Нос

Энергичное действо, молодые актеры и несколько произведений Гоголя, собранные в одном спектакле и одном пространстве — Белой комнате МТЮЗа.

«…каждый из четырех участников «Носа» то и дело со свистом проносится вдоль зрительских рядов, чтобы скрыться за боковой дверью и тут же появиться через дверь, расположенную на сцене, но уже в новом обличье. Молодым актерам эта озорная беготня и возня со сменой масок доставляет явное удовольствие…»
Коммерсант

Спектаклем «Нос» Московский ТЮЗ открывает проект по поддержке молодых режиссеров и художников.

Ноктюрн

Да, — думал он, — если выбирать между горем и ничем, я выберу горе.
Уильям Фолкнер «Дикие пальмы»

Ноктюрн – чрезвычайно хрупкий музыкальный жанр.

«Ноктюрн» — название пьесы Адама Раппа — одного из самых интересных драматургов Америки.

«Ноктюрн» – пьеса о хрупкости жизни, хрупкости человеческих отношений. О том, что достаточно неверного движения, чтобы сломать жизнь близкого человека. О том, как много, невероятно много нужно, чтобы вернуть его к жизни.

«Ноктюрн» — безжалостная и пронзительная, полная любви и боли история о хрупкости дара, о том, как легко замирает музыка внутри человека. О том, как бесконечно трудно заставить вновь зазвучать мертвую тишину.

«Ноктюрн» — История несбывшейся жизни, непрозвучавших слов. История горькой и нежной любви. Искупления, прощения и утрат.

Адам Рапп — американский писатель, сценарист, музыкант, режиссер. Один из самых ярких американских драматургов. Его пьесы ставились в театрах по всей Америке, в том числе и в Американском репертуарном театре, многих театрах Европы.

Осенью 2000 года состоялась мировая премьера «Ноктюрна» на Новой сцене Американского репертуарного театра (РЭП). Спектакль получил награду Эллиота Нортона за «Выдающийся Новый Сценарий» и вошел в десятку лучших спектаклей Бранса Мантала в сезоне 2000-2001 гг.
Пьеса «Зима красных фонарей» в 2005 году стала финалистом Пулитцеровской премии.

Роман «Missing a piano» определил его как писателя и был признан «Лучшей книгой для молодежи» Американской библиотечной ассоциацией. Работы Адама Раппа очень близки молодым читателям. Он признается, что его жизнь навсегда изменил прочитанный в юности роман Дж.Д. Сэлинджера «Над пропастью во ржи» .

«Я думаю, что дети невероятно жизнерадостны и более умны, чем мы думаем. Я против того, чтобы от детей прятали сложные книги. Это еще один способ консервировать страхи, который способствует распространению безразличия друг к другу, больше, чем что-либо».

Нелепая поэмка

«Нелепая поэмка» это рассказ о том,
как Сын Человеческий вновь пришел на землю.
Вновь был схвачен и отдан на суд.

«Нелепая поэмка» это спектакль о бунте и смирении,
о страдании и сострадании.
О свободе и о цене свободы.
Спектакль о людях, об их Боге и их дьяволе.

«Нелепая поэмка» — самый значительный и самый умный спектакль столицы последних лет. «Нелепая поэмка» — попытка задать главные вопросы и ответить на них»
О. Егошина «Ваш досуг»

«Достоевский в постановке Гинкаса – это всегда острая и умная театральная игра, эквилибр на грани дозволенного, это интеллектуальная провокация и гротеск, это опасный, то ли насквозь лукавый, разговор о вещах, которые мало кто отваживается делать предметом театрального представления»
Р. Должанский «Коммерсантъ Weekend»

«Как-то неожиданно для самого себя, зал подчиняется режиссерской воле и в абсолютной тишине погружается в размышление, чтобы, очнувшись, испытать забытое чувство уважения и к театру, и к себе, зрителю»
Н. Агишева «Московские новости»

В 2006 году лауреатами театральной премии «Чайка» стали Игорь Ясулович в номинации «Маска Zorro» (за раскрытие образа), Кама Гинкас был назван лучшим режиссером, а Сергей Бархин лучшим художником-постановщиком.
В 2007 году спектакль «Нелепая поэмка» вошел в программу VII Международного театрального фестиваля им. А. П. Чехова и был номинировал на театральную премию «Золотая маска» в двух категориях: «Лучшая мужская роль» и «Лучшая работа художника».

Романтики

Первое представление пьесы состоялось В 1894 году в Париже,
в театре «Комедии Франсэз»

«Действие происходит где угодно, лишь бы костюмы были красивы» (авторская ремарка)

«Романтики» — очень яркий, изысканный и красивый спектакль. Такая красота, решенная Н. Шароновым внешне в стиле Антуана Ватто и озвученная прозрачной старинной музыкой, не только может, но и должна спасти мир…»
«Вечерняя Москва»

«К концу спектакля убеждаешься в могуществе таланта, способного играючи преодолеть и скуку, и житейские невзгоды. Благополучный финал пьесы и аплодисменты зрителей – заслуга одного и того же персонажа. Ибо настоящим героем вечера становится авантюрист и вершитель судеб, легкомысленный мудрец — театр».
«Дом Актера»

«Романтики» полнятся комическими и ироническими сюрпризами. Первые делают спектакль нескучным для зрителя, вторые – поддерживают меру театрального отстранения для ценителей стилизации. Но ни те, ни другие не ограничивают власти сюжета и не мешают ему. На русской сцене среди всех ростановских пьес «Романтики» до сих пор остаются репертуарным изыском. Так что увлекательность пьесы стоит отнести на счет достоинств новой постановки».
«Коммерсант – Daily»

Скрипка Ротшильда

«Спектакль «Скрипка Ротшильда» является настоящим откровением. Он захватывающе красив и поэтичен. Здесь все метафорично говорит само за себя. Он одинаково захватывает и сердце и интеллект»
«The haven Register»

«Гинкас магически извлек на поверхность, известный своей неуловимостью, чеховский стиль. Потусторонняя песнь сожаления о потерях воспринимается как необходимый шаг к возрождению. Гинкас совместно с Чеховым обращается напрямую к человеческому сердцу… Пронзительно и провидчески…»
«The New York Times»

«Режиссер проводит героев и зрителей через испытание жизнью без обезболивающих театральных средств… Игра Баринова напоминает о приемах скульптора, постепенно отсекающего от глыбы все лишнее. Прорыв его Якова к собственной человеческой сущности, конвульсии рождения сыграны актером по законам подлинной драмы… Валерий Баринов вместе с режиссером проводят героя через испытание прозрением».
«Итоги»


Мировая премьера спектакля состоялась
в январе 2004 года в США
в Йельском репертуарном театре.

В 2005 году — Лауреат премии «Золотая маска» в номинациях:
«Лучший спектакль большой формы» и «Лучший художник», а также номинант в категориях: «Драма/работа режиссера» и «Драма/мужская роль».

В том же году спектакль стал участником VI Международного театрального фестиваля им. А. П. Чехова.

Валерий Баринов и Игорь Ясулович стали лауреатами
премии им. К. С. Станиславского.

Лауреат ХХII Международного театрального фестиваля «Белая вежа» в номинации «Лучший спектакль».

Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил

Спектакль «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил» в постановке Молодой команды – режиссера Алексея Дубровского и художника Леонида Шулякова продолжает проект Московского ТЮЗа по поддержке молодых режиссеров и художников, начатый с постановки спектакля «Нос» режиссера Андрея Неделькина и художницы Марии Кривцовой.

Замечательные артисты старшего поколения МТЮЗа с легкостью виртуозов перешагивают тонкую условную грань между реальностью и вымыслом, мягкой иронией и едким юмором, нежностью и подтруниванием, лиризмом и комизмом.
Белый зал Московского ТЮЗа превращается в уютную комнату отставных генералов со всеми ей присущими атрибутами. Настенные ходики, обеденный стол, генеральские портреты, патефон… Но этот уютный мирок мгновенно способен обернуться непроходимыми джунглями необитаемого острова с морем, пустынным берегом, жарой и пальмами.

Медея

Положи меня печатью
на сердце твое,
печатью –
на мышцу твою!
Ибо сильна, как смерть,
любовь,
как ад – безжалостна
ревность!

Книга Песни Песней Соломона
гл. 8. VI

Медея оставлена Ясоном. Ради своей любви к нему она пожертвовала родством, своим миром, собой. Предательство мужа толкает ее на совершение чудовищного преступления.

Мы знаем, что зверь, пробуждающийся в человеке, уничтожает на своем пути все, даже великие цивилизации. Он обнажает архаику человеческих страстей, их необратимость, их ужас и величие.

Мощные трагические тексты Сенеки, древний мир мифа и откровенный, сегодняшний язык Жана Ануя, язык улиц и кухонь – это парадоксальное сплавление культур, дисгармония языков, столкновение времен и пространств рождает отчаянные парадоксы, современную Трагедию.


В 2011 году спектакль стал номинантом театральной премии «Золотая маска» в четырех категориях:

  • Драма/Спектакль большой формы
  • Драма/работа режиссера
  • Драма/мужская роль
  • Драма/работа художника

Сюжет телеканала Культура
Новости Культуры
Елена Дьякова о спектакле «Медея»на телеканале Культура
Новости на телеканале «Культура»
Эхо Москвы, 4 минуты с театром: Давай, трагедия! Медея Камы Гинкаса
Сюжет спектакля на Infox.ru
НТВ «Сегодня». «Медея» на фестивале «Балтийский дом».

Убийца

Пьеса Молчанова «Убийца» — ультрасовременная история про сегодняшних девятнадцатилетних, продирающихся сквозь тошнотворную реальность к себе, к другим, к любви.

Этим спектаклем Московский ТЮЗ продолжает проект по поддержке молодых режиссеров и художников. В рамках проекта в Белой комнате МТЮЗа вышли также: «Нос» Андрея Неделькина и Марии Кривцовой, «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», созданный Алексеем Дубровским и Леонидом Шуляковым и «Кроткая» Ирины Керученко и Марии Утробиной.

Режиссер спектакля Дмитрий Егоров удостоен за постановку «Убийцы» молодежной премии «Триумф».

Спектакль получил первую премию на крупнейшем в Европе фестивале современной драматургии New plays from Europe в Висбадене, Германия.

Необычайные приключения Т.С. и Г.Ф. по Марку Твену

В этом музыкальном и танцевальном спектакле для детей и взрослых жизнерадостность, счастье, красота яркого солнечного, такого уютного и неповторимого мира переливается через край, через рампу в зрительный зал. Том и Гек учат дружить, Том и Бекки – любить, Автор – творить, Тетушка Полли – слушаться и озорничать. Каждый урок неповторим и необходим, а каждая сцена забавна и безумно любопытна. Аккомпанементом почти к каждой реплике героев звучит смех зрительного зала. Это спектакль о том, как увлекательно открывать мир вокруг себя, как интересно, иногда, даже ошибаться и как весело и легко бывает вскочить на ноги, если вдруг упал.

«Т.С. и Г.Ф.» поставлен барышней и хулиганом в одном лице. Временами, впрочем, в голову закрадывалась мысль, что спектакль поставлен если не самим Томом Сойером, то с его «точки зрения», а более или менее известный сюжет преподнесен публике в его изложении: так бесхитростны и одновременно хитроумны режиссерские находки».
Г. Заславский «Независимая»

«Николай Иванов (Том Сойер) – улыбчивый парень, который должен вернуть юному зрителю веру в светлые идеалы, вытесненные было «Бригадой». Потому что как раз простодушный прохиндей Том – герой нашего наступающего времени».
Е. Васенина «Независимая газета»

«Со-творить по-мтюзовски – это значит превращать тыкву то в луну, то в таинственные черепа, пыхтеть и пускать дым вместе с пароходом, запускать кошек на небеса, где они летают, смешно взмахивая лапками-крыльями, мужественно прятать страх от возлюбленной в черном ящичке-пещере… В общем, каждую секунду создавать театр».
М. Седых «Итоги»

Спектакль лауреат Второго Московского Театрального Фестиваля в номинации «Лучший драматический спектакль»

Для детей от 12 лет
и взрослых любого возраста

Свидетель обвинения

В «Свидетеле обвинения» есть и неповторимый английский юмор, и лихо закрученный сюжет, и тончайшие психологические детали. Есть яркие характерные краски. Есть легкость и изысканность, шутка и гротеск. Все это переплелось в ткани спектакля так причудливо, что не только загадка убийства, но и живая плоть театра, со всеми изумляющими превращениями, актерскими кульбитами, завораживающей театральностью будет держать зрителя в напряжении до последней секунды.

«Со свойственной ей легкостью и иронией, режиссер Генриетта Яновская изящно стилизует и обыгрывает мифические реалии старого доброго Лондона – густые туманы и английский чай, тупую основательность полисменов и вечную неутомимость часовых у городской башни, незыблемость английских законов, педантизм и чопорность жителей Северного Альбиона и, конечно же, специфический английский юмор».
А. Ануфьева «Экран и сцена»

«И это один из лучших спектаклей в популярном жанре из тех, что появились в Москве в последние годы».
Е. Ковальская «Афиша»

«Генриетта Яновская поставила чисто английский спектакль – стильный, ироничный, очень музыкальный, чуть салонный – кассовый в самом хорошем смысле этого слова. Получилась талантливая театральная игра в английский детектив, отчасти восходящая к отечественному кинохиту «Шерлок Холмс и доктор Ватсон», отчасти к мюзиклам вроде «Моей прекрасной леди».
М. Давыдова «Время новостей»

Пушкин. Дуэль. Смерть

«Он удивительно красив, этот спектакль: изысканный и математически выверенный. Сам Сальери остался бы им доволен. И это не упрек, ибо Гинкас «поверил алгеброй гармонию», не изменив последней».
Любовь Овсэ «Петербургский театральный журнал»

«После этого спектакля хочется сгрести с полок все, что на них есть о Пушкине, листать, перетряхивать, сравнивать и сопоставлять, чтобы задать себе тот же, что и Гинкас, вопрос: а могло ли быть иначе?»
Наталья Казьмина «Первое сентября»

«Поставить зрителя лицом к лицу с человеческим страданием и заставить уверовать в его подлинность — вот фирменный прием Гинкаса».
Марина Давыдова «Время»

«Пушкин.Дуэль.Смерть.» Камы Гинкаса, это «дикое совершенство», …из разряда очень личных поступков. Ты видел: театр, как и прежде, может разорвать тебе сердце, дисциплинировать ум, стереть из памяти повседневность и вычертить в ней вечные письмена».
Наталья Казьмина «Экран и сцена»

«Есть мысли, с которыми обычный человек не может жить, а в театре Гинкаса они складываются в цельное мировоззрение. Настоящий, безысходный, экзистенциальный ужас охватывает лишь на его спектаклях».
Алексей Филипов «Известия»

В 1999 г. за спектакли: «К. И. из «Преступления», «Казнь декабристов», «Пушкин. Дуэль. Смерть.» Кама Гинкас удостоен Государственной премии России.
В 1999 году Кама Гинкас был назван лучшим режиссером за спектакли «Золотой петушок» и «Пушкин. Дуэль. Смерть.» на московском театрально-телевизионном фестивале «России первая любовь…», посвященном 200-летию со дня рождения Пушкина.
В 2000 году — номинант театральной премии «Золотая маска» в категории «Лучший спектакль».

Оловянные кольца

Музыкальный спектакль о необычайных событиях в сказочном королевстве Фазании и Павлинии. О том, как преодолев жадность и глупость заморских принцев, похищения и угрозы злых пиратов, прекрасная принцесса Алели и благородный садовник Зинзивер нашли свое счастье. Об необыкновенном чуде – чуде любви и верности. «Оловянные кольца» — классический детский спектакль в лучших традициях русской сцены: красивый, легкий, с юмором. И делают его таким актеры, играющие ярко, весело, с тонкой иронией.

Для детей от 6 лет.

Золотой петушок

В 1999 году Кама Гинкас был назван лучшим режиссером за спектакли «Золотой петушок» и «Пушкин.Дуэль.Смерть.» на московском театрально-телевизионном фестивале «России первая любовь…», посвященном
200-летию со дня рождения Пушкина. Арина Нестерова, сыграв Царя Додона, получила приз за лучшую роль.

Для детей от 5 лет
и взрослых любого возраста.

Алинур

Пьеса с загадочным названием «Алинур» написана Всеволодом Мейерхольдом и Юрием Бонди по мотивам прекрасной сказки Оскара Уайльда «Звездный мальчик». Постановку Московского ТЮЗа можно назвать мировой премьерой, так как пьеса никогда не ставилась.

На сцене рождается удивительный, тонкий синтез — миф и притча соседствуют с современным миром, хорошо знакомым ребенку, анимация с этнической музыкой, компьютерные технологии с живым поэтическим словом. В единое целое сплетены вековые традиции театра теней, пластики восточного театра и подлинного психологизма.

Красочный мир спектакля, волшебные метаморфозы, множество персонажей и чудесные перемещения из одного места действия в другое, делают поучительную историю о превращении жестокого сердца в любящее доброе и чистое, увлекательным и динамичным театральным праздником.

Для детей от 6 лет.

Ася Иванова «На сцене ТЮЗа устроили праздник абсурда»

Вечерняя Москва 18.02.2013

Вчерашние выпускники ГИТИСа устроили на сцене МТЮЗа разудалый праздник абсурда имени Хармса и назвали его «Четвероногой вороной».

Юность актеров и режиссера, помноженная на абсурдистские игры дала удивительный результат. Так вышло, что более реалистичного и более точного вплоть до мельчайших деталей спектакля не видели давно. Здесь каждый взгляд, каждое актерское движение настолько подлинны и настоящи, что захватывает дух.

Здесь играет все: дверь с надписью «учет», упирающаяся в замурованную стену; гора шелухи от тыквенных семечек, которая растет у ног киргиза, ожидающего открытия этой двери; огромная бутыль с водкой, что становится единственным средством общения между хрупкой девушкой и застенчивым парнем; и даже просто руки, закрывающие лицо. Руки, которые умудрились сыграть растущую безысходность своего владельца куда ярче, чем это удается многим лицам. Олег Ребров, Софья Райзман, София Сливина, Александр Паль, Руслан Братов «и киргизы» играют так отчаянно, словно от этого спектакля, от этого вечера на подмостках зависит их место в профессии. Подобное, увы, встретишь не часто.

Глухота и беспросветность окружающей жизни, невозможность любви и неминуемость беспричинной агрессии, — все это уложилось в короткую зарисовку, что давали на сцене МТЮЗа. Но ценнее всего было то, что все эти боль, злоба и горе оказались, благодаря режиссеру Павлу Артемьеву и команде его однокурсников, вполне «изгоняемыми». Смехом. И радостью. Именно это оружие работает в хармсовской системе координат, а значит, и в нашей жизни.

Ольга Егошина «Кто на новенького?»

Новые известия 14.02.2013

Долгое время новое поколение режиссеров было чем-то вроде заклинания для театральных рецензентов, соскучившихся по новым именам, смыслам, новому мировосприятию. От безрыбья титул «молодых и современных» щедро раздаривался и тем, кто разменял пятый десяток, и тем, кто разменял шестой… Кое-кто до сих пор кричит: «Дорогу молодым!», имея в виду прежде всего себя любимого, и не замечает, как успел состариться, так и не повзрослев. А в дверь уже не то что «входит», но даже вошла и начала работать целая генерация 20-летних. На сцене РАМТа и «Современника», МТЮЗа и Александринки, Театра наций и Маяковки появились работы режиссеров новой волны.

Большинство режиссеров, меняющих в последние сезоны наш театральный ландшафт, – выпускники режиссерской кафедры ГИТИСа (завкафедрой – Сергей Женовач). В них ощутима выучка, которой даже слегка щеголяют (режиссеры предшествующей генерации гордятся в основном отсутствием профессионального образования). Ощутима уверенность в собственных силах, которая исключает истерику: немедленно разойдись море, и дайте мне пространство для самовыражения! Наконец, им не надо стараться во что бы то ни стало казаться молодыми и современными – они такие и есть. Показательно, что ряд лучших московских театров уже взял в штат и режиссеров-выпускников, и их команды.

Так, самый многообещающий из выпускников последних лет Кирилл Вытоптов пришел в «Современник», а Александр Суворов и Павел Артемьев с группой сокурсников – в труппу МТЮЗа. И вместе с ними в афишах театров появился целый ряд ярких постановок – «ГенАцид. Деревенский анекдот» в «Современнике» по роману Всеволода Бенигсена и «Четвероногая ворона» по Хармсу в постановке Павла Артемьева.

Место действия обоих спектаклей – Россия, время – вечность. И герои Хармса, и герои Всеволода Бенигсена живут в стране, где на двери магазина всегда висит вывеска «Учет», как у Хармса, а власть предержащая в любую минуту может родить любую национальную идею и потребовать ее немедленного претворения в жизнь, как у Бенигсена. Там и там герои от общей невыносимости бытия поддерживают дух водочкой. «Я люблю пить водку», – нежно делится в «Четвероногой вороне» самым сокровенным девушка Галя (Софья Райзман). «Пей, пей, пей!» – подхватывает целый хор голосов местных жителей в «ГенАциде».

Там и там в русском пространстве прочно прописались гастарбайтеры, и некуда от них деться! «Ну, что вам сдались киргизы! Килек нет – это от недостатка продуктов, потому что весь парнокопытный скот угнали киргизы. Трамвай с рельсов сошел – опять киргизы виноваты!» – горячится в «Четвероногой вороне» Киргиз (Руслан Братов). «Ну, куда я отсюда уеду, однако», – печалится в «ГенАциде» деревенский дворник, он же недавно натурализовавшийся татарин Мансур Каримов (Руслан Незаметдинов)…

Речь не о сходстве авторских почерков (от Бенигсена, не в обиду будет сказано, до Хармса – не поле даже, а пропасть). Но о схожести взятой писателями натуры… Немногим меньше века пролегло между временем, когда писал свои наброски Даниил Хармс, и тем, когда Всеволод Бенигсен сочинял свою сатирическую антиутопию. А натура осталась той же – пьяные косноязычные чудики, приспособившиеся к жизни в абсурдном мире… Характерно, что оба режиссера-постановщика – и Кирилл Вытоптов, и Павел Артемьев – отнюдь не смотрят на персонажей свысока, дескать, вот такое быдло наш народ, но пытаются понять, как сохраняется человеческое даже в условиях абсурда, как оно выживает, как торжествует. Опять же – поколенческая черта. Там, где старшие истерили и вопили, какой ужасный народ живет в этой ужасной стране, новые сохраняют спокойствие, юмор и нежность к этим самым ужасным людям и их ужасной жизни. И здесь Кирилл Вытоптов даже идет против автора. Бенигсену обитатели Больших Ущер глубоко противны. Режиссеру – явно близки и симпатичны.

Идиотское распоряжение начальства – объединить народ на почве любви к русской литературе – дает неожиданные всходы. Все обитатели села Большие Ущеры заболевают родной словесностью. Безъязыкие души вдруг находят язык для самовыражения. И вот местный алкоголик захлебывается Бродским, самогонщица выпевает Блока, а оторва-продавщица примеряет на себя Агафью Тихоновну Гоголя. Великая литература вдруг оказывается тем выходом к себе, о котором и не подозревали ни затеявшее эксперимент начальство, ни местный библиотекарь, желавший всего-навсего подтвердить свои пессимистические взгляды на свой народ и историю. Жители Больших Ущер оказываются натурами куда более сложными, чем о них принято думать. И когда выясняется, что эксперимент закончен, расстаться с новым существованием нет сил.

Свой путь проходит и хармсовский Мужик в «Четвероногой вороне». Начав с зоологической ненависти к инородцам, к их песням, к их семечкам, к их непонятному языку, к концу длинного неудачного дня, наполненного зряшными хождениями, ссорами с женой, урчанием пустого желудка и тоской не сбрызнутой водкой души, – он приходит опять же к нерассуждающей инстинктивной жалости. Оторвав кусочек от капустного листа, протягивает его соседу-киргизу: «Подкрепись!» Олег Ребров играет Мужика, не пропуская ни одной подробности, детали…

Надо сказать, что и в «Четвероногой вороне», и в «ГенАциде» – целая россыпь прекрасных актерских работ. То ли сочувствующая, а не ненавидящая интонация ближе русской актерской душе, то ли и впрямь это поколение режиссеров знает какие-то петушиные слова…

Так или иначе, стало очевидным, что на нашем московском, изрядно поредевшем и повытоптанном театральном поле появились новые сильные игроки. И, более того, иногда кажется, что комментаторы еще не догоняют, но мяч уже у них…

John Freedman «Audiences Invited Into Kharms’ Bizzare World «

The Moscow Times 13.02.2013

Daniil Kharms is one of the great wonders of Russian literature. His poems, stories and dramatic dialogues were funny, irreverent, thoughtful and bizarre. The vast majority of his works, written in the 1920s and 1930s and comprising the bulk of what is commonly known as the «Russian absurd,» are two pages or less. Sometimes they are just a few lines long.

His anecdotes about revered Russian writers are among the funniest and best-known pieces of literature in Russia. My favorite, if you’ll pardon my taking a detour, is a brief dramatic dialogue about Nikolai Gogol and Alexander Pushkin tripping over each other as they try walking across a stage. It is courageously pointless, aggressively wacky and, when you let the picture that Kharms creates sink into your consciousness, absolutely hilarious.

This particular scene has nothing to do with Pavel Artemyev’s production of «The Four-Legged Crow» at the Theater Yunogo Zritelya. Kharms does, however, because this delightful, thought-provoking piece is based on several of his tales.

The title work — it seems an exaggeration to call it a «work» — is a brief story of an even briefer altercation between a four-legged crow and a fox that insults the crow by calling it a pig. The offended crow waddles off down the road on his five legs because, the author informs us, «he really has five legs, but that’s not worth talking about.»

Artemyev’s production toys with some of this tale’s basic elements: the insults individuals are wont to visit on others and the absurdity of the lives some of us live. It begins outside a store that is closed for inventory. A line of customers hoping to buy their daily staples forms on a bench by the door and, well, life happens. A boy meets a girl and takes her home for vodka (her choice). A group of Kyrgyz immigrants sings songs and makes jokes. A local man takes offense at the happy-go-lucky Kyrgyz immigrants. He doesn’t like the songs they sing, he doesn’t like the way they sit on the bench, he doesn’t like the way they talk. He basically just doesn’t like them.

Later he will get his comeuppance, however. He comes home to a wife some might consider a living nightmare, although maybe she is that way because her husband is such a pathetic loser. It is hard to tell.

What isn’t hard to tell is that nobody has an easy time of it in Kharms’ crazy, mixed-up world.

The short tales are acted out with long silences filling in the spaces among the spare text. There are lots of shared gazes, glowering stares and shy glances that reveal character without a single word being said.

Artemyev offers up numerous visual jokes, as in the one that begins the action. A man sits impassively, his feet are buried to his shoelaces in a mountain of shells from the nuts he cracks and eats. Enter a young woman whose first words are «have you been here long?» The acting is as subtle or as assertive as the situation requires.

Sofya Raizman is sweet, soft, slinky and tender as Galya, the pristine, though coquettish, young lady who makes eyes at Petya (Alexander Pal), a young man whose head is clearly full of ideas but maybe not so much common sense. As the local resident unhappy with the immigrants and his wife, Oleg Rebrov is thunderously antagonistic until he reaches his bed, where he curls up and whimpers like a child.

Ruslan Bratov plays the leader of the Kyrgyz clan with impeccable comic timing, responding instantaneously to threats or calls to celebrate with the requisite obsequiousness or devil-may-care abandon.

Designer Polina Grishina placed a hard-shut door in the middle of a cracked but hugely foreboding gray storefront. Something about it suggests that a mystery may lay behind it, but to learn whether that is true you will have to see the show.

«The Four-Legged Crow» began its life as a student production at the Russian Academy of Theater Arts and was restaged and reset for its new life as an entry in the repertory of the Theater Yunogo Zritelya. It still maintains that energetic student feel, which, for a rendering of the writings of Daniil Kharms, is a fine fit. It is funny and lighthearted even, usually, when it raises pointed questions about the hostility and aggression that people tend to foist on each other without thinking.

«The Four-Legged Crow» (Chetveronogaya Vorona) plays Wed. and March 6 at 7 p.m. at the Theater Yunogo Zritelya, 10 Mamonovsky Pereulok. Metro Pushkinskaya. 8-495-699-5360. www.moscowtyz.ru. Running time: 1 hour, 25 minutes.

Павел Руднев «Две премьеры МТЮЗа»

Театральные дневники 07.02.2013

Две премьеры МТЮЗа

Нет, это, конечно, удивительный феномен. Два руководителя московского ТЮЗа — скажем так, не будем скрывать, в кризисный для себя момент — позволяют на своей территории развиться двум дипломным спектаклям курса Леонида Хейфеца. Принимают артистов в труппу, дают возможность режиссерам Александру Суворову и Павлу Артемьеву профессионализировать свои работы, уже признанные театральным сообществом, и продолжить их славную жизнь, доразвиться. Меня поражает, безмерно радует эта честность и эта работа на будущее, которой нет в большинстве репертуарных театров с авторитарной властью. Как много в Москве театров без будущего.

Парадокс двух спектаклей — «Четвероногая ворона» и «Лейтенант с острова Инишмор» — в том, что они стали лучше, чем они выглядели на студенческой сцене (а они и так выглядели хорошо). Та степень доверия и профессиональной поддержки — от старших к младшим — беспримерная и какая-то правильная, эволюционная. ТЮЗ стал третьим крупным театром в столице, пошедшим по этой важной сегодня схеме: после РАМТа и «Современника». И плоды этой эволюционной культуртрегерской работы не преминут явиться в ближайшем будущем.

Я уже писал про эти спектакли, когда они были студенческими, гитисовскими: вот и вот. В новых редакциях все качества и смыслы сохранились, а спектакли получили новую одежду, и в особенности это видно в роскошном финале «Вороны» с внезапным обнаружением красно-золотого «рая».

Что нового дали реинкарнации?

В «Вороне» возникло ощущение гиперреализма — вот такая сильная эскалация смеха, такое «плотное» узнавание, такое точное соприкосновение с бытом, что зыбкая граница между реальностью и трансценденцией проявляется не накануне финальной сцены («бога нет»), а гораздо раньше. Вот как у Эндрю Уайета и Хоппера сквозь яркую густо-реалистическую картинку упрямо лезет потусторонний мир. Так и здесь: персонажи Даниила Хармса настолько измождены и травмированы несовершенством мира, крушением всех надежд, собственным несовершенством и неутолимой тоской, что просвечивает сквозь одежду сиянием эта меланхолия, эта одна мечта на всех — вырваться за пределы реальности, вырваться из своего тела, проникнуть сквозь стену бессмысленности, тщеты существования. Спектакль стал философичнее, умнее. И не оттого, что в нем стало меньше пространства для смеха — наоборот, думаю, это одно из самых комедийных, уморительно смешных зрелищ современной Москвы. Смех стал умнее, тоньше и… сочувственней. Не сарказм, а гуманность. По этому спектаклю надо изучать конфликтологию: как медленно проявляется раздражительность, как по кирпичику застраивается семейная потасовка, что такое мужчина, постепенно доводимый до отчания.

Роль Олега Реброва здесь — для меня какой-то высший пилотаж актерской жизнедеятельности. Пошагавое раздражение — от сцены к сцене, от мига к мигу — его Мужик получает все больше и больше груза разочарования и отчаяния. Все ниже плечи, все няпряженнее спина — закипает негодующее сознание. Закрывает лицо руками, нет мимики — но тут Ребров играет жилами на руках! Вы когда-нибудь видели «желваки» на руках, вы когда-нибудь видели, как артист играет, выражает себя через «покраснение» рук? Вы понимаете, руки краснеют от стыда, от гнева. И это невероятная актерская краска. А как меняется психофизика артиста — по мере «офигения» вытягиваются конечности. И если вы думаете, что физика артиста — это клоунада и глупости, то вы ничего в театре не понимаете. Олег Ребров владеет своим организмом как бог. Талантливое, пластичное тело. Могущее всю гамму чувств объяснить вообще без всякой мимики. Как мощно артист играет в двух сценах, стоя лицом к двери в рай, как меняется линия спины, как ходят нервы под рубашкой, как устремлен весь организм проникнуть сквозь стену. Как это делается, как можно так владеть своим телом — необъяснимое чудо.

Вообще эти ребята — Олег Ребров, Александр Паль, Руслан Братов, Софья Райзман — первоклассные комедийные артисты, чувствующие театральный абсурд как свою стихию. Русскому театру сегодня остро не хватает умной социальной комедии, а с этим спевшимся ансамблем — всё под силу. И Петрушевская, и западный абсурдизм, и Хармс, и Сорокин и так далее…

В «Лейтенанте» я за ними, прежде всего, и следил. Лучшие сцены, мне кажется, — это сцены с Джеймсом, Кристи и Бренданом — командой отморозков, пришедших уничтожить Падрайка. Здесь взаимодействие между артистами — на молекулярном уровне. Тонкая ансамблевая техника. Тонкий комизм, построенный на уничтожительном психоанализе, вскрытии глубоко засевших травм. Террористы здесь оказываются психами-одиночками, глубоко травмированными еще в детстве и до сих пор не компенсировавшими эту потерю покоя. Убийцы-недотроги. Бомбисты, которых можно уязвить словом, взглядом или неаккуратным жестом. Изнеженные, капризные цветы. Еще я очень рад, что Суворов оставил тот же медлительный, тягучий ритм, который меня так тронут в гитисовской постановке.

Мария Седых «Открыто на учет»

Итоги 04.02.2013

Cпектакль «Четвероногая ворона», поставленный Павлом Артемьевым, застает тебя врасплох. Придя в театр на Хармса, готовишься к интеллектуальной игре, разгадыванию месседжа от очередного черного квадрата. И первый же простодушный обмен репликами заставляет расслабиться и открыться навстречу артистам. Так как ждешь чего угодно, но не узнавания в самом что ни на есть прямом, а не метафорическом или символическом смысле. На лавочке перед каменным зданием сидит человек в тюбетейке и лузгает, заметьте, тыквенные семечки. Появляется кокетливая девушка, размахивающая авоськой. Ее взгляд, брошенный на дверь, грубо, варварски врезанную в каменную стену, упирается в криво висящую на гвозде табличку «Учет». На невинный вопрос «Давно сидите?» зрительный зал откликается смехом, потому что Киргиз долго смотрит на свои ноги, уже по щиколотку погрузившиеся в шелуху, прежде чем ответить: «Часов пять». Незамысловатый сюжет спектакля будет складываться из подробностей, бытовых и психологических наблюдений, настолько точных, что через какое-то время невольно подумаешь, да откуда они, такие молодые, знают про нашу совковую обыденность. Ведь в памяти они покопаться не могли. Неужели же можно покопаться в памяти генетической, чтобы обнаружить там не только страхи, но и эту унылую обреченность, смиренность, неожиданно переходящую в ярость, обрушивающуюся не на виновных, а на близких, кто под рукой? Откуда они знают про отупляющую серую обыденность? И как это они все почувствовали в Хармсе, в то время когда мы рождены былью сделать вовсе Кафку?

«Меня интересует только «чушь»; только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует только жизнь в своем нелепом проявлении», — писал Даниил Иванович. Жизнь в нелепом проявлении — можно назвать русской вариацией абсурдизма, он мягче, лиричнее, снисходительнее, что ли, чем западный, и не теряет связей с почвой. Именно в такой интонации и поставлена «Четвероногая ворона».

«Из дома вышел человек…» на сей раз, чтобы купить килек в томате или хоть что-нибудь. Здесь он назван просто — Мужик (Олег Ребров), вышел и пристроился в ту же очередь за Киргизом (Руслан Братов), блондинкой Галей (Софья Райзман) и франтом Петей (Александр Паль). Очередь — универсальное место, где могут встретиться люди, в жизни не пересекающиеся. То, что называется маленький срез общества. За долгие часы ожидания возникнет небольшой межнациональный конфликт: «Киргизы виноваты? Лег спать верующим, проснулся — неверующим, киргизы виноваты?» Начнется и бесславно закончится любовная история, втиснутая в тесное пространство коммуналки, где даже водка, которую пьют, будто наркотик, неспособна расслабить измытаренных молодых людей. Окончательно распадется семья, после того как Жена Мужика (София Сливина), изнуренная борьбой за жизнь рядом с никчемным мужем, неспособным даже килек купить, устроит ему разборку-истерику, в которой не поймешь, чего больше: силы или бессилия. Выгнанный из дома, он вернется в очередь, где все на своих местах. Сколько лет прошло — все на своих местах. В программке напечатано стихотворение Хармса «Удивительная кошка»: «А кошка отчасти идет по дороге, / Отчасти по воздуху плавно летит». Именно так играют артисты своих нелепых персонажей, чем-то отдаленно иногда напоминающих… чеховских, ведь и Антона Павловича всякая «чушь» тоже очень интересовала. И он бы наверняка согласился с коллегой, что «геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт — ненавистные… слова и чувства».

В финале Мужик умирает и на небеса пытается попасть через ту же треклятую дверь, потому, может быть, что в каменной кладке стены, уходящей куда-то за колосники, облезлой и треснувшей, угадывает фасад храма, приспособленного, как водилось, под склад-магазин. Лбом пробивает деревянную обшивку, а там — плита бетонная. Она рухнет, и ему откроется вожделенный рай, такой новорусский, картина маслом: красный бархат, экзотические яства, бокалы с шампанским в руках знакомых персонажей, одетых во фраки и вечерние платья. Грянет музыка сфер — хор рабов из оперы Верди «Набукко». Так и хочется поменять время в глаголе знаменитой чеховской реплики «Если бы знать…». Если бы знал… К Даниилу Хармсу это тоже относится.

Надежда Стоева «Был мужик и весь вышел»

Блог ПТЖ 28.01.2013

МТЮЗ взял в репертуар работу выпускника мастерской Л. Е. Хейфеца Павла Артемьева. Режиссер отгородил угол на большой сцене и расставил тут же зрительские ряды. Сам же спектакль доработал и ввел на некоторые роли актеров театра.

Артемьев создал свой сюжет из разных текстов Хармса, но выстроил все по законам причинно-следственных связей. История получилась не только логичная, но и правдоподобная: нет ни вываливающихся старух, ни условно рыжих, ни Петраковых-Горбуновых, которых тошнит, ни переодетых Пушкиным Гоголей. Режиссер скрупулезен, выдумывая мотивации для героев, актеры старательны в каждом движении и эмоции. Несмотря на скребущее где-то в подкорке «ну это никакой не Хармс», это именно он, только после перестройки и НЭПа 90-х. Узнаваема скудная жизнь с выматывающей обыденностью и ужасом. Главный герой обезличился до потери имени и фамилии — просто Мужик. При вполне хармсовской фабуле — пошел Мужик в магазин за килькой и там умер — герой здесь рефлексирует. Он не сразу умер: сначала отчаивался, страдал, терпел.

Пока зрители рассаживаются по местам, на сцене спит какой-то человек в тюбетейке, прислонившись спиной к серой обшарпанной стене. В центре стены — дверь, на ней криво висит табличка «Учет». Серо, тоскливо, бесперспективно. Слева железная кровать, вернее, верхняя часть самодельной двухэтажной кровати, к ней приставлена лесенка и сбоку подвешена узенькая дверь. Справа возвышение размером с кровать, на котором стоит стол со швейной машинкой и телефон. Сбоку — опять же дверь. Наиважнейшие составляющие этого мира — кровать и дверь (художник Полина Гришина).

Появляется аккуратная блондинка Галя (Софья Райзман) с авоськой, немного затравленно улыбается и спрашивает: «Давно ждете?» Но, опустив взгляд на ноги человека в тюбетейке — Киргиза (Руслан Братов), получает исчерпывающий ответ: он сидит по щиколотку в шелухе от семечек. Пришедший Мужик (Олег Ребров) нарушает установившуюся гармонию. По выражению его лица понятно, что блондинка ему нравится, а Киргиз нет. Наметившийся флирт обрывается, так и не начавшись, из-за молодого франта Пети (Александр Паль) в тонких брючках и галстуке-бабочке, не очень уместной в очереди в магазин где-то на окраине жизни.

Актеры как будто преувеличивают чувства героев: если Мужик раздражен, так до последней степени. Если Петя целует Галю — то широко открытым ртом, стараясь захватить все ее лицо целиком. Если Жена Мужика (София Сливина) изводит его из-за ничтожной щели в двери, то таким невыносимо изуверским способом, что волей-неволей сочувствуешь этому бедолаге. К тому же по выразительному молчанию героев понимаешь охватившие их переживания, считываешь внутренние монологи. Например, Галя и Петя обмениваются парой взглядов, двумя-тремя репликами и почти сразу же уходят к Пете пить водку. Быстро и лаконично. Мужик, симпатизирующий Гале, моментально свирепеет, а достается за все безобидному Киргизу. Но как? Более молчаливой ссоры представить трудно. Киргиз тихонечко поет, получает предупреждение: «Не пой!» Он начинает отстукивать ритм ногой (поет про себя) — следует второе, более яростное, предупреждение…Мужик моментально из «гладкого сразу стал хвойным», но разрядки не получается. Киргиз, хоть и тихий, но готов к бою, и к нему уже подтянулись друзья. Мужик, хоть и негодуя, уходит, угрожающе потрясая пальцем.

И Мужик, и киргизы, и Жена Мужика, и даже Петя с Галей — типажи не столько советской эпохи, сколько нашей. «Киргизы» ведь совсем не хармсовские персонажи: они как слепки с новогородских, многосемейных жителей питерских коммуналок. Вроде не злые, но раздражающие самим фактом своего существования. Нашему времени принадлежит и Мужик, внешне грозный, большой, но неспособный дать отпор своей деловой жене. Наш пролетарий в мятых штанах и куцем пиджачке не так прост. Он не смотрит, а одаривает взглядом, не ходит, а вышагивает — несет себя с достоинством купца в собольем полушубке. Но при жене все это пропадает — он жалок и забит. Не смог достать кильку ни в одном магазине города, вот и получает капустным листом пощечины. «Неспособен!» — кричит жена на Мужика, и он плетется обратно в очередь. Неспособный именно «достать» еды приравнивается к неспособному к жизни. Сейчас вроде бы и доставать ничего не нужно, очередей нет, но бродят такие же неспособные к жизни по бессонным улицам. И вроде могли бы жить и радоваться, но почему-то страдают и мучаются. Узнаваемы и Пети с Галями. Выпивая водки и, казалось бы, теряя контроль, они все равно не могут понять друг друга, как глухари — сидят рядом, говорят, но не слышат. Неспособны к любви — ни как к чувству, ни как к действию. Нелепая ситуация: симпатичные друг другу мужчина и женщина, сидя рядом на высокой кровати, пьют из горла водку и только. И их поцелуй, больше похожий на попытку Пети съесть Галю, только довершает дело о несостоявшейся любви.

Режиссер закольцовывает спектакль: он начинает с очереди в магазин и ею же заканчивает. Спектакль балансирует между «концом рассказа» (как у Беккета) и «концом слова» (как у Ионеско) и точно попадает в прозу Хармса конца 30-х, где эти две темы гротескно обыгрываются писателем. Слова не передают состояние героев, мы сами достраиваем их мысли, чувства. Истории Пети, Гали и киргизов ни имеют конца.

Финал истории Мужика — ничем не примечательная смерть героя, низведенная до простого факта уже Хармсом, а сейчас, после войн и террора, и подавно потерявшая все свои регалии. Она подается режиссером как чудесное избавление: мы попадаем в фальшиво-приторный рай.

Вернувшись в очередь, уже опустошенный и жалкий, Мужик задает вопрос: «Ты веришь в Бога?» Киргиз неуверенно кивает. А сам Мужик говорит, что Бога нет, потому что он за этой вот запертой дверью, но его нет на месте. Если бы он был, он бы ее давно открыл. И тут пустячный элемент сценографии — дверь — вырастает до символа врат в Царствие небесное. А двери в спектакле оказываются не просто атрибутом дома или магазина. В доме Мужика дверь, из которой сквозит, — повод для ссоры. В комнате Петра — препятствие непреодолимой силы, за нее прячется пьяная Галя, а Петр, из деликатности не открывая, читает стихотворение, не подозревая, что Галя давно ушла. А за последней, той самой, которую доведенный до отчаянья Мужик срывает с петель, — цементная стена. И нет никого. Ни продавца, ни Бога. Остается Мужику лечь и умереть. А уж после смерти он обязательно попадет в рай для изголодавшегося человека. Разъедутся серые каменные стены, упадет цементное забрало и покажется благоуханный бордово-бархатный мир с уставленным различными яствами столом. Все киргизы во фраках, а дамы в вечерних платьях в пол. Пьют шампанское и счастливо улыбаются новоприбывшему.

Анна Никифорова «Возможно, счастье ждет за дверью «

Театрон 24.01.2013

Премьера спектакля «Четвероногая ворона» по рассказам Хармса состоится в МТЮЗе 27 января, однако в театре уже прошли первые открытые прогоны.

Киргизы и гора тыквенных семечек, «американец» Петя и хорошая девочка Галя, мужик и его сварливая жена. В их жизни есть только неуютный мир железных конструкций и вечное ожидание у дверей закрытого магазина, но это не мешает им ссориться, влюбляться и главное надеяться, что дверь когда-нибудь все же будет для них открыта.

Абсурдный мир Хармса дисгармоничен, однако из нелепости и бессмыслицы удивительным образом создается ощущение живой реальности, которую не может передать и многостраничный роман. Молодая команда актеров, в этом сезоне пополнившая труппу театра, как нельзя лучше передает это чувство свободы, легкости и какой-то особой поэтической энергии.

Это не первый дипломный спектакль курса Хейфеца в ГИТИСе, который перенесли в обновленном варианте на сцену МТЮЗа. Как и спектакль Александра Суворова «Лейтенант с острова Инишмор», чья премьера состоялась осенью, «Четвероногая ворона» Павла Артемьева органично вписалась в репертуар театра.

Спектакль проходит на малой сцене, также как и «Лейтенант…», а пять лет назад в этом пространстве исполняли уже исчезнувшего из репертуара «Роберто Зукко» Камы Гинкаса. Это даже не малая сцена — это закулисье основной, когда для того, чтобы оказаться в зале, зрителям нужно пройти по небольшому узкому коридору. Ряды сидений будут располагаться на самой сцене, а черные кирпичные стены, ржавые решетки и оборудование станут естественной частью декорации.

Сценография, придуманная художником Полиной Гришиной, проста и лаконична. В центре сцены будет стоять огромная каменная стена, с трещиной, рассекающей ее на две части. В стене находится деревянная дверь с табличкой «Учет», которую в ходе спектакля развернут, но на обратной стороне будет еще менее утешительная надпись: «Закрыто». После чего у главного героя останется только один, «неприличный» с точки зрения Хармса, вопрос: «В Бога веришь?». Но этот вопрос у Мужика (Олег Ребров), так главный герой обозначен в программке, возникает не сразу.

Первый персонаж, которого мы встречаем на сцене, — Киргиз (Руслан Братов), жизнерадостный, спокойный, щелкает тыквенные семечки. И делает это с таким удовольствием и задором, что даже такой маленький эпизод вызывает улыбку. Но вот появляется Мужик с авоськой: «Давно ждете?». На что киргиз лишь взглядом показывает на гору шелухи. Абсурдная мизансцена, но сделана ярко, с азартом.

Выстроить из рассказов Хармса цельную историю задача не из легких, но режиссер и актеры с ней вполне справились. Мужик, недовольный жизнью, голодный, злой занимает очередь около двери магазина, в надежде, что «Учет» когда-нибудь завершится. С киргизом у него завязывается разговор на «веселую» тему: «Во всем виноваты киргизы, да?». Мужика раздражает в киргизе все: и голос, и то, как он сидит, и даже, как он дышит. Смешно до абсурда, но как актуально…

Вот появляется молоденькая девушка Галя (Софья Райзман) со своей авоськой, затем джентльмен — «американец» по имени Петя (Александр Паль), в элегантном костюме, с тростью и также с авоськой. Но «американец» Петя адаптирован к российской жизни, так что его трость удивительным образом трансформируется в табуретку. Несколько минут общего ожидания, и Петя приглашает Галю к себе домой – пить водку. Закуски нет, но это не беда. Вот так они уходят. Мечта о большой, светлой любви может смириться с реальностью лишь после водки, да и то не всегда. Опьяневшая Галя снова вернется к двери, в надежде на лучшее. Вернутся и остальные герои.

Мужик, рассорившись с киргизами, попытается отдохнуть дома, но и это ему не удастся — дома его ждет Жена (София Сливина). На высокой конструкции, за старой швейной машинкой она строчит бесконечное черное полотно. Ее жизнь не лучше жизни других, разве что новый дворник подарил ей кусок капусты, о чем она не забудет упомянуть своему мужу. Всю свою злобу на мир она с улыбкой будет выговаривать мужу, который попытается сбежать от ее упреков, забравшись по лестнице на высокую кровать, но даже здесь она не оставит его в покое. В отчаянии, как зверь, он вырвет из ее рук кусок капусты и убежит из дома к знакомой двери магазина. Больше нет раздражения ни на киргизов, ни на продавцов, только желание, чтобы дверь поскорее открыли. И вот тогда наступает время «неприличного» вопроса: «В Бога веришь?». Человек одинок, но он не может быть один — такой вот парадокс. И хотя диалог труден, в эту минуту главный герой цепляется не за дверь, а за людей, которые рядом с ней, в надежде в них найти свою спасительную нить. В начале образ Мужика отталкивает, его ухмылки и движения неприятны, осуждение и недоумение вызывает его поведение по отношению к киргизам, но затем его образ меняется, и вот перед нами – хрупкая душа, которая пытается найти правду и свой путь в мире.

И не важно, что на табличке написано «Закрыто», ведь ее можно сорвать, дверь тоже можно вырвать, но страшнее всего обнаружить за этой дверью бетонную стену. В этот момент мы, также как и Мужик, ощущаем то чувство безысходности, словно нас обманули в самых дорогих сердцу ожиданиях. Однако на этом спектакль не заканчивается: бетонные стены падают, и нашим глазам открывается вид на красный занавес, ковровую дорожку, богато убранный стол, выходят официанты с шампанским… «Что это?», — спрашиваем мы себя. Для хармсовского рая все слишком гламурно, красный цвет тоже не приносит умиротворения, как и звучащая музыка из хора «Набукко». Возможно, это и есть счастье, где жена мило улыбается своему мужу, а Петя галантно держит Галю под руку? Спектакль нам не дает однозначного ответа. Мужик, не задумываясь, с радостью, уйдет в мир изобилия, стены снова поднимутся, а мы продолжим жить дальше в мире, где правдоподобие Хармса становится временами настоящей правдой.

Наталья Витвицкая «Четвероногая ворона»: Хармс в действии

Ваш досуг 21.01.2013

В МТЮЗе постигли абсурд.

«Четвероногая ворона» была когда-то студенческой работой знаменитого курса Хейфеца, но после того, как ее увидела Генриетта Яновская (худрук МТЮЗа), было решено «поселить» спектакль в репертуаре театра. Это неудивительно, поскольку Хармс сегодня актуален как никогда. Что уж говорить о Хармсе, переосмысленном молодыми ребятами, рвущимися в бой, на сцену, к зрителю.

Главный плюс нового спектакля МТЮЗа — его энергия. Студенческий дух еще не выветрился, и потому так упоительна поэзия главного советского абсурдиста, очаровательны умения новых актеров, и любопытна режиссура Павла Артемьева. О сценографии речь не идет. Но в МТЮЗе умеют выстроить целый мир «из ничего». На протяжении всего действия только и видно: каменная стена, деревянная дверь магазина с отрывающееся ручкой, две гигантские железные кровати с сеткой. Но как это «работает»! Серая будничность проступает, как жирное пятно. от которого никуда не деться, ничем не отмыть.

На этом фоне зритель видит три обаятельнейших этюда. Про безобидных киргизов, лузгающих семечки, про поклонницу водки с внешностью нимфы, про американца Петю, про вечный архетип — русского мужика с повадками гопника и душой поэта — и его жуткую супружницу с садистскими наклонностями. Все герои здесь — наши отражения. Такие же противоречивые, падкие на лесть и подобострастие, ждущие любви, но любить не умеющие, тоскующие и в конечном итоге несчастные.

В единую сюжетную линию «картинки» выстроены, но очевидно это, только в финале, когда открывающая спектакль сцена «очередь в магазин, который закрыт на учет», повторяется. Единственное отличие — публике демонстрируют, кроме прочего, что скрывается за закрытой дверью советского гастронома. Оказывается, там продуктовый рай на красной бархатной скатерти, девушки, все как одна красавицы, мужчины в смокингах и музыка Верди. Такой странный «рай для мужика». Того самого, что замучен вечной стройкой светлого завтра, террористкой-женой, неустроенным бытом и тоской по несбывшемуся.

При грустных выводах, спектакль этот полон озорства — публика то и дело заходится в радостном смехе, распознавая абсурд дня сегодняшнего в хармсовских откровениях. И нигде не страшно, всюду смешно. Ребята как будто бы шутки на сцене шутят, на самом деле формулируют философию современности. Что наша жизнь, как не очередь к Богу? И смысла в ней — ни на грош.

Галина Шматова «Очередь за счастьем»

афиша@mail.ru 20.01.2013

Этот спектакль основан на рассказе Даниила Хармса. Он сочетает в себе абсурд, гротеск и очень точный психологический рисунок ролей: хармсовский мир наизнанку оказывается понятным, парадоксально человечным, персонажи его — по-своему трогательными. В постановке заняты молодые артисты, выпускники курса Л. Хейфеца, которые получают от игры и от работы с блестящим текстом видимое удовольствие.

Молодой режиссер Павел Артемьев поставил сектакль по Хармсу о том, что все мы — немного четвероногие вороны.

Спектакль Павла Артемьева родился еще в ГИТИСе, в свободной, бесшабашной атмосфере режиссерского факультета, и этой атмосферой пропитался. И вот теперь перекочевал на солидную сцену МТЮЗа. Вероятно, воздух его кулис, привыкших к исступленным монологам Медеи, страданиям навзрыд чеховских героев и макабрическому шутовству шекспировских персонажей, сыграл свою роль. Постановка, не утратив легкости и изобретательности, стала более горькой и терпкой.

Павел Артемьев создал остроумный коллаж из рассказов Даниила Хармса. Сценическая композиция отчетливо делится на три части и эпилог. Первая разворачивается в очереди у безнадежно закрытой двери продуктового магазина. Беспокойный Мужик-горлопан (Олег Ребров) обвиняет во всех смертных грехах киргизов, а маленький Киргиз (Руслан Братов) философически щелкает тыквенные семечки, поет эпически заунывную песню на родном языке и соглашается со всеми требованиями и капризами буяна. А потом приходит целая компания соотечественников терпеливого парня в тюбетейке — и представления о том, кто здесь «правильный» и «нормальный», резко меняются.

Вторая часть — свидание только что у того же продмага встретившихся Пети (Александр Паль) и Гали (Софья Райзман). Оказалось, что у интеллигента в бабочке, с застенчивой улыбкой и чуть сутуловатыми плечами и скромной, милой, очаровательной девушки есть одно общее качество. Оба они любят… водку. Правда, это замечательное обстоятельство не слишком-то помогает им построить хоть какой-то диалог, завязать отношения. И босая Галя потихоньку убегает от читающего несуразные, корявые стихи Пети.

В третьем фрагменте уже знакомый зрителю Мужик, побитый и оборванный, возвращается домой. А там его ждет Жена (София Сливина), шипящая, словно змея, едкая, язвительная. Этакая леди Макбет жалкой коммуналки в халате и шали, повязанной на ноющей пояснице. Она виртуозно, но безуспешно пытается спровоцировать мужа хоть на какие-то действия: прибил бы уже, что ли? Здесь становится понятно, откуда в этом разнесчастном Мужике столько злобы и кликушества. Сначала (дома) унижают его, а потом уж унижает он.

В каждом из эпизодов — свое настроение, своя тема: «наши» и «чужие» (что может быть актуальнее сегодня), одиночество необоримое, бездомность сердца. Но все истории, всех персонажей объединяет общий закон, царящий в мирке, созданном на сцене, — все они четвероногие вороны.

При чем здесь эта самая ворона, спросите вы? У Хармса есть крошечный рассказ о странной четвероногой птице, у которой на самом деле лап пять, но говорить об этом нельзя. Необычной вороне бог послал (по алгоритму, описанному дедушкой Крыловым)… нет, не кусочек сыру, а банку кофе (у Хармса в оригинале) или банку жирных сардин (у Артемьева и его команды). И выронила она ее, как водится не без вмешательства лисы, оскорбившись на то, что рыжехвостая назвала ее, ворону, свиньей. Правда, ни кофе, ни сардины лисе были не нужны — собрала их ворона обратно, и все осталось как есть.

Вот и герои спектакля — нелепые люди, как эта странная ворона. И идентификация и идентичность у них — больное место, как и у вороны, которая не хочет зваться свиньей. Все они, и Петя, и Галя, и Мужик, и Жена, и Киргиз, не совсем те, кем кажутся на первый взгляд. Воздушная девушка с лицом, словно открытая книга, любит водку и воет от одиночества. Интеллигент в бабочке ведет себя как недалекий школьник. Плюющий шелуху на пол Киргиз оказывается почти философом. У Мужика-хулигана трагическая судьба. А Жена-стерва плачет, как девочка. Нет-нет, в спектакле нет патетичного тона и фальшивого пафоса — все метаморфозы разыгрываются с легким и изящным гротеском. Смысл от этого лишь острее и горче.

Мыкаются хармсовские вороны по свету, не находя ни понимания, ни покоя. И в эпилоге, конечно, задаются вопросом о том, есть ли Бог. В финале дверь в вечно закрытый магазин открывается, а там — ананасы в шампанском и театральные люстры, оркестр и изящные дамы. Вот только ответа на вопрос о Боге это видение не дает. Четвероногих же в этот момент жаль до слез. Не случайно в программке приведено детское стихотворение Хармса о кошке с раненой лапой. Оно действительно передает настроение спектакля: и больно, и грустно, и шарики воздушные, и кошка летит.

Лев Семеркин «Голодная собака верует»

Театральные дневники 19.01.2013

Хорошо, когда в театральном расписании (совершенно случайно) встанут рядом два спектакля чем-то обьединенные в пару. В данном случае два дипломных спектакля курса Хейфеца в ГИТИСе, включенные в репертуар ТЮЗа, на малую сцену (которая на самом деле на основной сцене размещается, ряды для зрителей выстроены на сцене, а сценическая изнанка — старые стены и оборудование — становятся естественной декорацией, или можно сказать пространством, собственные декорации обоих спектаклей туда очень удачно встроены. А спектакли также удачно встроились в репертуар ТЮЗа (от «Вороны» возникают даже более существенные отсылки к «Роберто Зукко», чем от «Лейтенанта»). Таким образом познакомился с очень интересной молодой компанией, в этом сезоне пополнившей труппу театра — Олег Ребров, Руслан Братов, Александр Паль, Соня Райзман. Они участвовали в обеих постановках и никто не повторился, каждый повернулся новой гранью, в «Вороне» – более яркой. И что еще важнее, в «Вороне» они составили настоящий идеально настроенный ансамбль, в который идеально вписались тюзовские актеры ( Сливина в роли жены мужика и три киргиза Белов, Костромыкин, Шляга).

На самом деле ставить Хармса очень легко. Также легко, как ставить Чехова. Чехов это «тоска по лучшей жизни» – вот и на сцене должна быть тоска, люди говорят, носят свои пиджаки, а жизнь проходит. Почему на сцене такая скука ? – так это же Чехов.
Хармс это «абсурд жизни». Вот и на сцене должен быть абсурд, изобразить его еще проще, чем тоску. Абсурд – универсальная отмазка. Почему на сцене бессвязный бардак, ничего не понятно – так это же Хармс, абсурд.

Тот, кто проторенных путей в искусстве не ищет, должен как-то усложнить себе задачу. Чехова можно попробовать поставить наоборот, эксцентрично и с абсурдом. А вот как поступить с Хармсом? Его не переабсурдишь. Можно клоунаду добавить (что уже сделал Левитин и закрыл тему). Разве Хармса можно поставить наоборот, то есть психологично-реалистично и даже гипер-реалистично? Нельзя. Все что угодно, только не это. Нет, нет.

А почему собственно нет, а может попробовать, что мы теряем ? И попробовали. И нашли.

«Нет ничего правдоподобнее, чем абсурд Хармса» – написано в аннотации к спектаклю и доказано спектаклем с исчерпывающей полнотой. Там не правдоподобие, там просто правда. Начинается спектакль со сценок перед закрытой дверью, подробные психологические этюды, плотная вязь петелька крючочек не только на уровне слов и интонаций, звуков-вздохов, но на уровне микроскопических телодвижений, поворотов, взглядов. Такая правда жизни. И не вообще, а конкретная, социологически точная. И даже не хармсовских советских времен, а самого сегодняшнего дня зарисовки с натуры – уралвагонзавод в кепочке, креативный американец в белой рубашке с бабочкой, одинокая женщина и «таджики», то есть в данном случае киргизы. Разыграно все очень вкусно, узнаваемо и сплошной реализм и никакого абсурдизма. И даже непонятно, каким образом этот мужик затем превращается из антигероя в героя спектакля. Он так отвратителен, поскорее бы ушел куда-нибудь или хотя бы замолчал и тогда все остальные персонажи и все зрители вздохнут с облегчением. Кстати, очень распространенная мысль — во всем виноваты вовсе не пресловутые киргизы, а вот он, мужик. Если его убрать куда-нибудь, элиминировать американцы с киргизами заживут здесь прекрасно и за дверью окажется не жирная килечка, а мюзик-холл с ананасами в шампанском.

Но вот когда мужик замолкает (ненадолго) и приваливается к косяку закрытой двери и обхватывает руками живот – с голодухи, становится понятно (генетическая память включается), что такое дверь продовольственного магазина, очередь за хлебом. И уже не просто за хлебом. А за «хлебом насущным».

Обобщения, метафоры и символы проникают в спектакль совершенно незаметно, вернее УЖЕ проникли, с самой первой сцены – сидит киргиз у закрытой двери, семечки лузгает. Под ногами такой слой шелухи накопился, что закрывает ступни. Давно сидит.
А потом в скороговорке на тему «во всем киргизы виноваты, да?» он перечисляет «лег спать верующим, проснулся неверующим – киргизы виноваты». Этот старший киргиз (Руслан Братов) оказывается совсем не прост и чем дальше, тем больше.
Бытовое, психологическое, социальное переходит на экзистенциальный уровень постепенно, незаметно вроде как само-собой. И уже дверь, торчащая в самом центре спектакля, становиться символом и думаешь, а что же там, за закрытой дверью?
Две вставные парные сцены – американец с Галей и мужик с женой, неуклюжее знакомство и постылый брак, двумя штрихами показывают жизнь, окружающую эту дверь в магазин. И стирают социальные различия между человеком в белой сорочке и человеком в рваной рубахе. Самая конкретная («чисто-конкретная») социальная маска «гегемона» превращается в обобщенный образ, в просто-человека, гомосапиенса. Хармсовский мужик у режиссера Артемьева и актера Реброва оказывается родным братом Роберто Зукко Гинкаса и Трухменева (противостоящий невыносимой окружающей среде и ищущий свет) и родным братом зрителю и вообще каждому человеку (все люди братья, еж твою мать!).

И уже нисколько не удивляешься, когда приходит мысль, что за дверью продуктового магазина должен быть Бог (ни много ни мало). Голодная собака верует только в мясо.

Так и окажется – за дверью окажется сначала глухая бетонная стена. Даже не пустота. Ну а потом – апофеоз, сон упоительный голодной собаки. Красная (цвета свежего мяса) комната, официанты поднесут хереса шампанского. Этот прекрасный театральный храм выстроен на прочном психологическом фундаменте и теперь уже в нем возможно всё — и ирония, и абсурд, и опера, и клоунада (несколько движений тростью Александра Паля, как снайперские … нет, не выстрелы, а уколы шпагой).

Коммунизм, рог изобилия, родная страна с молочными реками и кисельными берегами. И грянет хор из «Набукко»

Va, pensiero, sull’ali dorate;
Va, ti posa sui clivi, sui colli,
Ove olezzano tepide e molli
L’aure dolci del suolo natal!

Arpa d’or dei fatidici vati,
Perché muta dal salice pendi?
O t’ispiri il Signore un concento
Che ne infonda al patire virtù!

Лети, мысль, на золотых крыльях;
лети, отдыхая на горах и холмах,
туда, где воздух напоен теплом и нежностью,
сладостным ароматом родной земли!

Золотая арфа древних пророков,
почему, немая, ты висишь на вербе?
пусть Господь внушит тебе мелодию,
которая даст нам силы страдать!

Анна Банасюкевич «Четвероногая ворона» в ТЮЗе: когда откроется магазин

РИА Новости 19.01.2013

Спектакль «Четвероногая ворона», родившийся в студенческой аудитории ГИТИСа, вошел, в своей обновленной версии, в репертуар Московского ТЮЗа. В театре прошли открытые прогоны спектакля, а премьера намечена на 27 января. Коллаж из рассказов Хармса придумал и поставил Павел Артемьев, ученик Леонида Хейфеца. Играют «Четвероногую ворону» на малой сцене, в камерном пространстве, которое, по решению художника Полины Гришиной, почти на все время спектакля становится еще меньше, чем есть.

В центре сцены — массивная каменная стена, с трещиной наверху, посреди стены — деревянная дверь. На двери висит табличка «Учет» — кажется, что дверь эту очень давно не открывали. Рядом — лавка. Эта площадка перед магазином в спектакле наделена несколькими смыслами — это и своеобразный перекресток, на котором сходятся пути всех персонажей, и символ экзистенциального безнадежного ожидания, и образ абсурдности и косности быта.

В начале спектакля на лавке только один человек — Киргиз, коренастый, в свитере, тюбетейке. Под ногами — гигантская гора шкурок от тыквенных семечек. Абсурдность диалога Хармса подкреплена мизансценой: «Долго тут?», спрашивает киргиза только что подошедший к закрытой двери Мужик, тот молча, взглядом, показывает на гору шелухи.

Со временем, пространство спектакля расширяется — слева и справа стоят две железные конструкции. Слева — что-то вроде странной, непонятно для кого сделанной кровати, забраться туда можно только с помощью лестницы. На этой кровати будут пить водку хорошенькая Галя в светлом платье (Софья Райзман) и джентльмен Петя (Александр Паль), который, на поверку, не такой уж и джентльмен, а, вполне себе, советский гражданин.

Справа — тоже высокая конструкция, но здесь, сверху, стоит допотопная швейная машинка, на которой строчит жена Мужика (София Сливина). Какой-то бесконечный лоскут черной ткани все лезет и лезет из-под иглы. Рядом увесистый телефон, сзади дверь. Такая же, как и слева, в квартирке джентльмена. Двери эти как будто бы ни к чему не относятся, совсем условны, болтаются на сквозняке, ничего не закрывая, не отгораживая. Никакого личного, уютного пространства в спектакле нет.

Главный герой спектакля — Мужик (Олег Ребров) — это молодой парень в кожаной потертой куртке, в кепочке, с авоськой. Такая авоська — красная или голубенькая — есть здесь у каждого, небогатый быт всех уравнял. Растянувшись на скамейке, Мужик рассматривает присевшую рядом девушку, потом, с вызовом — джентльмена. «Вы, случайно, не американец?» — задает насмешливый вопрос, а рядом с собой бросает авоську: место занято, лавка кончилась. «Американец» подставляет под зад трость — старается выглядеть изящно и импозантно даже в нелепой ситуации, и побеждает — Галя уходи с ним.

В спектакле много таких ироничных, подробных наблюдений, молодые актеры отлично чувствуют друг друга, мгновенно, тонко реагируя на действие партнера. Все нервирует Мужика — песни Киргиза, его друзья, лузгающие семечки, то, что они сидят рядом, и то, что, если согнать их с лавки, садятся на корточки. Страх чужого, непохожего здесь подан иронически-метко — спокойные, чуть недоумевающие киргизы не столько злятся, сколько удивляются: почему гражданин так нервничает. А злость Мужика перерастает в отчаяние, и вот он уже дома — где его поедом есть мегера-жена. Тетка в повязке на голове, в синей рабочей рубахе и платке, повязанном вокруг поясницы. Муж в порванной рубахе спасается бегством на высокую кровать, но и там достает его супруга — злится, что так и не попал он в магазин. В забитом человеке просыпается зверь, он вырывает из рук жены кусок капусты, которую подарил ей подозрительный новый дворник. С криком «кобыла» он возвращается туда же, откуда и началась его история — на пятачок у магазина. Дарящая смутную надежду табличка «Учет» сменилась категоричной надписью «Закрыто», а у героя уже не осталось мелких претензий к добродушным киргизам, только один вопрос: «В Бога веришь?». Тотальная ирония спектакля не мешает здесь мысли об одиночестве человека на земле и полном разрыве коммуникации, когда, вроде, и порознь плохо, и терпеть друг друга совсем непросто.

Спектакль в ТЮЗе получился с привкусом студенчества — азартный, ироничный, легкий, с множеством точных наблюдений, запоминающихся остроумно придуманных этюдов. Есть, правда, какая-то неопределенность в образе Мужика — поначалу он кажется таким простоватым хамом, но потом вдруг становится почти символом, пусть и пародийным, вечно мятущейся интеллигенции. Есть, порою, и ощущение затянувшегося анекдота — когда уже понял шутку, понял ситуацию, но она все длится и длится. Например, та же ссора с женой — громкая, долгая, постепенно теряющая свое остроумие.

Табличка «Закрыто» — как знак отчаяния, от этого неудивительно, что когда тоскующий Мужик отрывает деревянную дверь, за ней только серая бетонная стена. Впрочем, в самом конце падет и она, открыв взору распластавшегося на полу героя стильную картинку буржуазно-гламурного рая — с красной ковровой дорожкой, с дамами в вечерних платьях. Окажется, что выход все-таки есть, но туда ли, куда хотелось бы — это вопрос…

Марина Токарева «За штурвалом Козел-отец»

Новая газета 22.01.2009

В МТЮЗе премьера антикризисного спектакля.

В театре немедленно ступайте в буфет и покупайте ребенку и себе петушка на палочке. Его тягуче-жженая сладость предваряет праздник: новый спектакль Генриетты Яновской «Волк и семеро козлят» — зрелище, каждая минута которого доставит вам радость, независимо от возраста.

…В доме множество дверей и окон, и когда высовываются головы всех семи козлят, ощущение, что дом расцвел. Артисты — видно невооруженным глазом — кайфуют от своих ролей вместе со зрителями: их персонажей любишь с первого предъявления. Не на шутку волнующ Козел-отец (Аркадий Левин): баскетбольный рост, шевелюра до плеч, капитанская фуражка, из которой гордо выбегают рога. Изящна доверчивая Коза-мать с точеной талией и нежным голосом (Оксана Лагутина). Восхитительно-циничен Заяц-Пингвин-Петух (Павел Поймалов). И агрессивно обаятелен Волк (Николай Иванов) с тревожными глазами героя Достоевского (где еще, кроме МТЮЗа, такие повороты: сегодня волк, завтра — Иван Карамазов) в черном рокерском прикиде.

Папа-Козел сильно занят: он за штурвалом — время от времени возникает над сценой в иллюминаторе и сообщает, что его судно «слегка затерто» во льдах… Но память о главе семьи не стынет: утро в семье начинается с того, что мама жмет на некую кнопку и раздается голос отца: «Здравствуйте, дети!». Козлята замирают; миг ритуального священнодействия. Когда самый непутевый из них — Рыжий — вдруг нечаянно нажимает на кнопку и среди кагала неожиданно гремит «Здравствуйте, дети!», все цепенеют — мама негодующе вопит: «Кто включил папу?!», Рыжий, оставшись без морковки, рыдает…

Для меня спектакль идет на трех «площадках»: слева — сосед лет шести с горящими глазами-маслинами стискивает руки, как только Волк начинает «докапываться» до козлят, а когда он терпит поражение, от облегчения начинает один неистово аплодировать.

Справа — постановщик за режиссерским столиком взирает на сцену требовательными глазами творца: шевелит губами, смеется, чертыхается, топает ногой, яростно строчит в блокноте.

Каждая сцена обдумана и отточена: и та, где козлята «отрываются» без мамаши — тут и рэп, и рок. И та, где Волк приходит к Петуху брать уроки «бельканто»: «Волк!» — представляется он. «Петр», — бархатно отвечает величавый маэстро и тут же мягко заламывает клиента, буквально выворачивая его наизнанку, чтобы найти «нотку». Под правой лопаткой — обнаруживается та что может помочь подделать голос Козы и слопать детей. Уже и мангал принесен, и сковородочка разогрета, но козлята, распознав обман, вдруг начинают сражаться, дают Волку по башке дверями и ставнями, бросаются тяжелыми предметами, а потом, подняв домик на ножки, убегают.

Коза, вернувшись, не находит детей. Миг, когда она протягивает руку и натыкается на пустоту, — трагический. Но слышатся голоса. На лужайку врываются счастливые козлята с… Волком. В момент, когда Коза принимает из его лап кокетливый букет, входит папа-Козел. Немая сцена. Финальная кода: козлята отплясывают с Волком, папа томно шепчется с мамой. «Нет, нет! — кричит она, вырываясь из его объятий. — Их и так уже семь!»

В спектакле есть все, что нужно сказке: озорное веселье, мягкая ирония, счастливая развязка, удачные стихи Юрия Энтина и шлягерные мелодии Алексея Рыбникова. Но в истинно антикризисный феномен — торжество радостного простодушия — его превращает могучий талант постановщика. Генриетта Яновская, как доктор Айболит, мастерски проводит вакцинацию зрителя: от страха, недоверия, предательства и скуки.

Мария Седых «Тру-ля-ля»

Итоги 26.01.2009

У нас любят пересмеивать прекраснодушие старика Станиславского, где-то когда-то обмолвившегося, что для детей, мол, надо играть так же, как для взрослых, но только еще лучше. Что значит «лучше»? Не в полноги? Не халтурить, что ли? Думаю, основоположник совсем другое имел в виду: играть так же всерьез, только еще серьезнее. Причем важны оба слова — и «играть», и «всерьез».

Генриетта Яновская, главный режиссер Московского ТЮЗа, именно так и поступает. Она совершенно справедливо уверена, что спектакль, на котором родители скучают, — плох. В обратном не раз убеждались видевшие ее блистательные постановки Good- bye, America!, «Соловей» или марк-твеновского Тома Соейра. Чтобы спустя несколько лет прийти на «Грозу». И не с классом, потому что проходят, а потому что это уже их театр.

Сказка «Волк и семеро козлят» — спектакль музыкальный. Чуть было не ляпнула по инерции — представление. Нет, именно спектакль. Трогательный и нежный, без оглушающей дребедени шоу и сусальности отечественных мюзиклов. Заметим, что и соавторы Яновской — композитор Алексей Рыбников и поэт Юрий Энтин — никогда ничем подобным не грешили. Те, кто помнит мультик, знают, что сюжет народной страшилки они прочитали с юмором на новый лад. И у режиссера здесь свой лад.

Все начинается, как у «больших». Перед занавесом в черных фрачных парах появляются шесть артистов, раскрывают папки, чтобы исполнить увертюру… и не начинают. Видно, какая-то накладка, но надо сохранять серьезность перед почтенной публикой. С важным видом, весь в белом наконец является седьмой. Когда занавес откроется, они с большой неохотой будут превращаться из красавцев мужчин в зайчиков, волков и козлов. Так с шуток, свойственных театру, Яновская устанавливает правила игры.

Недавно Петр Фоменко, тоже только что показавший сказку, заметил: может быть, по случаю кризиса попытки передать радость бытия перестанут считаться наивными и иллюзорными. Считаться, возможно, перестанут, только дать радость почувствовать мало кто умеет. Вот разве что Наумыч да Наумовна. Такие разные, они умели это и в молодости от полноты сил и веры во всесильность Театра.

Стоит на сцене прозвучать реплике «как прекрасна сегодня заря», перед нами разворачивается целая симфония счастья. Припекающее на лужайке солнышко, беспечность дружного семейства, где не просто «семеро деток», а семь совсем разных «девочек» и «мальчиков» — пугливых, ленивых, непоседливых, туповатых, смекалистых и задиристых. И все они дети большой любви серьезного папы капитана и хлопотуньи мамы. Не смейтесь, но Оксана Лагутина и Николай Качура сыграют и про тоску разлуки, и про тревогу, и про радость нежданной встречи. А Николай Иванов, тот, что был в белом и переоделся волком, совсем не гадким будет изнывать от одиночества и потому не съест козлят, а запоет в их ансамбле. Портрет блистательного Павла Поймалова, сыгравшего сочиненных вместе с режиссером Зайца, Пингвина (почтальон от папы, затертого во льдах) и Петуха, смело можно выбивать на медали с ненавистным для артистов изречением «Нет маленьких ролей».

Один из поставленных когда-то Яновской спектаклей назывался «Жак Оффенбах, любовь и тру-ля-ля». Вот и здесь эти тру-ля-ля и есть самые главные. Как воздух, который не замечаешь, когда легко дышится.

Александра Машукова «Садитесь поближе»

Ведомости «Пятница» 30.01.2009

Был в середине 70-х мультфильм «Волк и семеро козлят на новый лад» с песнями композитора Алексея Рыбникова на стихи Юрия Энтина. Теперь ту же музыкальную историю играют в ТЮЗе. Главный режиссер театра Генриетта Яновская, которая, вообще-то, постановщик «взрослый» и редко сама выпускает спектакли для детей, по-своему взглянула на этот сюжет: все начинается со слов о таинственном и прекрасном мире книг, которые чинно выпевают артисты во фраках. А папа-Козел оказывается капитаном дальнего плавания, чей корабль затерт во льдах Арктики, так что дети-Козлята могут слушать только его голос, записанный на пленку. Что они и делают каждое утро во время чистки зубов, ловя каждое папино слово.

Это очень красивый спектакль. Художник Елена Орлова придумала лоскутный мир с мягкими, набитыми тряпками деревьями и домом, который сплошь залеплен цветными заплатками, с кокетливыми костюмами Козлят, увешанными пушистой модной бахромой. Для маленьких (от 4 лет) зрителей здесь — трогательная история о маме, папе и детишках, для тех, кто постарше, — биг-бенд и зажигательный концерт, который устраивают Козлята, вырвавшись на свободу.

При этом самыми яркими героями неожиданно оказываются вовсе не члены козлиной семьи и даже не Волк Николая Иванова, с собачьим желанием дружить заглядывающий в глаза любому зверю, а три второстепенных персонажа, сыгранных Павлом Поймаловым. Энергичный Заяц, Пингвин, оттоптавший себе лапы, чтобы доставить письмо от Козла из Арктики, и расфуфыренный, похожий на певца эпохи барокко Петух, который дает Волку уроки бельканто.

«Волк и семеро козлят»

Известия 06.02.2009

Новый, только что выпущенный спектакль худрука ТЮЗа Генриетты Яновской, как вы понимаете для детей, а это нынче большая редкость.
Кроме того, это отличный спектакль – редкость еще большая. Тут и дети, начинающие знакомство с этим видом искусства, удовольствие получают, и взрослые, кое-что в театре понимающие. А если кто-то вспомнил при этом старый мультфильм, то правильно сделал. Тут все как встарь – сюжет из известной сказки, музыка Алексея Рыбникова, стихи Юрия Энтина. Козлята шалят, поют и танцуют – рок, рэп и все остальное. Папа Козел – капитан дальнего плавания. Волк берет у Петуха уроки бельканто, а в конце преподносит Козе букет цветов. Гремит музыка, все веселятся, артисты играют азартно и талантливо, дети в зале счастливы абсолютно.

Ирина Алпатова «Орехи, рога и копыта»

Культура 13.02.2009

Количество премьерных детских спектаклей обычно нарастает накануне Нового года или очередных школьных каникул. И очень важно, чтобы спектакль, исполнив свое «целевое» предназначение, остался в репертуарной афише театра на равных с его взрослыми собратьями. Особенно же это касается новогодних представлений, которые подчас уходят на покой вплоть до следующих празднеств. Со спектаклем «Волшебный орех», поставленным режиссером Рамисом Ибрагимовым в Театре имени Станиславского, кажется, подобного случиться не должно. Весь прошлый сезон, ознаменованный стартом Президентской программы поддержки театров для детей и молодежи, доводилось говорить о том, что спектакли для юных зрителей неуклонно прирастали количеством и качеством, а также сопутствующими мероприятиями в виде фестивалей и методических конференций. В сезоне новом все это не пошло на спад, а к созданию «детских радостей» подключились даже мэтры, в лице, например, Генриетты Яновской, поставившей в МТЮЗе музыкальную сказку «Волк и семеро козлят».

Музыка — пожалуй, один из главных компонентов, определяющих вышеназванные детские спектакли. Так, например, Рамис Ибрагимов замахнулся на самый настоящий качественный мюзикл по мотивам знаменитого «Щелкунчика» Гофмана. Поставленная задача казалась неподъемной, поскольку такого мюзикла не существовало в природе, балетная же музыка Чайковского сюда явно не подходила. Режиссер и автор музыкального оформления Сергей Ерохин решили рискнуть по-крупному, сделав спектакль «из подбора» музыкально-танцевально-вокальных номеров. И парадоксальным образом достигли очень неплохих результатов.

«Волшебный орех» — и есть тот синтез новогоднего представления и нормального репертуарного спектакля, который может играться всегда. Просто украшенная огнями елка слегка отойдет на второй план, на первом же останется история волшебного сновидения-путешествия девочки Мари (Анна Капалева) и ее красивого сказочного «романа» со Щелкунчиком-Принцем (Денис Немыкин). Здесь есть все, что полагается иметь настоящему мюзиклу: немного драмы, много музыки, чудные арии главных героев, Мамы (Инна Головина) и Мышильды (Лада Марис), экспрессивные танцы мышей и солдатиков. А педагог по вокалу Наталья Виллер и балетмейстер Владимир Игнатюк заслужили за свою работу высший балл, потому что голоса актеров звучат отменно, да и танцы весьма слаженны. Честно говоря, после этого спектакля так и хочется надеяться, что Театр имени Станиславского, ведомый ныне Александром Галибиным, отважится и на более масштабную музыкальную историю.

Генриетте Яновской в ТЮЗе было, возможно, легче, потому что готовый материал находился под рукой, да еще отмеченный такими славными именами, как композитор Алексей Рыбников и автор стихов Юрий Энтин. Последние же сочинили современную сказочку, так и озаглавленную «Волк и семеро козлят на новый лад». Впрочем, к этой компании стоит добавить художника Елену Орлову, сочинившую яркое, красочное, забавное оформление в русском «лоскутном» стиле. Особенно хороша крошечная избушка с многочисленными окошечками, откуда то и дело выглядывают мордочки козлят.

Не сказать, конечно, чтобы слишком сильно усложнилась драматургия простенькой народной сказки. Однако добавились новые персонажи: папа — естественно, козел и по совместительству капитан дальнего плавания (Аркадий Левин), и эпизодические Заяц-Пингвин-Петух (Павел Поймалов), которые то весточку принесут из дальних морей, то с козлятами поиграют. От папы, впрочем, остался еще динамик на столбе, ежедневно вещающий: «Доброе утро, дети!»

Очаровательная Коза (Оксана Лагутина) не теряет оптимизма и споро управляется с многочисленным потомством, где каждый отпрыск — со своим характером, будь то меланхолический Сына (Евгений Волоцкий) или озорница Рыжик (Наталья Златова). Все, как в обычных семьях: дети с трудом просыпаются, читают по складам, но с радостью пускаются в пляс и тут же нарушают все запреты, едва мать выйдет за порог.

Впрочем, очаровашка Волк (Николай Иванов) здесь не страшен, потому что в душе — певец, и после курса вокальных экзерсисов вливается в состав музыкальной группы «Волк и семеро козлят», которая тут же готова устроить лихую дискотеку. Все это легко, весело, музыкально и не перегружено ненужными здесь двойными смыслами. Правда, в прологе Генриетта Яновская поиронизировала над великовозрастными артистами тюзовского расклада — вывела их на авансцену перед закрытым пока занавесом, обрядив в концертные костюмы, и заставила было пропеть какую-нибудь «ораторию» всерьез. Но тут и занавес распахнулся, пришлось менять фраки на рога и копыта. Что, кажется, было сделано не без удовольствия. Да и зрители не скучали — ни большие, ни маленькие.