Наталья Витвицкая «Зараза энтузиазма»

Ваш досуг 24.10.2014.

Кама Гинкас никогда не пускает на свои репетиции журналистов. И вообще никого. В этом он непреклонен. В преддверии премьеры «Кто боится Вирджинии Вулф» знаменитый режиссер сделал исключение для «ВД».
Суббота. На улице сыро, неуютно, темно. Без десяти восемь утра я вхожу в здание МТЮЗа со служебного входа, охранник спрашивает мою фамилию, сверяется со списком, впускает, — «Кама Миронович уже в фойе, проходите!». В фойе? Оказывается, спектакль по культовой пьесе Эдварда Олби «Кто боится Вирджинии Вулф» будет идти в фойе второго этажа. Гинкас в приподнятом настроении (это в восемь-то утра!) жмет мне руку и объясняет:
— Важно, чтобы между зрителем и актерами не было бы никакого расстояния, чтобы зрителям даже было несколько неловко оттого, что он присутствует при семейных разборках. Такая противоестественная близость.
Входит реквизитор, Кама Миронович мгновенно переключается
— Леночка, нам нужны две подушки желтого цвета. Такого же, как костюм на Оле (актриса Ольга Демидова, исполнительница роли Марты. — Прим. «ВД»).
Подушек, кстати, и так много, — они разноцветные ими засыпаны большие кожаные кресла и диван, а также пол. Еще на «сцене» — столик, заставленный бутылками со спиртным, в углу — бар, тоже с богатым выбором алкогольных напитков. Вот, собственно, и все декорации. Ровно в 8.00 появляются Ольга Демидова и Мария Луговая. Обе немного сонные, но явно готовые к работе, — с целой кипой потрепанных листов текста, чашками кофе. Когда к ним присоединяется Илья Шляга и Игорь Гордин, Мария произносит:
— Спасибо всем огромное, что пошли мне навстречу. Я ужасно благодарна. И знаю, что, если бы попросили бы вы, я сделала бы то же самое.
— Мы же одна команда, Рекс!
Репетиция в такую рань — не чей-то каприз и не шутка. Мария Луговая сейчас снимается в главной роли многосерийного фильма «Мурка» (о криминальной Одессе 20-х годов — заказ Первого канала). Илья Шляга вместе с ней. Обоим сегодня нужно лететь в Крым. У Ольги Демидовой и Игоря Гордина тоже все расписано по минутам, — актриса занята в съемках фильма «Тайна города Эн» у знаменитого Николая Хомерики, Гордин — в многосерийном фильме Андрея Эшпая «Взрослые дочери». Удивительно, как Гинкас дал на все это согласие.
— Ну а как я мог отказать? Не дать прекрасным артистам сниматься в замечательных проектах? Это неправильно. Но и премьеру тоже делать надо, вот и выхватываем любое время. Впрочем, это в дурацкой традиции русско-советского театра. В капстранах странах, где любая работа строго регламентирована профсоюзами, сегодняшняя репетиция была бы невозможна. Русские артисты и режиссеры привыкли работать в любых условиях и в любое время. Когда-то я ставил спектакль в Финляндии, и что-то там задерживалось. Подходит ко мне директор и очень испуганно спрашивает, соглашусь ли я репетировать ночью. Я аж прикрикнул: «Я советский человек, мы по ночам рельсы таскали!» Вот она, зараза энтузиазма.
Кама Миронович со своими артистами не так строг, как принято считать. Во время репетиции он обращается к ним исключительно «моя радость» и «дорогой», а то и «птичка». Когда кусок получается, кричит — «Молодцы!». Работа Игоря Гордина удостаивается совсем уж редкого эпитета «гениально». Правда, иногда в обращении «радость моя» звучит что-то зловещее, и тут Гинкас становится похож на все многочисленные мифы о нем.
Пока артисты «проходят» текст, режиссер подходит ко мне и, улыбаясь, надевает мне на голову забавную шапочку поросенка — это ободок с ушками и носиком-пятачком. Я поправляю «обновку», припоминая — английское название пьесы — аллюзия на песню трех поросят Who’s Afraid of the Big Bad Wolf? («Кто боится большого злого волка?») из классического мультфильма, с заменой «большого злого волка» на писательницу Вирджинию Вулф. Герои пьесы Олби Джордж и Марта распевают: «Не боюсь Вирджинии Вулф» на мотив песенки из «Трех поросят». Шутка, сказка, глупость про маленьких беззащитных поросят, которые пытались укрыться от злого волка в соломенном домике. Зачем им бояться Вирджинии Вулф? Поросячьи ушки, как у меня, время от времени надевают и актеры.
— Ну, ребятишки, бросайте свои чашки и давайте пройдем молитву. С самого начала. Оля, птичка, пусть проснется голос. Я знаю, что сразу вскочить в финал трудно, но тем не менее.
«Сцена с молитвой» происходит за 10 минут до финала, в ней герои — супружеская пара Марта и Джордж (Игорь Гордин) играют в жутковатую психологическую игру, понятную только им двоим, — взахлеб рассказывают о своем несуществующем сыне гостям — молодоженам Нику и Хани (Илья Шляга и Мария Луговая). Неожиданно Джордж сообщает Марте, что их сын умер и начинает читать заупокойную молитву. Звучит вторая часть Седьмой симфонии Бетховена.
Гордин и Демидова повторяют сцену несколько раз подряд, их игра — как удар в солнечное сплетение, обжигающе хороша и убедительна. В любовь и ненависть этой пары (у которой не было и не могло быть детей) веришь сразу. Однако Кама Миронович чем-то недоволен:
— Простите меня, я, кажется, недостаточно хорошо объясняю. Все это должно быть очень-очень сухо и яростно. Игорь возглашает о судном дне, когда все и все будет гореть адским пламенем, жаждет скорейшего его приближения, призывает этот огонь на себя и на нас на всех.
Гинкаса обрывает внезапный гвалт, доносящийся с первого этажа.
— Что это такое? Эй?
Тут я узнаю, что такое Гинкас в ярости.
— Это уже зрители пришли, Кама Миронович, — устало произносит Гордин.
Через полчаса начнется дневной спектакль для детей. Пора заканчивать. Кама Миронович явно хочет продолжать. Полон энергии, просит артистов «еще разок пройти эту сцену». Но обрывает ее сам, понимая, что времени нет:
— Спасибо вам, ребятки, за то, что не спали. Это была важная репетиция.
Все расходятся, а я оказываюсь в кабинете режиссера.
— Я терпеть не могу посторонних на репетиции. Но в этот раз мне захотелось предуведомить зрителей. Приоткрыть дверцу. Незнающим сказать, что пьеса Олби — абсолютно гениальное произведение, что эта пьеса про наш инфантилизм. Про то, как мы бежим от реальности, и как реальность, как жизнь нас настигает. Кто боится Вирджинии Вулф? Мы боимся Вирджинии Вулф. Мы боимся жизни.
Взгляд Камы Мироновича вдруг становится грустным, он задумывается на минутку и добавляет:
— Еще напишите, что это очень житейская история, очень смешная, острая, глубокая и самое главное — в ней все так узнаваемо.

Ночь искусств 2014

В ночь с 3-го на 4-ое ноября 2014 года.
Начало в 22:00.
Сбор гостей в 21:30.
________________________________________
Дуэт-сюрприз длиною в 50 лет

КАМА ГИНКАС и ГЕНРИЕТТА ЯНОВСКАЯ

«ЧТО ЭТО БЫЛО?»

Мы представляем вам только что вышедшую книгу. Не обыкновенную книгу.
Не мемуары, не интервью и не пьесу. Это разговоры, истории, байки, воспоминания.

Мы говорим с вами о жизни. О театре. О случившемся и не случившемся.

Мы отвечаем на ваши вопросы. Мы задаем вопросы вам. И каждый из них может стать поводом для истории, истории уже опубликованной или еще никому неизвестной.

Книгу можно купить, а можно выиграть. Автограф может получить каждый.

GINKAS_super_view (1)

Дорогие друзья, открывается регистрация на программу Ночи искусств 2014
Московского ТЮЗа.
Вы можете зарегистрироваться, отправив письмо по адресу:
Contact.mtuz@mail.ru или vladikuprina@mail.ru
(Обращаем ваше внимание, что заявка считается принятой после получения вами нашего ответа)
Или позвонив по телефону: 8-985-991-64-61 (с 10:00 до 18:00)
Друзья, к сожалению, мы сможем принять у себя ограниченное число гостей.
До скорой встречи в театре!

Алексей Филиппов «Дом на ветру»

Известия 27.06.2000

Главный режиссер Московского ТЮЗа Генриетта Яновская построила его прочно

Лет двадцать тому назад режиссер, по праву считающийся лидером своего театрального поколения, пользовался бы совсем иной известностью. Сейчас все по-другому: о том, кто такая Яновская, лауреат многих театральных премий, один из самых интересных сегодняшних режиссеров, знают театральные люди да узкий круг завсегдатаев МТЮЗа. А она между тем сделала очень много.

«Собачье сердце» было одним из лучших спектаклей перестроечной эпохи; «Гудбай, Америка», мюзикл, в основу которого легло известное стихотворение Маршака: «Мистер Твистер», стал реквиемом всей советской эпохе. Недавно он прошел в двухсотый раз, и МТЮЗ отпраздновал это событие. Старый спектакль по-прежнему жив и наполнился новым смыслом. Сразу после премьеры, на фоне раннеперестроечных восторгов в нем тоже ощущалась какая-то печаль, но сейчас похождения мистера Твистера отчаянно грустны. Все строится на советских песнях: раньше было жаль главного героя, ненароком угодившего в жернова бодрого, как мелодия 30-х годов, советского оптимизма, а теперь — ушедшую навсегда, глупую, жестокую и все же родную эпоху.

Потом были другие работы, была «Гроза» Островского (за нее Яновская номинировалась на Госпремию), спектакль безупречно выстроенный, жесткий и неожиданный: оказалось, что страсть, сжигающая главную героиню, может быть темна, слепа, разрушительна, а за Кабанихой, испокон века считавшейся воплощением «темного царства», может стоять своя правда. Яновская — точный, умный, жесткий режиссер. У нее совсем не женская рука, она чужда политической конъюнктуры, но ее спектакли всегда говорят что-то и о своем времени. Когда она начинала, ее за это крепко били — многим заслуженным людям казалось, что МТЮЗ должен ставить детские спектакли, а не работать для взрослых. Эти споры остались в прошлом: Яновская стала театральной звездой первой величины, но массовой публике ее имя мало что говорит. Это не случайно — дело в том, что за последние несколько лет изменилась вся система культурных приоритетов. И театр здесь, пожалуй, наиболее показателен.

Прежний театр, который был чем-то большим, чем явление искусства, теперь невозможен — исчезла публика, которая могла бы его востребовать. Ушли те, кто наполнял залы прежней Таганки, Театра на Малой Бронной, ефремовского МХАТа, — советская интеллигенция, располагавшая и образованием, и досугом, и кое-каким достатком, и гражданскими устремлениями. Растаял советский средний класс, новый же средний класс — явление противоречивое (по статистике двухлетней давности, в значительной части «новых русских» семей одна зубная щетка приходилась на нескольких человек), и некоторое одичание было совершенно неизбежным.

На количестве зрителей в театральных залах оно почти не сказалось: театр сейчас одно из самых популярных московских развлечений. Статистика уверяет, что средний человек ходит в театр чаще, чем в кино, цирк и даже на эстрадные концерты, но из обихода наиболее образованной и интеллигентной части публики он выпал: театральная условность кажется этим людям смешной, театральная архаика их раздражает. И дело не в том, что театр как искусство устарел, а в качестве многих премьер: кассовыми хитами конца века стали постановки Житинкина, чья бойкая банальность и дурновкусие вполне устраивают тех, кто не получил хотя бы минимальной культурной школы и может истратить двести-триста рублей на театральный билет. Это воплощение нового массового театра. Спектакли Яновской в той же мере олицетворяют театр для тех, кто может оценить режиссерскую метафору, прочесть театральную цитату, расшифровать заложенную в спектакле мысль… и пользуется персональной зубной щеткой.

МТЮЗ в полном смысле этого слова семейный театр — рядом со спектаклями Яновской в афише стоят работы ее мужа, замечательного режиссера Камы Гинкаса. Идея репертуарного русского театра, театра-дома, во главе которого стоит режиссер-учитель, воплощена здесь полнее, чем в какой-либо иной столичной труппе. При желании за работами ТЮЗа можно увидеть и то главное, что определяет смысл существования человека в культуре: кто-то из художников потворствует хаосу сегодняшней жизни и опрощению искусства, а театр Яновской сохраняет и развивает лучшее из того, что присуще отечественной театральной традиции. Хочется верить, что будущее за ним и за такими, как он, — за Мастерской Фоменко, наиболее значительными спектаклями «Табакерки», театром Васильева: ведь одичание преходяще, а театр, как известно, вечен.

Вадим Абдрашитов: вторая молодость зрителя

В театре Геты я снова становлюсь юным зрителем. Я перестаю следить за тем, как сделаны ее спектакли; я вижу Представление. Как в детстве, когда то, что тебе показывают, ты воспринимаешь исключительно на эмоциональном уровне. Отстраниться, вдуматься, проанализировать у меня не получается — для этого Гета слишком большой театральный мастер.

Ирина Корнеева «Умная, красивая, талантливая»

Время МН 24.06.2000

Сегодня вечером в ТЮЗ приглашенные соберутся не на спектакль — на день рождения главного режиссера театра Генриетты Яновской. В период безработицы и безденежья (было в ее жизни и такое) она одевала и кормила свою семью тем, что вязала — свитеры, юбки, брюки, пальто, даже сапоги однажды себе на спицах сделала… Кажется, и ставя спектакли, аккуратной уверенной рукой она их вывязывает — петелька за петельку, слово за слово, душу за душу. Будь то хоть покоривший Москву ее манифест «Собачье сердце», хоть «Иванов и другие», развернувший Чехова совершенно неожиданной стороной, хоть ее «Жак Оффенбах…», под канкан поведавший историю «Синей бороды», или же «Гроза» — ни одной мизансцены не выкинешь, ни одной реплики не уберешь — все связано. Сколько ей сегодня исполняется (а дата круглая, значительная), из ее уст не услышит никто. Годы она скрывает не из кокетства. По ее признанию, «нельзя верить женщине, способной назвать свой возраст, — такая женщина способна на все». В театре Генриетта Яновская способна почти на все, но верят ей там безгранично, а талантом ее и терпением восхищаются без устали. О Генриетте Яновской рассказывает актриса МХАТа им. Чехова НАТАЛЬЯ ТЕНЯКОВА.

Актрисой она была бы замечательной

Первый раз Яновскую я увидела на сцене. У них был очень сильный режиссерский курс — товстоноговский, и в спектакле «Люди и мыши» по Стейнбеку она играла одну-единственную женскую роль. Как звали ее героиню, я, конечно, уже не помню, но как Гета появлялась на сцене — никогда не забуду. У нее было очень красивое лицо, которое, впрочем, при ней и осталось, длинные роскошные волосы… Играла тогда прекрасно. Она могла бы быть и актрисой, все данные были при ней, но для актрисы она была слишком свободолюбива. Ей неинтересно было бы просто выполнять чью-то волю, ей, я думаю, и в голову это никогда не приходило. Режиссерский дар — лидерский — в ней был заложен прежде всего, но даже странно, что ей удалось его развить в советской системе. Потому что в то время все были унижены и задавлены, а женщины особенно.

Наши дороги разошлись, когда мы с Юрским уехали из Ленинграда, а Гета с Камой Гинкасом (режиссером, ее мужем. — Ред.) рванули в Красноярск, где сделали прекрасный театр — специально люди ездили в такую даль смотреть. А в Питере мы дружили домами. Они с Камой вели почти диссидентскую жизнь, читали все, что тогда было нельзя читать. В их доме мы познакомились с Иосифом Бродским. На пороге появился рыжий молодой человек, еще ни слова не произнес, но было видно, что гений. Он сварил кофе — вкус был необычайный и потом стал подробно рассказывать, как он его делает. Много лет прошло, а я до сих пор помню его интонации, его рецепт, помню, во что он был одет. Потому что Бродский в их квартире произвел ошеломляющее впечатление. Вот как если бы сейчас здесь открылась дверь и вошел бы Пушкин.

«Вдовий пароход»

Мы всю жизнь с Гетой хотели вместе работать, но — не случалось. Только на первой ее постановке в Москве — спектакле «Вдовий пароход» в Театре Моссовета она стала моим режиссером. Гета сделала сильнейший спектакль. Репетировать с ней было очень легко — режиссер она замечательный. С одной стороны, она утопает в артисте, очень многое ему дает, разбирая внутреннюю жизнь его персонажа, а с другой — выстраивает необычайно острые постановочные вещи, она всегда знает, чего хочет и что в спектакле будет делать. Это редкость. Как правило, если режиссер увлекается постановочными делами, актеры для него просто пешки, и он их расставляет, как хочет, а дальше те барахтаются сами. У Геты же до всего руки доходят. В каждой малюсенькой сценке она добивается «наивысшей мысли», чтобы получился пик того, чего она хочет. В любой сценке должна быть борьба, конфликт, иначе мы заскучаем, иначе нет драматургии. Вот этот конфликт, эту борьбу она доводит до совершенства. Помню, в спектакле «Вдовий пароход» мы должны были шкаф с места передвинуть. Ну что, казалось бы, особенного в том, что несколько коммунальных баб тащат шкаф? Гета же довела эту сцену метафорой: вот если мы не победим этот неподъемный шкаф, не сдвинем его, страна в войне не победит… Не бог весть что там я играла, но такого физического напряжения, такой усталости я не помню за всю мою карьеру. Мы все работали с чрезвычайной отдачей. Но и получали из зала столько же энергии, сколько и посылали. Благодаря Гете — она добивалась почти невозможного.

Конечно, у нее мужская постановочная рука. Но одновременно в театре она и истинная женщина. Очень терпеливая. Хозяйка, которая к театру, который она сделала, относится как к семье: всех приголубит, всем носы утрет и всех на место поставит.

Два режиссера в одной семье

Конечно, они и ссорятся, и ругаются, но они так болеют друг за друга! За Гетин спектакль Кама всегда переживает даже больше, чем за свою работу, и наоборот. Живут они вместе очень давно, такое ощущение, что всегда.

Сейчас в ТЮЗ к ним такой народ ходит замечательный! У театра много настоящих друзей. Я счастлива, что прошли они те глухие 70-е годы и оба состоялись как режиссеры. А Москва умная, что приняла таких людей, ведь именно здесь произошел их огромный взлет, Москва ценить умеет — слезам не верит, но если уж отметит, то по-настоящему.

Гета и Кама могли бы стать снобами, потому что люди они очень умные, образованные, небанальные, с большим весом в театральном мире — по гамбургскому счету у них очень высокий номер. Могли бы, но не стали. Может, оттого, что ленинградцы, может, потому, что очень интеллигентные. А Гета, кроме всего прочего, просто душевный и прелестный человек. Она собой отрицает вот это недоверчиво-брезгливое отношение мужчин: «Что? Умная, красивая, талантливая? Да быть такого не может!» На что я всегда возражаю: «А Яновская?»

Кто боится Вирджинии Вулф?

Московский ТЮЗ в новом сезоне продолжает говорить о странностях любви. Кама Гинкас поставил, возможно, одну из лучших пьес XX века.

Спектакль номинант на Российскую национальную театральную премию «Золотая маска» (2016 г.) в трех категориях:

  • Драма/Спектакль малой формы
  • Драма/работа режиссера
  • Драма/мужская роль

Сюжет о спектакле на канале Москва 24
Сюжет о спектакле на канале Россия 24
100-й спектакль
_________________________________________________________

Я познакомился с этой пьесой в студенческие годы и был поражен ее авангардностью. Спустя лет тридцать я попытался поставить ее во МХАТе с Лавровой, Шакуровым, Майоровой и Брусникиным. Уже тогда меня начали волновать странные человеческие отношения этой любящей пары. Сейчас, когда я репетирую этот спектакль, я понимаю, что это одна из двух-трех лучших, а может быть самая лучшая пьеса XX века.
Пьеса включает в себя все то, что может волновать человека: любовь и ненависть, жестокость и нежность, дикое одиночество вдвоем, мучительная зависимость друг от друга. Репетируя, неожиданно осознаешь, что пока эти двое любящих изощренно и нещадно бьют друг друга – они живут.
Она настолько хороша, роли настолько замечательно прописаны, что не хочется никаких театральных изысков, сложных мизансцен, громкой музыки, и прочих театральных фокусов. Тонкая и экстравагантная игра замечательных артистов Ольги Демидовой, Игоря Гордина, Марии Луговой, Ильи Шляги и Сергея Белова гарантирует сильные и глубокие впечатления.

Кама Гинкас. 5 октября 2014

Репетируя пьесу, я понял, что в ней есть еще и другое. Война человека рефлексирующего и человека деятельного. Необычные, я бы даже сказал парадоксальные отношения поколений, где не младшее, как обычно, а именно старшее, изничтожает младшее, насильно погружая их в беспощадную реальность. Пьеса полна острого эротизма и смачных шуток по этому поводу. В ней есть, как ни странно, и социальные отношения. И, что совсем странно, в этой жестокой, и одновременно очень веселой пьесе явно ощущается присутствие Бога. Конечно несколько абсурдированного.
У него красные глазки, потому что он все время, все время плачет. По нам?

Кама Гинкас. 11 октября 2014

_________________________________________________________

Вирджиния Вулф – писатель, философ, идол американских интеллектуалов.
Жизнь Вирджинии Вулф — череда смертей, запретные отношения, измены, мучительные депрессии, попытки самоубийства, бесконечно терзающий страх. Нескончаемое и напрасное бегство от реальности в изощренные интеллектуальные игры, в философские эссе, романы.
Герои пьесы Олби Джордж и Марта распевают: «Не боюсь Вирджинии Вулф» на мотив песенки из «Трех поросят». Шутка, сказка, глупость про маленьких беззащитных поросят, которые пытались укрыться от злого волка в соломенном домике. Зачем им бояться Вирджинии Вулф?

что это было?

Разговоры Генриетты Яновской и Камы Гинкаса о жизни, театре и любви, записанные другом и блестящим критиком Натальей Казьминой, вышли в издательстве «Артист. Режиссёр. Театр».
Книгу «Что это было?» вы можете приобрести в магазинах «Москва» на Тверской, «Дом книги» на Воздвиженке и «Библиоглобус».
А также в магазине «Театральные книги» при издательстве «АРТ»
(в издательстве действует услуга «Книги-почтой»).
GINKAS_super_view (1)

Премия Станиславского

«Событием сезона» признали спектакль Камы Гинкаса «Леди Макбет нашего уезда» и спектакль Генриетты Яновской «С любимыми не расставайтесь».
В номинации «Мастерство актера» (лучшая женская роль) победила
Елизавета Боярская!
Поздравляем!