувает пыль с магнитофонных лент. Перед ним – вся его жизнь, упакованная в картонные коробки. Всю жизнь он вёл дневник, наматывая свой голос на катушки кассет. И теперь, садясь за стол, он каждый день включает эти записи, чтобы горько насмехаться над никчёмностью прожитых часов и дней, чтобы отчаянно попирать бестолково мелькнувшие годы. Всё – мусор, всё – шелуха, всё – суета и бессмыслица.

Но вдруг его взгляд застывает. Его привычная ухмылка сходит с лица. Вдруг в воздухе повисает что-то, что становится больше этой белой комнаты, что-то, что стоит всех его седых волос. Обрывок ленты, каких-то пять минут счастья вмиг перевешивают и навсегда определяют всё, чем жил и не жил этот человек.

Сюжет телеканала «Культура»
Театр. Эфир 22.02.2021. Новости телеканала «Культура»
Театр. Эфир 08.04.2021. Новости телеканала «Культура»

Перенос спектакля

Уважаемые зрители, по техническим причинам спектакль «Где мой дом» переносится с 7 февраля на 19 марта.
Приносим извинения за доставленные неудобства.

Ольга Федянина «Поставлено не по адресу»

Газета «Коммерсантъ» №18 от 03.02.2021

Кама Гинкас поставил в камерном пространстве своего театра («Сцена во флигеле») спектакль «Где мой дом» по пьесе молодого драматурга Сергея Давыдова «Республика». События недавнего прошлого (пьеса представляет собой монологи русских беженцев из Таджикистана) драматург и режиссер используют как проекцию вечных тем и сюжетов, но в результате создается впечатление анахронизма, считает Ольга Федянина.

Сергей Давыдов написал «Республику» в 2019 году, в 2020-м пьеса вошла в шорт-лист «Любимовки», а несколько дней назад заняла второе место на конкурсе современной драматургии «Кульминация». Кама Гинкас дает своей постановке новое название — «Где мой дом» — и отправляет героев, как он это время от времени делает, в камерное пространство, «белую комнату», не предполагающую почти никакого внешнего антуража. Здесь есть только люди и только слова. Молчаливый мрачный человек (Руслан Рафаелов) напишет красной краской на фанерной заглушке, загораживающей окно, слово «Родина», потом заглушку уберут, в окно сначала постучатся снаружи, а потом через него пролезут в пространство сцены три фигуры.

Ольга (Виктория Верберг), Данил (Илья Созыкин) и Ярослава (Полина Одинцова, в другом составе — Евгения Михеева) — русские беженцы из Таджикистана. В результате политических перипетий 1990-х годов они становятся нежеланными и в Таджикистане, где они родились и выросли, и в России, формально называющей себя их исторической родиной. Пьеса Сергея Давыдова состоит из монологов, в которых восстановлены события и обстоятельства, предшествующие вынужденному бегству героев и непосредственно следующие за ним.

Смиренная, немножко «не от мира сего» Ярослава Полины Одинцовой, кажется, так и не поймет, за что ей это все — может быть, именно непонимание и спасает ей жизнь. Данил Ильи Созыкина по ходу своего рассказа эволюционирует из «настоящего мужика» во всхлипывающего невротика. Самое яркое в этом трио — трагическая клоунада Виктории Верберг, глядя на ее Ольгу, «сотрудницу Министерства культуры республики Таджикистан», думаешь, как хотелось бы однажды увидеть эту актрису в пьесе Людмилы Петрушевской. Все трое убедительно и последовательно раскладывают партитуру своего изгойства на разные эмоциональные и психологические регистры.

Остается понять, почему все происходящее производит впечатление странного анахронизма.

Понятно, что выбранное время и место действия — лишь отправной пункт для размышления об истории человеческого изгойства и трагедии человеческой бездомности. Но, коль скоро место и время указаны конкретно, уместно спросить: почему театральный поезд Давыдова и Гинкаса отправляется именно из этого пункта?

Со времени таджикских событий 90-х по России и по всему миру прошли — и продолжают идти — караваны беженцев, переселенцев, гастарбайтеров. Почему Таджикистан — не Сирия, не Балканы, не Грузия, не, не, не?.. Ничто в тексте Сергея Давыдова, который в год душанбинских погромов еще не родился, не указывает на его специальную связь с этой местностью и этой эпохой. Положа руку на сердце, в написанных им монологах нет неожиданного ракурса, особенно острого взгляда или зашкаливающей искренности. Истории персонажей гораздо беднее и бледнее того, что каждый из нас узнал за последние 30 лет о возможностях «человека разумного» травить, унижать и гнать себе подобных. К тому же Ярославу, Данила и Ольгу не связывают между собой ни отношения, ни драматическая ситуация, зритель — их единственный слушатель и адресат. И из-за этого не только пункт отправления, но и пункт назначения спектакля оказывается под вопросом. Если он к кому-то и обращен, то, вероятно, к той части публики, которая, просто по возрасту, не имеет представления о событиях тридцатилетней давности. Но какое отношение к этой публике имеет все услышанное? В сегодняшний день ни пьеса, ни спектакль не заглядывают, как будто бы намеренно останавливая часы.

В «бумажном», то есть текстовом, варианте «Республика» Сергея Давыдова — не столько пьеса, сколько документальная поэма в трех монологах, написанная верлибром. Вероятно, экспертов драматургических конкурсов, высоко ее оценивших, «Республика» впечатлила именно этим сочетанием. Но когда строчки превращаются в человеческие фигуры, а поэтические цезуры — в сценические паузы, из текста, претендующего на актуальность и философскую глубину, лезет ложная многозначительность и литературная условность.

Кама Гинкас по свойству своей семейной истории и личной биографии, которая начиналась в Каунасском гетто в 1941 году, слишком хорошо знает, что такое быть преследуемым, изгоем. Наверное, в пьесе Давыдова он услышал горькие мотивы одиночества и бездомности, которые с античных времен, увы, не утрачивают своей актуальности. Но влезшим через окно недавней истории во вневременную «белую комнату» литературным персонажам Сергея Давыдова не под силу превратиться в новых Энея, Эдипа или Медею. Может быть, для этого прошло еще недостаточно времени после их бегства.

Зоя Бороздинова «Россия для грустных»

«Экран и сцена»
№ 2 за 2021 год

Спектакль Камы Гинкаса по пьесе Сергея Давыдова “Республика” о русских беженцах из Таджикистана, в начале 1990-х вынужденных искать новую Родину в России, называется “Где мой дом”. Именно так, без вопросительного знака. Интонация задается сразу: не дискуссия, не риторический вскрик в пустоту, но фиксация бездомности, бесприютности.

В маленькой белой коробке тюзовского флигеля – картонка, табуретка, кисть с длинной деревянной ручкой и пластиковая банка от клея ПВА. Прямоугольник окна заклеен чистым бумажным листом. Входит человек в синей рабочей куртке (Руслан Рафаелов) и молча, неспешно, размашисто малюет на белом поле ватмана сочно-красные буквы, складывающиеся в слово “Родина”. В окно настойчиво стучат с другой стороны, с заваленной густым снегом улицы. Плакат приходится снять и прислонить к стенке – здесь он, истекающий кровавыми струйками невысохшей краски, будет стоять как восклицательный знак в конце любого обращения к России.

Окоченевшими от злого московского января пальцами Ярослава (Евгения Михеева) открывает форточку, отпирает щеколду и пролезает внутрь. Она – почти ребенок, тонконогая, напуганная девчонка, школьницей пережившая ужасы вооруженного внутриэтнического конфликта в Таджикистане. Актриса так по-детски интонирует, с таким азартом произносит текст о страшном и жестоком, что рассказ про гражданскую войну (боевики, захват школы террористами, танки) кажется описанием увлекательной игры в казаки-разбойники. Нуждающаяся в человеческих объятиях, в ласке и тепле, она постоянно что-то обхватывает: цветастый пакет, кулек одежды, старый чемодан.

Ольга (Виктория Верберг) постарше, в начале войны она уже работала на высокой должности в министерстве культуры. Потеряв все, кроме чувства собственного достоинства, она, амбициозная и многого добившаяся, вынуждена начинать с нуля. Ольга исповедуется горячо, страстно. Верберг виртуозно переходит от тихой озлоб-ленности героини к громогласной ярости. Гневается, с остервенением говорит о несправедливости, с ненавистью о тех, кто ее обманывал, с горечью о тех, кого не удалось спасти. Вспоминая о моментах своей беспомощности, она не плачет и не жалуется – негодует. Лишь на несколько коротких мгновений Ольга превращается из железобетонной женщины в растерянную молодую девушку и пишет пальцем на стене невидимые ясные слова, будто по недоразумению утратившие смысл – “родина”, “свобода”.

Все, что она сумела увезти, хранится в железном кофре, который вытаскивается на сцену с лязгом. Он как прошлое – о него спотыкаются, на него опираются, его пинают. Но ближе к финалу его переворачивают и открывают, а внутри – ничего… Ольга залезает в металлическое нутро контейнера и держит руками крышку, запираясь от всего мира, смотря на окружающих через узкую щель.

Еще один эмигрант, Данил (Илья Созыкин), крепкий мужчина, время от времени согревающийся глотком из бутылки, упрятываемой во внутренний карман толстой зимней куртки. Персонаж актера Ильи Созыкина не стесняется плакать, кричать во весь голос, бить кулаком о стены. Его эмоциональный рассказ об унижениях, драках, абсурдной невозможности получить гражданство перерастает из личного монолога в обращенное в зал обвинение. Он, почти захлебываясь гневом, кричит о том, что за красивой фразой “Своих не бросаем” кроется тотальное безразличие к конкретным людям.

Кама Гинкас так выстроил спектакль, что главное здесь – актеры, и ничто не отвлекает зрителей от их текстов – нет яркого визуального ряда, нет навязчивого музыкального сопровождения. Лишь иногда заплачет о чем-то многоголосый церковный хор, да упадут несколько грустных фортепианных аккордов.

Сначала все трое заняты собой, им важнее высказаться, а не выслушать. Только Ярослава все жмется к другим, ища если не поддержки, то хотя бы понимания. Но нет сил сопереживать и сочувствовать чужим бедам. Герои почти не соприкасаются, иногда будто нарочно друг друга не замечают, но чем дальше, тем теснее становится их круг, тем быстрее передается слово от одного к другому, и все истории сплетаются в одну, общую.

Многие, вскользь в ней упомянутые, были покалечены и убиты. Эти трое – выжили, но так и не стали “своими”. Отсюда их мечта, неразборчиво записанная на мятой бумажке, греза о стране, где нет коренных и приезжих, где “Свобода” и “Возрождение” не превращаются в “Режь!” и “Убивай!”, где никто давит властью титульной нации, где за восемь зимних месяцев нельзя замерзнуть даже в хлипком демисезонном плаще, где дом везде, лишь бы была зарядка телефона. И вдруг в выстуженную комнату врывается песня Beatles “Carry That Weight” – саундтрек этой утопии, в которую и героям и зрителям так хочется поверить.

С премьерой!

Сегодня состоялась премьера спектакля Саши Толстошевой «Таня-Таня». Поздравляем режиссёра, артистов и весь замечательный коллектив спектакля! Ура!

© фото: Елена Лапина